Неточные совпадения
Бобчинского. Сто лет и
куль червонцев!
Нужда с
кулем тащилася, —
Мучица, чай, не лишняя,
Да подати не ждут!
Пройдя молча два раза подле
кулей и овладев собой, он спокойно обратился к Сергею Ивановичу.
В косой вечерней тени
кулей, наваленных на платформе, Вронский в своем длинном пальто и надвинутой шляпе, с руками в карманах, ходил, как зверь в клетке, на двадцати шагах быстро поворачиваясь. Сергею Ивановичу, когда он подходил, показалось, что Вронский его видит, но притворяется невидящим. Сергею Ивановичу это было всё равно. Он стоял выше всяких личных счетов с Вронским.
Цветы и ленты на шляпе, вся веселится бурлацкая ватага, прощаясь с любовницами и женами, высокими, стройными, в монистах и лентах; хороводы, песни, кипит вся площадь, а носильщики между тем при криках, бранях и понуканьях, нацепляя крючком по девяти пудов себе на спину, с шумом сыплют горох и пшеницу в глубокие суда, валят
кули с овсом и крупой, и далече виднеют по всей площади кучи наваленных в пирамиду, как ядра, мешков, и громадно выглядывает весь хлебный арсенал, пока не перегрузится весь в глубокие суда-суряки [Суда-суряки — суда, получившие свое название от реки Суры.] и не понесется гусем вместе с весенними льдами бесконечный флот.
Все они спали в картинных положениях; кто подмостив себе под голову
куль, кто шапку, кто употребивши просто бок своего товарища.
Самгин много слышал о мощности немецкой артиллерии, о силе ее заградительного огня, не представлял, как можно достать врага штыком, обучение бою на
куле соломы казалось ему нелепостью постыдной.
Со двора дома, напротив квартиры Самгина, выносили деревянное сооружение, в котором болтался
куль, набитый соломой.
Солдаты, один за другим, кричали «ура» и, подбегая, вытаращив глаза, тыкали в
куль штыками — смотреть на это было неприятно и смешно.
Более сотни китайцев брали
кули, пуда в три-четыре, легко и ловко взбрасывали их себе на шею и мчались во всю мочь на пароход под этим солнцем, когда дышишь будто огнем.
В домах не видать признака жизни, а между тем в них и из них вбегают и выбегают
кули, тащат товары, письма, входят и выходят англичане, под огромными зонтиками, в соломенных или полотняных шляпах, и все до одного, и мы тоже, в белых куртках, без жилета, с едва заметным признаком галстуха.
Китайцы с лодок подняли крик;
кули приставал к Фаддееву, который, как мандарин, уселся было в лодку и ухватил обеими руками корзину.
Вот стройный, красивый негр финго, или мозамбик, тащит тюк на плечах; это
кули — наемный слуга, носильщик, бегающий на посылках; вот другой, из племени зулу, а чаще готтентот, на козлах ловко управляет парой лошадей, запряженных в кабриолет.
Наконец
кули повел нас через одну лавчонку в темный чулан: там, на грязной циновке, лежал один курильщик; он беспрестанно палочкой черпал опиум и клал его в крошечное отверстие круглой большой трубки.
А они ничего: тело обнажено, голова открыта, потому что в тростниковой широкой шляпе неловко было бы носить на шее
кули; только косы, чтоб не мешали, подобраны на затылке, как у женщин.
Я нанял лодку и посадил в нее Фаддеева, но и
кули последовал за ним и возобновил драку.
Накупив однажды всякой всячины, я отдал все это
кули, который положил покупки в корзину и пошел за мной.
— «Есть здесь слоны?» — спросили мы у
кули.
Между прочим, я встретил целый ряд носильщиков: каждый нес по два больших ящика с чаем. Я следил за ними. Они шли от реки: там с лодок брали ящики и несли в купеческие домы, оставляя за собой дорожку чая, как у нас, таская
кули, оставляют дорожку муки. Местный колорит! В амбарах ящики эти упаковываются окончательно, герметически, и идут на американские клипперы или английские суда.
Кули обернулся в другую сторону и крикнул громче.
Потом видел уж его, гордо удалявшегося на нашей шлюпке с одними покупками, но без корзины, которая принадлежала
кули и была предметом схватки, по нашей недогадливости.
Мы пристали к одной из множества пристаней европейского квартала, и сквозь какой-то купеческий дом, через толпу китайцев, продавцов и носильщиков (
кули), сквозь всевозможные запахи протеснились на улицу, думая там вздохнуть свободно.
Кули крикнул: из кучи джонок слабо отозвался кто-то и замолчал, но никто не ехал.
Вот, не угодно ли, вас проводит туда
кули, а вы заплатите ему за это реал или, пожалуй, больше».
Я не знал, на что решиться, и мрачно сидел на своем чемодане, пока товарищи мои шумно выбирались из трактира.
Кули приходили и выходили, таская поклажу. Все ушли; девятый час, а шкуне в 10 часу велено уйти. Многие из наших обедают у Каннингама, а другие отказались, в том числе и я. Это прощальный обед. Наконец я быстро собрался, позвал писаря нашего, который жил в трактире, для переписки бумаг, велел привести двух
кули, и мы отправились.
Я никак не мог вселить в него желания сыграть роль иностранца и барина, и все шествие наше до пристани было постоянной дракой Фаддеева с
кули за корзину.
А вон пронесли двое покойника, не на плечах, как у нас, а на руках; там бежит
кули с письмом, здесь тащат корзину с курами.
Мы вышли к большому монастырю, в главную аллею, которая ведет в столицу, и сели там на парапете моста. Дорога эта оживлена особенным движением: беспрестанно идут с ношами овощей взад и вперед или ведут лошадей с перекинутыми через спину
кулями риса, с папушами табаку и т. п. Лошади фыркали и пятились от нас. В полях везде работают. Мы пошли на сахарную плантацию. Она отделялась от большой дороги полями с рисом, которые были наполнены водой и походили на пруды с зеленой, стоячей водой.
В заливе Джигит нам пришлось просидеть около двух недель. Надо было дождаться мулов во что бы то ни стало: без вьючных животных мы не могли тронуться в путь. Воспользовавшись этим временем, я занялся обследованием ближайших окрестностей по направлению к заливу Пластун, где в прошлом году у Дерсу произошла встреча с хунхузами. Один раз я ходил на реку
Кулему и один раз на север по побережью моря.
Удэгейцы скалу эту называют Куле-Рапани, а китайцы — Ван-Син-лаза, по имени китайца Ван Сина — первой жертвы неосторожности.
Тропа опять перешла на реку и вскоре привела нас к тому месту, где Иодзыхе разбивается на три реки: Синанцу,
Кулему (этимология этого слова мне неизвестна) и Ханьдахезу [Ханьда — лось (маньчжурское слово), хе-цзы — речка (китайское).].
Кулему, длиной 40 км, течет с запада и имеет истоки в горах Сихотэ-Алиня, а Ханьдахеза — 20 км; по последней можно выйти на реку Сицу (приток Санхобе), где в прошлом году меня застал лесной пожар.
Отсюда берет начало река Кулумбе (по-удэгейски
Куле); староверы измеряют ее в 50–60 км.
Когда они покончили, староста положил становому в телегу
куль овса и мешок картофеля, писарь, напившийся в кухне, сел на облучок, и они уехали.
На их обязанности было также готовить мочалки, для чего покупали
кули из-под соли, на которые шло хорошее мочало.
А когда Цыганок выбежал на двор, Григорий, присев на
куль сандала, поманил меня к себе...
Груздев осмотрел все подробно, пересчитал
кули и прикинул на глазомер лежавшее в кучах зерно.
Работы у «убитых коломенок» было по горло. Мужики вытаскивали из воды
кули с разбухшим зерном, а бабы расшивали
кули и рассыпали зерно на берегу, чтобы его охватывало ветром и сушило солнышком. Но зерно уже осолодело и от него несло затхлым духом. Мыс сразу оживился. Бойкие заводские бабы работали с песнями, точно на помочи. Конечно, в первую голову везде пошла развертная солдатка Аннушка, а за ней Наташка. Они и работали везде рядом, как привыкли на фабрике.
Картина, которую представлял берег Каменки, заставила ахнуть даже Артема. Боец Горюн, высокая известковая скала, выдававшаяся в реку грудью, стоял на правом берегу Каменки, в излучине, под самым прибоем; левый берег выдавался низкою песчаною отмелью. Теперь вся эта отмель была завалена обломками убившихся о Горюн коломенок,
кулями и какими-то черными кучами.
— Я очень благодарю пана
Кулю; переход сделан осторожно.
Куля нагнулся к лицу больного, взглянул на него и в ужасе вскрикнул...
Потом в городе была еще замечательна улица Крупчатная, на которой приказчики и носильщики, таская
кули, сбивали прохожих с ног или, шутки ради, подбеливали их мучкой самой первой руки; да была еще улица Главная.
Даже в такие зимы, когда овес в Москве бывал по два с полтиной за
куль, наверно никому не удавалось нанять извозчика в Лефортово дешевле, как за тридцать копеек. В Москве уж как-то укрепилось такое убеждение, что Лефортово есть самое дальнее место отовсюду.
Куля впереди трех человек уже почти доехал до одного стога, как его молодая лошадь вдруг вздрогнула, поднялась на дыбы и бросилась в сторону.
Глазам
Кули представилась черная африканская голова с кучерявою шерстью вместо волос. Негр лежал, широко раскрыв остолбеневшие глаза. Он тяжело дышал ускоренным смрадным дыханием и шевелил пурпурным языком между запекшимися губами.
«Десять дней тому назад, — начал читать Вязмитинов, — к нам доставили из Пружан молодого предводителя мятежнической банды Станислава
Кулю».
— Темно в окнах, — прошептал
Куля.
Куля молча поднялся и вошел через крошечные сени в тесную хату стражника.