Неточные совпадения
Постой ты, бесовский
кузнец, чтоб черт поколотил и тебя, и твою кузницу, ты у меня напляшешься!
«Так, это она!
стоит, как царица, и блестит черными очами! Ей рассказывает что-то видный парубок; верно, забавное, потому что она смеется. Но она всегда смеется». Как будто невольно, сам не понимая как, протерся
кузнец сквозь толпу и стал около нее.
— Я готов! — сказал
кузнец. — У вас, я слышал, расписываются кровью;
постой же, я достану в кармане гвоздь! — Тут он заложил назад руку — и хвать черта за хвост.
— Чудная девка! — прошептал вошедший тихо
кузнец, — и хвастовства у нее мало! С час
стоит, глядясь в зеркало, и не наглядится, и еще хвалит себя вслух!
—
Постойте, — сказала одна из них, —
кузнец позабыл мешки свои; смотрите, какие страшные мешки! Он не по-нашему наколядовал: я думаю, сюда по целой четверти барана кидали; а колбасам и хлебам, верно, счету нет! Роскошь! целые праздники можно объедаться.
—
Постой, я сам отворю, — сказал
кузнец и вышел в сени, в намерении отломать с досады бока первому попавшемуся человеку.
—
Постой, голубчик! — закричал
кузнец, — а вот это как тебе покажется? — При сем слове он сотворил крест, и черт сделался так тих, как ягненок. —
Постой же, — сказал он, стаскивая его за хвост на землю, — будешь ты у меня знать подучивать на грехи добрых людей и честных христиан! — Тут
кузнец, не выпуская хвоста, вскочил на него верхом и поднял руку для крестного знамения.
Как вкопанный
стоял кузнец на одном месте. «Нет, не могу; нет сил больше… — произнес он наконец. — Но боже ты мой, отчего она так чертовски хороша? Ее взгляд, и речи, и все, ну вот так и жжет, так и жжет… Нет, невмочь уже пересилить себя! Пора положить конец всему: пропадай душа, пойду утоплюсь в пролубе, и поминай как звали!»
«Не любит она меня, — думал про себя, повеся голову,
кузнец. — Ей все игрушки; а я
стою перед нею как дурак и очей не свожу с нее. И все бы
стоял перед нею, и век бы не сводил с нее очей! Чудная девка! чего бы я не дал, чтобы узнать, что у нее на сердце, кого она любит! Но нет, ей и нужды нет ни до кого. Она любуется сама собою; мучит меня, бедного; а я за грустью не вижу света; а я ее так люблю, как ни один человек на свете не любил и не будет никогда любить».
Долго
стояла Оксана, раздумывая о странных речах
кузнеца.
Кузнец не без робости отворил дверь и увидел Пацюка, сидевшего на полу по-турецки, перед небольшою кадушкою, на которой
стояла миска с галушками. Эта миска
стояла, как нарочно, наравне с его ртом. Не подвинувшись ни одним пальцем, он наклонил слегка голову к миске и хлебал жижу, схватывая по временам зубами галушки.
Впереди
стояли двумя рядами степенные русаки-каменщики, все до одного в белых фартуках, почти все со льняными волосами и рыжими бородами, сзади них литейщики и
кузнецы в широких темных блузах, перенятых от французских и английских рабочих, с лицами, никогда не отмываемыми от железной копоти, — между ними виднелись и горбоносые профили иноземных увриеров; [Рабочих (от франц. ouvier).] сзади, из-за литейщиков, выглядывали рабочие при известковых печах, которых издали можно было узнать по лицам, точно обсыпанным густо мукою, и по воспаленным, распухшим, красным глазам…
В сарае темно, сыро, в углу его
стоит кузнец Савёл и куёт железную решётку, громко ударяя молотом по раскалённым прутьям.
Он отошёл прочь, отирая рукавом рубахи в кровь расцарапанное лицо. Среди двора
стоял кузнец, мрачно нахмурив брови. Илья, увидев его, вздрогнул от страха и остановился, уверенный, что сейчас
кузнец изобьёт его за сына. Но тот повёл плечами и сказал...
— Ого-о! — сказал Евсей, когда присмотрелся. Город, вырастая, становился всё пестрей. Зелёный, красный, серый, золотой, он весь сверкал, отражая лучи солнца на стёклах бесчисленных окон и золоте церковных глав. Он зажигал в сердце ожидание необычного.
Стоя на коленях, Евсей держался рукою за плечо дяди и неотрывно смотрел вперёд, а
кузнец говорил ему...
Так и сделали. Часа через полтора Костик ехал с
кузнецом на его лошади, а сзади в других санях на лошади Прокудина ехал Вукол и мяукал себе под нос одну из бесконечных русских песенок. Снег перестал сыпаться, метель улеглась, и светлый месяц,
стоя высоко на небе, ярко освещал белые, холмистые поля гостомльской котловины. Ночь была морозная и прохватывала до костей. Переднею лошадью правил
кузнец Савелий, а Костик лежал, завернувшись в тулуп, и они оба молчали.
Кузнец ничего не ответил на это замечание и только поглядел на свою бабу, которая, опершись рукою на ухват,
стояла перед таганом и смотрела в чугун, кипевший белым ключом.
Однажды Митька, к великой радости моей, принес копье, на которое
кузнец насадил железный наконечник, и так как наискось против крыльца дома
стоял пустой флигель, бывший когда-то на моей памяти малярной мастерской, то мы уходили в него и, начертивши углем на дверях круги с черным центром упражнялись в метании копья.
Долго продолжалось в этот день веселье в селе Кузьминском. Уж давно село солнце, уже давно полночь наступила, на небе одни лишь звездочки меж собою переглядывались да месяц, словно красная девка, смотрел во все глаза, — а все еще не умолкали песни и треньканье балалайки, и долго-долго потом, после того как все уж стихло и смолкло, не переставали еще кое-где мелькать в окнах огоньки, свидетельствовавшие, что хозяйкам немало
стоило труда уложить мужей, вернувшихся со свадебной пирушки
кузнеца Силантия.
Ради водосвятия и торжественного христианского праздника кузницы с утра
стояли закрытые. По окончании торжества их начинали открывать, но работы было мало, И
кузнецы, такие же веселые, как мы, праздно толпились еще на берегу. Между берегом и льдом замелькали, сверкая на солнце, комья снега и куски льда…
За дверью, освещая ему путь лампой,
стоял хозяин дома,
Кузнецов, лысый старик с длинной седой бородой и в белом, как снег, пикейном пиджаке. Старик благодушно улыбался и кивал головой.
Это было как раз в навозницу, и
кузнец Родион, высокий, тощий старик, без шапки, босой, с вилами через плечо,
стоял около своей грязной, безобразной телеги и, оторопев, смотрел на пони, и видно было по его лицу, что он раньше никогда не видел таких маленьких лошадей.
И наконец, настала ночь, в комнату принесли огонь, и Елена снова подошла к окну. Густая темнота окутывала улицу. Бедные и грубые предметы скучной обычности скрывались в черном покрове ночи, — и было что-то торжественное в этой печальной черноте. Против окна, у которого
стояла Елена, слабо виднелся, на другой стороне улицы, при свете редких фонарей, маленький, кирпично-красный дом
кузнеца. Фонари
стояли далеко от него, — он казался черным.
Нам кажется, глядя на работу
кузнеца, что подкова совсем готова —
стоит только раза два ударить, — а он сламывает ее и бросает в огонь, зная, что она не проварена.
Высокий малый,
стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на
кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную, светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый
стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что-то. Окровавленный
кузнец с мрачным видом
стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.