Неточные совпадения
Начиная с лестниц, ведущих
в палатки, полы и
клетки содержатся крайне небрежно, помет не вывозится, всюду запекшаяся кровь, которою пропитаны стены лавок, не окрашенных, как бы следовало по санитарным условиям, масляного краскою; по углам на полу всюду набросан сор, перья, рогожа, мочала… колоды для рубки мяса избиты и содержатся неопрятно, туши вешаются на ржавые железные невылуженные крючья, служащие при лавках одеты
в засаленное платье и грязные передники, а ножи
в неопрятном виде
лежат в привешанных к поясу мясников грязных, окровавленных ножнах, которые, по-видимому, никогда не чистятся…
Я дождался, пока снова отняли доски от
клетки львицы. Львица казалась спокойною. Прижавшись
в заднем углу, она
лежала, пригнув голову к лапам; она только вздыхала и, не двигаясь ни одним членом, тревожно бросала во все стороны взоры, исполненные
в одно и то же время и гордости и отчаянья.
Как усмиренный тигр
в клетке не берет мяса, которое ему положено под морду, и не
лежит спокойно, а прыгает через палку, когда ему велят делать это, не потому, что ему хочется делать это, а потому что он помнит раскаленный железный прут или голод, которому он подвергался каждый раз, когда не повиновался, точно так же и люди, подчиняющиеся тому, что им невыгодно, даже губительно для них, и что они считают несправедливым, делают это потому, что они помнят то, что бывало им за противодействие этому.
От самой постели начиналась темнота, от самой постели начинался страх и непонятное. Андрею Иванычу лучше наружи, он хоть что-нибудь да видит, а они как
в клетке и вдвоем — вдвоем. Под углом сходятся обе лавки, на которых
лежат, и становится невыносимо так близко чувствовать беспамятную голову и слышать короткое, частое, горячее и хриплое дыхание. Страшен беспамятный человек — что он думает, что видит он
в своей отрешенности от яви?
Махаон принадлежит к числу крупных наших бабочек; крылья имеет не круглые, а довольно длинные и остроконечные, по желтому основанию испещренные черными пятнами, жилками и
клетками; передние крылья перевиты по верхнему краю тремя черными короткими перевязками, а по краю боковому, на черной широкой кайме,
лежат отдельно,
в виде оторочки, желтые полукружочки, числом восемь; к туловищу,
в корнях крыльев, примыкают черные углы
в полпальца шириною; везде по желтому полю рассыпаны черные жилки, и все черные места как будто посыпаны слегка желтоватою пылью.
В походном, наскоро сколоченном из досок зверинце Иоганна Миллера сторожа еще не успели зажечь ламп для вечернего представления. На всем
лежит тяжелая полумгла. Железные решетки,
клетки, барьеры, скамейки, столбы, поддерживающие крышу, кадки с водою и ящики для песка кажутся при этом умирающем мерцании осеннего вечера нагроможденными
в беспорядке. Воздух насыщен острым запахом мелких хищников: лис, куниц и рысей, смешанным с запахом испортившегося сырого мяса и птичьего помета.
На полу
клетки лежал Карл, весь истерзанный, с переломанными руками, ногами и ребрами, но еще живой; сзади него львица, которой пуля Иоганна попала
в череп, и рядом с ней
в последней агонии Цезарь.
Хозяин думал, что лев забудет свое горе, если ему дать другую собачку, и пустил к нему
в клетку живую собачку; но лев тотчас разорвал ее на куски. Потом он обнял своими лапами мертвую собачку и так
лежал пять дней.
В самом деле, чистота везде была образцовая. Даже эта оскорбляющая морской глаз старшего офицера «деревня» — как называл он бак, где находились быки, бараны, свиньи и различная птица
в клетках, — была доведена до возможной степени чистоты. Везде
лежали чистые подстилки, и стараниями матросов четыре уцелевших еще быка (один уже был убит и съеден командой и офицерами), бараны и даже свиньи имели вполне приличный вид, достойный пассажиров такого образцового военного судна, как «Коршун».
В соседней
клетке лежал большой кордофанский лев.
Петр Иннокентьевич, как зверь
в клетке, продолжал ходить по комнате из угла
в угол. Револьвер снова
лежал на столе.
— Как кажется? — сказал царь. — Я вот
лежу на мягком ложе, вокруг меня покорные мне рабы и рабыни, и завтра я буду так же, как сегодня, пировать с моими друзьями, а Лаилиэ, как птица, сидит
в клетке и завтра будет с высунутым языком сидеть на колу и корчиться до тех пор, пока издохнет и тело его не будет разорвано псами.