Питая горьки размышленья,
Среди печальной их семьи,
Онегин взором сожаленья
Глядит на дымные струи
И мыслит, грустью отуманен:
Зачем я пулей в грудь не ранен?
Зачем не хилый я старик,
Как этот бедный откупщик?
Зачем, как тульский заседатель,
Я не
лежу в параличе?
Зачем не чувствую в плече
Хоть ревматизма? — ах, Создатель!
Я молод, жизнь во мне крепка;
Чего мне ждать? тоска, тоска!..
— Вы едете в Пензу, неужели вы думаете, что это случайно? В Пензе
лежит в параличе ваш отец, князь просил государя вам назначить этот город для того, чтоб ваше присутствие сколько-нибудь ему облегчило удар вашей ссылки. Неужели и вы не находите причины благодарить князя?
Пушкин перед смертью испытывал страшные мучения, бедняжка Гейне несколько лет
лежал в параличе; почему же не поболеть какому-нибудь Андрею Ефимычу или Матрене Саввишне, жизнь которых бессодержательна и была бы совершенно пуста и похожа на жизнь амебы, если бы не страдания?
Когда судьба, несколько времени играв Леоном в большом свете, бросила его опять на родину, он нашел майора Громилова, сидящего над больным Прямодушиным, который
лежал в параличе и не владел руками (все прочие друзья их были уже на том свете).
Неточные совпадения
И
в пример приводит какого-то ближнего помещика, который, будучи разбит
параличом, десять лет
лежал недвижим
в кресле, но и за всем тем радостно мычал, когда ему приносили оброк…
Вот комната, —
в комнате
лежат девушки, разбиты
параличом: «вставайте» — они встают, идут, и все они опять на поле, бегают, резвятся, — ах, как весело! с ними вместе гораздо веселее, чем одной!
Вечером того же дня он
лежал в спальной, разбитый
параличом.
Двумя грязными двориками, имевшими вид какого-то дна не вовсе просохнувшего озера, надобно было дойти до маленькой двери, едва заметной
в колоссальной стене; оттуда вела сырая, темная, каменная, с изломанными ступенями, бесконечная лестница, на которую отворялись, при каждой площадке, две-три двери;
в самом верху, на финском небе, как выражаются петербургские остряки, нанимала комнатку немка-старуха; у нее
паралич отнял обе ноги, и она полутрупом
лежала четвертый год у печки, вязала чулки по будням и читала Лютеров перевод Библии по праздникам.
Добрую старушку Аделаиду Ивановну, как только она получила известие о смерти брата, постигнул
паралич, и она
лежала без рук, без ног, без языка
в своем историческо-семейном отделении.
— Судья? У нас, барышня, три судьи, — отвечала старуха. — Один из них давно уж никого не судит. Он
лежит, разбитый
параличом, десять лет. Другой не занимается теперь делом, а живет помещиком. Он женился на богатой, взял
в приданое землю, — до суда ли ему теперь? Но и он уже старик…Женился лет пятнадцать тому назад, когда у меня помер мой старший сын, помяни, господи, его душу…
Всё
в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый
параличом, старый князь три недели
лежал в Богучарове
в новом, построенном князем Андреем, доме.