Неточные совпадения
Степан Аркадьич был на «ты» почти со всеми своими знакомыми: со стариками шестидесяти лет, с мальчиками двадцати лет, с актерами, с министрами, с
купцами и с генерал-адъютантами, так что очень многие из бывших с ним на «ты» находились на двух крайних пунктах общественной лестницы и очень бы
удивились, узнав, что имеют через Облонского что-нибудь общее.
Княгиня
удивлялась потом, как сильно действует на князя Федора Сергеевича крошечная рюмка водки, которую он пил официально перед обедом, и оставляла его покойно играть целое утро с дроздами, соловьями и канарейками, кричавшими наперерыв во все птичье горло; он обучал одних органчиком, других собственным свистом; он сам ездил ранехонько в Охотный ряд менять птиц, продавать, прикупать; он был артистически доволен, когда случалось (да и то по его мнению), что он надул
купца… и так продолжал свою полезную жизнь до тех пор, пока раз поутру, посвиставши своим канарейкам, он упал навзничь и через два часа умер.
Купцы могли только
удивляться, как такой ничтожный учителишко осмеливался перечить самому Павлу Степанычу и даже вот на волос его не боялся.
— Ну, уж времечко! — говорит
купец Колупаев соседу своему
купцу Разуваеву,
удивляясь, что оба они сидят на воле, а не в остроге.
Только что увезли ловчие Лиску, возвратился и бродяга в свой подвал. Он
удивился, не найдя в нем своего друга, и заскучал. Ходил целый день как помешанный, искал, кликал, хлеба в подвале положил (пущай, мол, дура, поест с холодухи-то, набегается ужо!), а Лиски все не было… Только вечером услыхал он разговор двух
купцов, сидевших на лавочке, что собак в саду «ловчие переимали» и в собачий приют увезли.
— Женят таких, которые не любят друг друга, а потом
удивляются, что несогласно живут, — торопилась говорить дама, оглядываясь на адвоката и на меня и даже на приказчика, который, поднявшись с своего места и облокотившись на спинку, улыбаясь, прислушивался к разговору. — Ведь это только животных можно спаривать, как хозяин хочет, а люди имеют свои склонности, привязанности, — очевидно желая уязвить
купца, говорила она.
Купец не спешил в Россию, а Бенни, следуя за ним, прокатал почти все свои небольшие деньги и все только
удивлялся, что это за странный закал в этом русском революционере? Все он только ест, пьет, мечет банки, режет штоссы, раздевает и одевает лореток и только между делом иногда вспомнит про революцию, да и то вспомнит для шутки: «А что, мол, скажешь, как, милый барин, наша революция!»
— Вот дурак… —
удивился генерал. — Да ведь он не убивал этого опившегося
купца?.. Дорвался человек до дарового угощения, ну, и лопнул… Вздор! А вот свечка… ха-ха! Может быть, Тарас-то Ермилыч с горя и помолиться пошел, а тут опять неудача… Нет, пойдем к генеральше!..
Он, впрочем, знал только троих и объяснил мне, что
купец — лошадиный барышник, высокая дама или девица, называющая Ивана Кузьмича кумом, будто бы многим кума, и
удивился, почему я ее не знаю, тогда как у ней есть шляпный магазин.
— Это конечно, — любезно соглашается надзиратель. — И
удивляюсь я на этих господ студентов. Учиться не хочут, красные флаги какие-то выбрасывают, стреляются. Не хочут понять, каково это ихним родителям. Ну, еще бедные — черт с ними, прельщаются на жидовские деньги. Но ведь и порядочные туда же, сыновья дворян, священников,
купцов… Нар-род! Однако, мадам, пожелав вам всего хорошего…
Приказчик
удивился и говорит: «Как же простить? Этак и те приказчики то же будут делать: все добро растаскают».
Купец говорит: «Ивана Петрова надо простить: когда я начинал торговать, мы с ним товарищами были. Когда я женился, мне под венец надеть нечего было. Он мне свою жилетку дал надеть. Ивана Петрова надо простить».
Но ежели этот
купец, вступив в подряд, кормил своих рабочих гнилью и в конце концов обсчитал их — хули
купца, но не
удивляйся смирению рабочих, которые ели гниль и все-таки все до одного продолжали работать, а после ужиленья трудовых рублей тихо и мирно разошлись по домам.
Баранщиков этого никак не ожидал и очень
удивился, как простые
купцы и мещане смеют умышлять над ним этакую грубость!