Неточные совпадения
Вернувшись
в начале июня
в деревню, он вернулся и
к своим обычным занятиям. Хозяйство сельское, отношения с мужиками и соседями, домашнее хозяйство, дела сестры и брата, которые были у него на руках, отношения с женою,
родными, заботы о ребенке, новая пчелиная охота, которою он увлекся с нынешней весны, занимали всё его время.
Подошедши
к бюро, он переглядел их еще раз и уложил, тоже чрезвычайно осторожно,
в один из ящиков, где, верно, им суждено быть погребенными до тех пор, покамест отец Карп и отец Поликарп, два священника его
деревни, не погребут его самого,
к неописанной радости зятя и дочери, а может быть, и капитана, приписавшегося ему
в родню.
Он сам занимался моим воспитанием и никогда бы со мной не расстался, если б брат его, мой
родной дядя, не заехал
к нам
в деревню.
Два раза (об этом дальше) матушке удалось убедить его съездить
к нам на лето
в деревню; но, проживши
в Малиновце не больше двух месяцев, он уже начинал скучать и отпрашиваться
в Москву, хотя
в это время года одиночество его усугублялось тем, что все
родные разъезжались по
деревням, и его посещал только отставной генерал Любягин, родственник по жене (единственный генерал
в нашей семье), да чиновник опекунского совета Клюквин, который занимался его немногосложными делами и один из всех окружающих знал
в точности, сколько хранится у него капитала
в ломбарде.
— Матушка прошлой весной померла, а отец еще до нее помер. Матушкину
деревню за долги продали, а после отца только ружье осталось. Ни кола у меня, ни двора. Вот и надумал я: пойду
к родным, да и на людей посмотреть захотелось. И матушка, умирая, говорила: «Ступай, Федос,
в Малиновец,
к брату Василию Порфирьичу — он тебя не оставит».
И объяснялось это, кажется, глубокой иронией, с которою он относился
к своей
родной деревне, Гарному Лугу, и ко всему, что из него исходило, значит —
в том числе и
к себе.
Это хорошо, потому что, помимо всяких колонизационных соображений, близость детей оказывает ссыльным нравственную поддержку и живее, чем что-либо другое, напоминает им
родную русскую
деревню;
к тому же заботы о детях спасают ссыльных женщин от праздности; это и худо, потому что непроизводительные возрасты, требуя от населения затрат и сами не давая ничего, осложняют экономические затруднения; они усиливают нужду, и
в этом отношении колония поставлена даже
в более неблагодарные условия, чем русская
деревня: сахалинские дети, ставши подростками или взрослыми, уезжают на материк и, таким образом, затраты, понесенные колонией, не возвращаются.
В тот же день, после обеда, начали разъезжаться: прощаньям не было конца. Я, больной, дольше всех оставался
в Лицее. С Пушкиным мы тут же обнялись на разлуку: он тотчас должен был ехать
в деревню к родным; я уж не застал его, когда приехал
в Петербург.
Под разными предлогами, с рекомендательными письмами от
родных Прасковьи Ивановны, приезжал он
к Степану Михайловичу
в деревню, — но не понравился хозяину.
Но
в ту минуту, когда я пришел
к этому заключению, должно быть, я вновь, — перевернулся на другой бок, потому что сонная моя фантазия вдруг оставила
родные сени и перенесла меня, по малой мере, верст за пятьсот от
деревни Проплеванной.
Егорка прижал
в свое время у Сидора Кондратьича несколько сотен рублей; Егор Иванов опутал ими
деревню; Егор Иваныч съездил
в город, узнал, где раки зимуют, и открыл кабак, а при оном и лавку,
в качестве подспорья
к кабаку; а господин Груздёв уж о том мечтает, как бы ему «банку» устроить и
в конец
родную Палестину слопать.
— Н-да-а?.. — вопросительно протянул Гаврила. — Кабы мне так-то вот! — вздохнул он, сразу вспомнив
деревню, убогое хозяйство, свою мать и все то далекое,
родное, ради чего он ходил на работу, ради чего так измучился
в эту ночь. Его охватила волна воспоминаний о своей деревеньке, сбегавшей по крутой горе вниз,
к речке, скрытой
в роще берез, ветел, рябин, черемухи… — Эх, важно бы!.. — грустно вздохнул он.
«Выпрямилась», — подумал я по прочтении этого письма. Мне опять вспомнилась молодая искалеченная лиственница… Даже эти побои… Вероятно, Марье приходит при этом
в голову, что, — не будь всего того, что вырвало ее из
родной среды, — какой-нибудь «чоловi
к Тимiш» где-нибудь
в своей губернии так же напивался бы, так же куражился, так же поколачивал бы ее
в родной деревне… На то он «чоловi
к», свой,
родной, «законный».
— Ну, тем вам лучше, — говорю, — а мне
в мои лета, — и прочее, и прочее, — словом, отклонил от себя это соблазнительное предложение, которое для меня тем более неудобно, что я намеревался на другой день рано утром выехать из этого веселого города и продолжать мое путешествие. Земляк меня освободил, но зато взял с меня слово, что когда я буду
в деревне у моих
родных, то непременно приеду
к нему посмотреть его образцовое хозяйство и
в особенности его удивительную пшеницу.
Дня через два после того
к дому Сергея Андреича Колышкина подъехала извозчичья коляска, запряженная парой добрых коней.
В ней сидел высокий молодой человек
в новеньком с иголочки пальто и
в круглой шелковой шляпе. Если б коляска заехала
в деревню Поромову да остановилась перед избой Трифона Лохматого, не узнать бы ему
родного детища.
Согнать со двора хотела его Аксинья Захаровна, нейдет: «Меня-де сам Патап Максимыч
к себе жить пустил, я-де ему
в Узенях нужен, а ты мне не указчица…» И денег уж Аксинья Захаровна давала ему, уйди только из
деревни вон, но и тем не могла избавиться от собинки: пропьянствует на стороне дня три, четыре да по милым
родным и стоскуется — опять
к сестре на двор…
Поставила Никитишна домик о край
деревни, обзавелась хозяйством, отыскала где-то троюродную племянницу, взяла ее вместо дочери, вспоила, вскормила, замуж выдала, зятя
в дом приняла и живет теперь себе, не налюбуется на маленьких внучат, привязанных
к бабушке больше, чем
к родной матери.
— По пословице,
родной, по пословице. А ты, мой батюшка, все шалберничаешь, — погрозила она ему пальцем; — а нет того, чтобы зайти
к старухе посидеть!.. Приходи, что ли;
в бостон по старой памяти поиграем. А мне кстати из
деревни медвежьи окорока прислали, ты ведь любишь пожрать-то?
Решаясь заехать
в родную деревню,
к отцу-матери на побывку, так думал Герасим
в своей гордыне: «Отец теперь разжился, и все же нет у него таких капиталов, какие мне нажить довелось
в эти пятнадцать годов…
Нестерпимо потянуло ее назад,
в деревню… Коричневый дом с его садом казались бедной девочке каким-то заколдованным местом, чужим и печальным, откуда нет и не будет возврата ей, Дуне. Мучительно забилось сердечко… Повлекло на волю…
В бедную
родную избенку, на кладбище
к дорогим могилкам,
в знакомый милый лес,
к коту Игнатке,
в ее уютный уголок, на теплую лежанку… Дуня и не заметила, как слезинки одна за другою скатывались по ее захолодевшему личику, как губы помимо воли девочки шептали что-то…
Слезы душили горло… Все миновало и не вернется никогда. Везут ее, Дуню,
в чужой город,
в чужое место,
к чужим людям. Ни леса там, ни поля, ни
деревни родной. Ах, господи! За что прогневался ты, милостивец, на нее, сиротку? Чем досадила она тебе?
К семнадцатому году своего возраста Павел Николаевич освободился от всех своих
родных, как истинных, так и нареченных: старший Бодростин умер; супруги Гордановы, фамилию которых носил Павел Николаевич, также переселились
в вечность, и герой наш пред отправлением своим
в университет получил из рук Михаила Андреевича Бодростина копию с протокола дворянского собрания об утверждении его, Павла Николаевича Горданова,
в дворянстве и документ на принадлежность ему
деревни в восемьдесят душ, завещанной ему усопшим Петром Бодростиным.
Перед тем как меня снаряжали
в студенты, я прощался с моим
родным городом, когда мы вернулись из
деревни к августу,
к ярмарочному времени. И весной, когда я гулял с сестрой по набережной и нашему «Откосу», и теперь на прощанье я подолгу стаивал на вышке, откуда видно все Заволжье, и часть ярмарки, и Печерский монастырь, и слева Егорьевская башня кремля.
Свадьба была
в Москве, здесь провели молодые свой медовый месяц.
Родные остались для Тони теми же дорогими друзьями, какими были прежде. Она приглашала Крошку Доррит
к себе на житье
в деревню, но та, пожелав ей всевозможного счастья, не хотела расставаться со своими братьями и скромной долей, которой лучше не желала. Тони распределила свой денежный капитал, доставшийся ей после смерти ее благодетельницы, братьям и сестре, только переслала
к себе
в деревню свой любимый рояль, с которым не могла расстаться.
Такая торопливость необходима, потому что иначе она бросилась бы
в ноги
к хозяйке и стала бы просить прощения, и тогда репутация ее пала бы на кухне и пронеслась бы позором по всей
родной деревне.