Неточные совпадения
— Пойдем, я кончил, — сказал Вронский и, встав, пошел
к двери. Яшвин встал тоже, растянув свои огромные ноги и длинную
спину.
Бабушка была уже в зале: сгорбившись и опершись на спинку стула, она стояла у стенки и набожно молилась; подле нее стоял папа. Он обернулся
к нам и улыбнулся, заметив, как мы, заторопившись, прятали за
спины приготовленные подарки и, стараясь быть незамеченными, остановились у самой
двери. Весь эффект неожиданности, на который мы рассчитывали, был потерян.
Вошел человек лет шестидесяти, беловолосый, худой и смуглый, в коричневом фраке с медными пуговицами и в розовом платочке на шее. Он осклабился, подошел
к ручке
к Аркадию и, поклонившись гостю, отступил
к двери и положил руки за
спину.
Тогда Самгин, пятясь, не сводя глаз с нее, с ее топающих ног, вышел за
дверь, притворил ее, прижался
к ней
спиною и долго стоял в темноте, закрыв глаза, но четко и ярко видя мощное тело женщины, напряженные, точно раненые, груди, широкие, розоватые бедра, а рядом с нею — себя с растрепанной прической, с открытым ртом на сером потном лице.
Он встал и начал быстро пожимать руки сотрапезников, однообразно кивая каждому гладкой головкой, затем, высоко вскинув ее, заложив одну руку за
спину, держа в другой часы и глядя на циферблат, широкими шагами длинных ног пошел
к двери, как человек, совершенно уверенный, что люди поймут, куда он идет, и позаботятся уступить ему дорогу.
Самгин, оглушенный, стоял на дрожащих ногах, очень хотел уйти, но не мог, точно
спина пальто примерзла
к стене и не позволяла пошевелиться. Не мог он и закрыть глаз, — все еще падала взметенная взрывом белая пыль, клочья шерсти; раненый полицейский, открыв лицо, тянул на себя медвежью полость; мелькали люди, почему-то все маленькие, — они выскакивали из ворот, из
дверей домов и становились в полукруг; несколько человек стояло рядом с Самгиным, и один из них тихо сказал...
Но вечером, когда Самгин постучал в
дверь Марины, —
дверь распахнул пред ним коренастый, широкоплечий, оборотился
спиной к нему и сказал сиповатым тенором...
Варавка и Лютов сидели за столом, Лютов
спиною к двери; входя в комнату, Клим услыхал его слова...
Однажды, придя
к учителю, он был остановлен вдовой домохозяина, — повар умер от воспаления легких. Сидя на крыльце, женщина веткой акации отгоняла мух от круглого, масляно блестевшего лица своего. Ей было уже лет под сорок; грузная, с бюстом кормилицы, она встала пред Климом, прикрыв
дверь широкой
спиной своей, и, улыбаясь глазами овцы, сказала...
— Ты их, Гашка, прутом, прутом, — советовала она, мотая тяжелой головой. В сизых, незрячих глазах ее солнце отражалось, точно в осколках пивной бутылки. Из
двери школы вышел урядник, отирая ладонью седоватые усы и аккуратно подстриженную бороду, зорким взглядом рыжих глаз осмотрел дачников, увидав Туробоева, быстро поднял руку
к новенькой фуражке и строго приказал кому-то за
спиною его...
Она взвизгивала все более пронзительно. Самгин, не сказав ни слова, круто повернулся
спиною к ней и ушел в кабинет, заперев за собою
дверь. Зажигая свечу на столе, он взвешивал, насколько тяжело оскорбил его бешеный натиск Варвары. Сел
к столу и, крепко растирая щеки ладонями, думал...
— Убирайтесь
к черту! — закричал Самгин, сорвав очки с носа, и даже топнул ногой, а Попов, обернув
к нему широкую
спину свою, шагая
к двери, пробормотал невнятное, но, должно быть, обидное.
Самгин пошел мыться. Но, проходя мимо комнаты, где работал Кумов, — комната была рядом с ванной, — он, повинуясь толчку изнутри, тихо приотворил
дверь. Кумов стоял
спиной к двери, опустив руки вдоль тела, склонив голову
к плечу и напоминая фигуру повешенного. На скрип
двери он обернулся, улыбаясь, как всегда, глуповатой и покорной улыбкой, расширившей стиснутое лицо его.
Турчанинов сидел
спиною к двери, Безбедов — боком.
Иногда, чаще всего в час урока истории, Томилин вставал и ходил по комнате, семь шагов от стола
к двери и обратно, — ходил наклоня голову, глядя в пол, шаркал растоптанными туфлями и прятал руки за
спиной, сжав пальцы так крепко, что они багровели.
Попов стоял
спиной к двери, в маленькой прихожей было темно, и Самгин увидал голову Марины за плечом Попова только тогда, когда она сказала...
— Закрыть, — приказал Тагильский.
Дверь, торопливо звякнув железом, затворили, Безбедов прислонился
спиною к ней, прижал руки ко груди жестом женщины, дергая лохмотья рубашки.
Захар с трудом высвободился из
двери, но тотчас притворил ее за собой и прислонился
к ней плотно
спиной.
Он попал будто в клетку тигрицы, которая, сидя в углу, следит за своей жертвой: и только он брался за ручку
двери, она уже стояла перед ним, прижавшись
спиной к замку и глядя на него своим смеющимся взглядом, без улыбки.
Пока я подымался, они оба, обернувшись
спиной к дверям, тщательно меня рассматривали.
В мгновение, когда мы остались одни с Стебельковым, тот вдруг закивал мне на Дарзана, стоявшего
к нам
спиною, в
дверях; я показал Стебелькову кулак.
Едва станешь засыпать — во сне ведь другая жизнь и, стало быть, другие обстоятельства, — приснитесь вы, ваша гостиная или дача какая-нибудь; кругом знакомые лица; говоришь, слушаешь музыку: вдруг хаос — ваши лица искажаются в какие-то призраки; полуоткрываешь сонные глаза и видишь, не то во сне, не то наяву, половину вашего фортепиано и половину скамьи; на картине, вместо женщины с обнаженной
спиной, очутился часовой; раздался внезапный треск, звон — очнешься — что такое? ничего: заскрипел трап, хлопнула
дверь, упал графин, или кто-нибудь вскакивает с постели и бранится, облитый водою, хлынувшей
к нему из полупортика прямо на тюфяк.
Барон, нужды нет, что сидел
спиной к дверям, сейчас догадался, что это значит.
Обратясь
спиной к дверям, я вдруг услышал шелест женского платья, мягкую походку — живо оборачиваюсь — белые кисейные блузы…
Ляховский сидел в старом кожаном кресле,
спиной к дверям, но это не мешало ему видеть всякого входившего в кабинет — стоило поднять глаза
к зеркалу, которое висело против него на стене.
В течение рассказа Чертопханов сидел лицом
к окну и курил трубку из длинного чубука; а Перфишка стоял на пороге
двери, заложив руки за
спину и, почтительно взирая на затылок своего господина, слушал повесть о том, как после многих тщетных попыток и разъездов Пантелей Еремеич наконец попал в Ромны на ярмарку, уже один, без жида Лейбы, который, по слабости характера, не вытерпел и бежал от него; как на пятый день, уже собираясь уехать, он в последний раз пошел по рядам телег и вдруг увидал, между тремя другими лошадьми, привязанного
к хребтуку, — увидал Малек-Аделя!
Раз весною прихожу я
к нему:
спиною к дверям в больших креслах сидел какой-то генерал, мне не было видно его лица, а только один серебряный эполет.
Хозяева вставали в семь часов пить чай. Оба злые. Хозяин чахоточный. Били чем попало и за все, — все не так. Пороли розгами, привязавши
к скамье. Раз после розог два месяца в больнице лежал — загноилась
спина… Раз выкинули зимой на улицу и
дверь заперли. Три месяца в больнице в горячке лежал…
Дверь очень медленно открылась, в комнату вползла бабушка, притворила
дверь плечом, прислонилась
к ней
спиною и, протянув руки
к синему огоньку неугасимой лампады, тихо, по-детски жалобно, сказала...
Стонал и всхлипывал дед, ворчала бабушка, потом хлопнула
дверь, стало тихо и жутко. Вспомнив, зачем меня послали, я зачерпнул медным ковшом воды, вышел в сени — из передней половины явился часовых дел мастер, нагнув голову, гладя рукою меховую шапку и крякая. Бабушка, прижав руки
к животу, кланялась в
спину ему и говорила тихонько...
Но сват уже пятился
к дверям, озираясь по сторонам: Окулко был знаменитый разбойник, державший в страхе все заводы. В
дверях старики натолкнулись на дурака Терешку и Парасковею-Пятницу, которых подталкивали в
спину другие.
Все время расчета Илюшка лежал связанный посреди кабака, как мертвый. Когда Груздев сделал знак, Морок бросился его развязывать, от усердия
к благодетелю у него даже руки дрожали, и узлы он развязывал зубами. Груздев, конечно, отлично знал единственного заводского вора и с улыбкой смотрел на его широчайшую
спину. Развязанный Илюшка бросился было стремглав в открытую
дверь кабака, но здесь попал прямо в лапы
к обережному Матюшке Гущину.
Лиза стояла
спиною к двери и чесала сама свою голову. Услыхав, что отворяют
дверь, она оглянулась.
Помню, я стоял
спиной к дверям и брал со стола шляпу, и вдруг в это самое мгновение мне пришло на мысль, что когда я обернусь назад, то непременно увижу Смита: сначала он тихо растворит
дверь, станет на пороге и оглядит комнату; потом тихо, склонив голову, войдет, станет передо мной, уставится на меня своими мутными глазами и вдруг засмеется мне прямо в глаза долгим, беззубым и неслышным смехом, и все тело его заколышется и долго будет колыхаться от этого смеха.
Передохнуть в какой-то подъезд —
спиною крепко
к дверям — и тотчас же ко мне, как ветром, прибило маленькую человеческую щепочку.
Но я не дал ей кончить, торопливо втолкнул в
дверь — и мы внутри, в вестибюле. Над контрольным столиком — знакомые, взволнованно-вздрагивающие, обвислые щеки; кругом — плотная кучка нумеров — какой-то спор, головы, перевесившиеся со второго этажа через перила, — поодиночке сбегают вниз. Но это — потом, потом… А сейчас я скорее увлек О в противоположный угол, сел
спиною к стене (там, за стеною, я видел: скользила по тротуару взад и вперед темная, большеголовая тень), вытащил блокнот.
Полковник Брем, одетый в кожаную шведскую куртку, стоял у окна,
спиною к двери, и не заметил, как вошел Ромашов. Он возился около стеклянного аквариума, запустив в него руку по локоть. Ромашов должен был два раза громко прокашляться, прежде чем Брем повернул свое худое, бородатое, длинное лицо в старинных черепаховых очках.
Ф.В. Головин устроился за своей конторкой
спиной к ее
двери, так же повернул свой стул и невозмутимый М.Г. Гаврилов, а С.Р. Скородумов загородился от ее взоров кучей книг на конторке.
Ставрогин встал со стула, мигом вскочил и Верховенский и машинально стал
спиной к дверям, как бы загораживая выход. Николай Всеволодович уже сделал жест, чтоб оттолкнуть его от
двери и выйти, но вдруг остановился.
В зале, куда вышел он принять на этот раз Николая Всеволодовича (в другие разы прогуливавшегося, на правах родственника, по всему дому невозбранно), воспитанный Алеша Телятников, чиновник, а вместе с тем и домашний у губернатора человек, распечатывал в углу у стола пакеты; а в следующей комнате, у ближайшего
к дверям залы окна, поместился один заезжий, толстый и здоровый полковник, друг и бывший сослуживец Ивана Осиповича, и читал «Голос», разумеется не обращая никакого внимания на то, что происходило в зале; даже и сидел
спиной.
Он пошарил на столе, стоя
спиной к Елене и нагнувшись. У нее мелькнула мысль — встать и тотчас же уйти из каюты, но он, точно угадывая и предупреждая ее мысль, вдруг гибким, чисто звериным движением, в один прыжок подскочил
к двери и запер ее двумя оборотами ключа.
Подбежал Максим, тоже пьяный, и вдвоем они потащили меня по палубе
к своей каюте, мимо спящих пассажиров. Но у
дверей каюты стоял Смурый, в
двери, держась за косяки, — Яков Иваныч, а девица колотила его по
спине кулаками и пьяным голосом кричала...
Сквозь узкую щель у косяка Передонов увидел, что Антоша сидел у стола,
спиной к двери, рядом с маленькой девочкой в белом платьице.
С нею было боязно, она казалась безумной, а уйти от неё — некуда было, и он всё прижимался
спиною к чему-то, что качалось и скрипело. Вдруг косенькая укусила его в плечо и свалилась на пол, стала биться, точно рыба. Савка схватил её за ноги и потащил
к двери, крича...
Зотушка посмотрел на широкую
спину уходившего Михалка и, потянув лошадь за осклизлый повод, опять зашлепал по двору своими босыми ногами. Сутулая, коренастая фигура Михалки направилась
к дому и быстро исчезла в темных
дверях сеней. Можно было расслышать, как он вытирал грязные ноги о рогожу, а затем грузно начал подниматься по ступенькам лестницы.
Никита быстро отворил
дверь, грубо, обеими руками и коленом отпихнул Андрея Ефимыча, потом размахнулся и ударил его кулаком по лицу. Андрею Ефимычу показалось, что громадная соленая волна накрыла его с головой и потащила
к кровати; в самом деле, во рту было солоно: вероятно, из зубов пошла кровь. Он, точно желая выплыть, замахал руками и ухватился за чью-то кровать, и в это время почувствовал, что Никита два раза ударил его в
спину.
Никита захлопнул
дверь и прислонился
к ней
спиной.
— Как? вы? вы ревнуете? — промолвила она наконец и, обернувшись
спиной к мужу, вышла вон из комнаты."Он ревнует!" — послышалось за
дверями, и снова раздался ее хохот.
Лунёв тоже встал у
дверей, прислонясь
спиной к стене.
Илья запер
дверь, обернулся, чтобы ответить, — и встретил перед собой грудь женщины. Она не отступала перед ним, а как будто всё плотнее прижималась
к нему. Он тоже не мог отступить: за
спиной его была
дверь. А она стала смеяться… тихонько так, вздрагивающим смехом. Лунёв поднял руки, осторожно положил их ладонями на её плечи, и руки у него дрожали от робости пред этой женщиной и желания обнять её. Тогда она сама вытянулась кверху, цепко охватила его шею тонкими, горячими руками и сказала звенящим голосом...