Неточные совпадения
Хиония Алексеевна произносила этот монолог перед зеркалом, откуда на нее смотрело испитое, желтое лицо с выражением хищной
птицы, которой неожиданно попала в
лапы лакомая добыча. Погрозив себе пальцем, почтенная дама проговорила...
Для уборки рыбы природа позаботилась прислать санитаров в лице медведей, кабанов, лисиц, барсуков, енотовидных собак, ворон, сизоворонок, соек и т.д. Дохлой кетой питались преимущественно
птицы, четвероногие же старались поймать живую рыбу. Вдоль реки они протоптали целые тропы. В одном месте мы увидели медведя. Он сидел на галечниковой отмели и
лапами старался схватить рыбу.
Орлан оглянулся по сторонам и затем нагнул голову вниз. Тут только я заметил в
лапах у него какой-то предмет, но что именно это было — за дальностью расстояния — не было видно. Вдруг сзади и немного влево от меня послышался крик, какой обыкновенно издают пернатые хищники. Орлан насторожился. Он нагнул голову, дважды кивнул ею и раскрыл свой могучий желтый клюв. Оперение на шее у него поднялось. В этом виде он действительно оправдывал название царя
птиц.
Проснулись
птицы; серые московки пуховыми шариками падают с ветки на ветку, огненные клесты крошат кривыми носами шишки на вершинах сосен, на конце сосновой
лапы качается белая аполлоновка, взмахивая длинными рулевыми перьями, черный бисерный глазок недоверчиво косится на сеть, растянутую мной.
Держа в руке, короткой и маленькой, как
лапа ящерицы, кусок чего-нибудь съедобного, урод наклонял голову движениями клюющей
птицы и, отрывая зубами пищу, громко чавкал, сопел. Сытый, глядя на людей, он всегда оскаливал зубы, а глаза его сдвигались к переносью, сливаясь в мутное бездонное пятно на этом полумертвом лице, движения которого напоминали агонию. Если же он был голоден, то вытягивал шею вперед и, открыв красную пасть, шевеля тонким змеиным языком, требовательно мычал.
Лодка должна подвигаться вперед ровно, тихо и без всякого волнения водяной поверхности; весло никогда не вынимается из воды, и все повороты, все движения производятся под водою, подобно тому как производит их своими веслообразными
лапами гусь, лебедь и вся водоплавающая
птица.
Семен Матвеич заставил меня сесть. В полутьме я не могла разглядеть его лица, я же отворачивалась от него, но я слышала, что он тяжело дышал и скрипел зубами. Не страх чувствовала я и не отчаяние, а какое-то бессмысленное удивление… Пойманная
птица, должно быть, так замирает в когтях коршуна… да и рука Семена Матвеича, который все так же крепко держал меня, стискивала меня, как
лапа…
Короткая летняя ночь быстро таяла, чёрный сумрак лесной редел, становясь сизоватым. Впереди что-то звучно щёлкнуло, точно надломилась упругая ветвь, по
лапам сосны, чуть покачнув их, переметнулась через дорогу белка, взмахнув пушистым хвостом, и тотчас же над вершинами деревьев, тяжело шумя крыльями, пролетела большая
птица — должно быть, пугач или сова.
Эти разговоры взвинтили воображение, и мы невольно вздрагивали от каждого шороха в лесу. Меня всегда занимал вопрос об этих таинственных ночных звуках в лесу, которые на непривычного человека нагоняют панику. Откуда они, и почему они не походят ни на один дневной звук? Скрипит ли старое дерево, треснет ли сухой сучок под осторожной
лапой крадущегося зверя, шарахнется ли сонная
птица, — ничего не разберешь, а всего охватывает жуткое чувство страха, и мурашки бегут по спине.
Вдруг смолистым дымом пахнуло, и по узкой световой полосе, что высилась над дорогой, как громадные огненные
птицы, стаями понеслись горящие
лапы [Горящие ветки хвойных деревьев.], осыпая дождем искр поезд келейниц.
Он говорил, что некоторые деревья с наплывами обладают способностью поглощать зверей и
птиц, если только они сядут на них или просто как-нибудь случайно коснутся боком,
лапой или крылом.