Неточные совпадения
На другой
день, проснувшись рано, стали отыскивать"языка". Делали все это серьезно, не моргнув. Привели какого-то еврея и хотели сначала повесить его, но потом вспомнили, что он совсем не для того требовался, и простили. Еврей, положив
руку под стегно, [Стегно́ — бедро.] свидетельствовал, что надо идти сначала на слободу Навозную, а потом кружить по полю до тех пор, пока не явится урочище, называемое Дунькиным вра́гом. Оттуда же, миновав три повёртки, идти
куда глаза глядят.
Все молчали, глядя на реку: по черной дороге бесшумно двигалась лодка, на носу ее горел и кудряво дымился светец, черный человек осторожно шевелил веслами, а другой, с длинным шестом в
руках, стоял согнувшись у борта и целился шестом в отражение огня на воде; отражение чудесно меняло формы, становясь похожим то на золотую рыбу с множеством плавников, то на глубокую, до
дна реки, красную яму,
куда человек с шестом хочет прыгнуть, но не решается.
— Взяточку, — слышите, Аннушка? Взяточку просят, — с радостью воскликнул Ястребов. — Значит,
дело в шляпе! — И, щелкнув пальцами, он засмеялся сконфуженно, немножко пискливо. Захарий взял его под
руку и увел куда-то за дверь, а девица Обоимова, с неизменной улыбкой покачав головой, сказала Самгину...
Он три раза перевернулся на диване от этого известия, потом посмотрел в ящик к себе: и у него ничего не было. Стал припоминать,
куда их
дел, и ничего не припомнил; пошарил на столе
рукой, нет ли медных денег, спросил Захара, тот и во сне не видал. Она пошла к братцу и наивно сказала, что в доме денег нет.
Еще более призадумался Обломов, когда замелькали у него в глазах пакеты с надписью нужное и весьма нужное, когда его заставляли делать разные справки, выписки, рыться в
делах, писать тетради в два пальца толщиной, которые, точно на смех, называли записками; притом всё требовали скоро, все куда-то торопились, ни на чем не останавливались: не успеют спустить с
рук одно
дело, как уж опять с яростью хватаются за другое, как будто в нем вся сила и есть, и, кончив, забудут его и кидаются на третье — и конца этому никогда нет!
— Андрей Петрович, — схватил я его за
руку, не подумав и почти в вдохновении, как часто со мною случается (
дело было почти в темноте), — Андрей Петрович, я молчал, — ведь вы видели это, — я все молчал до сих пор, знаете для чего? Для того, чтоб избегнуть ваших тайн. Я прямо положил их не знать никогда. Я — трус, я боюсь, что ваши тайны вырвут вас из моего сердца уже совсем, а я не хочу этого. А коли так, то зачем бы и вам знать мои секреты? Пусть бы и вам все равно,
куда бы я ни пошел! Не так ли?
Две младшие дочери, в храмовой праздник али отправляясь
куда в гости, надевали голубые или зеленые платья, сшитые по-модному, с обтяжкою сзади и с аршинным хвостом, но на другой же
день утром, как и во всякий
день, подымались чем свет и с березовыми вениками в
руках выметали горницы, выносили помои и убирали сор после постояльцев.
Штабс-капитан замахал наконец
руками: «Несите, дескать,
куда хотите!» Дети подняли гроб, но, пронося мимо матери, остановились пред ней на минутку и опустили его, чтоб она могла с Илюшей проститься. Но увидав вдруг это дорогое личико вблизи, на которое все три
дня смотрела лишь с некоторого расстояния, она вдруг вся затряслась и начала истерически дергать над гробом своею седою головой взад и вперед.
— Браво! Давайте теперь пистолеты. Ей-богу, нет времени. И хотел бы с тобой поговорить, голубчик, да времени нет. Да и не надо вовсе, поздно говорить. А! где же деньги,
куда я их
дел? — вскрикнул он и принялся совать по карманам
руки.
Чертопханов дрожал, как в лихорадке; пот градом катился с его лица и, мешаясь со слезами, терялся в его усах. Он пожимал
руки Лейбе, он умолял, он чуть не целовал его… Он пришел в исступление. Жид попытался было возражать, уверять, что ему никак невозможно отлучиться, что у него
дела…
Куда! Чертопханов и слышать ничего не хотел. Нечего было делать: согласился бедный Лейба.
Сегодня я заметил, что он весь
день был как-то особенно рассеян. Иногда он садился в стороне и о чем-то напряженно думал. Он опускал
руки и смотрел куда-то вдаль. На вопрос, не болен ли он, старик отрицательно качал головой, хватался за топор и, видимо, всячески старался отогнать от себя какие-то тяжелые мысли.
А главное в том, что он порядком установился у фирмы, как человек дельный и оборотливый, и постепенно забрал
дела в свои
руки, так что заключение рассказа и главная вкусность в нем для Лопухова вышло вот что: он получает место помощника управляющего заводом, управляющий будет только почетное лицо, из товарищей фирмы, с почетным жалованьем; а управлять будет он; товарищ фирмы только на этом условии и взял место управляющего, «я, говорит, не могу,
куда мне», — да вы только место занимайте, чтобы сидел на нем честный человек, а в
дело нечего вам мешаться, я буду делать», — «а если так, то можно, возьму место», но ведь и не в этом важность, что власть, а в том, что он получает 3500 руб. жалованья, почти на 1000 руб. больше, чем прежде получал всего и от случайной черной литературной работы, и от уроков, и от прежнего места на заводе, стало быть, теперь можно бросить все, кроме завода, — и превосходно.
«Ну, думает, ведьма подтасовала; теперь я сам буду сдавать». Сдал. Засветил козыря. Поглядел на карты: масть хоть
куда, козыри есть. И сначала
дело шло как нельзя лучше; только ведьма — пятерик с королями! У деда на
руках одни козыри; не думая, не гадая долго, хвать королей по усам всех козырями.
Однажды они начали игру в прятки, очередь искать выпала среднему, он встал в угол за амбаром и стоял честно, закрыв глаза
руками, не подглядывая, а братья его побежали прятаться. Старший быстро и ловко залез в широкие пошевни, под навесом амбара, а маленький, растерявшись, смешно бегал вокруг колодца, не видя,
куда девать себя.
— Да неужто, матушка, вы нас совсем покидаете? Да
куда же вы пойдете? И еще в
день рождения, в такой
день! — спрашивали расплакавшиеся девушки, целуя у ней
руки.
Дело в том, что всего две недели назад он получил под
рукой одно известие, хоть и короткое и потому не совсем ясное, но зато верное, о том, что Настасья Филипповна, сначала пропавшая в Москве, разысканная потом в Москве же Рогожиным, потом опять куда-то пропавшая и опять им разысканная, дала наконец ему почти верное слово выйти за него замуж.
В эту минуту из комнат вышла на террасу Вера, по своему обыкновению, с ребенком на
руках. Лебедев, извивавшийся около стульев и решительно не знавший,
куда девать себя, но ужасно не хотевший уйти, вдруг набросился на Веру, замахал на нее
руками, гоня прочь с террасы, и даже, забывшись, затопал ногами.
После обеда Лемм достал из заднего кармана фрака,
куда он то и
дело запускал
руку, небольшой сверток нотной бумаги и, сжав губы, молча положил его на фортепьяно.
— Хо-хо!.. Нашел дураков… Девка — мак, так ее кержаки и отпустили. Да и тебе не обмозговать этого самого
дела… да. Вон у меня дерево стоеросовое растет, Окся; с
руками бы и ногами отдал куда-нибудь на мясо — да никто не берет. А вы плачете, что Феня своим умом устроилась…
— Нет… Я про одного человека, который не знает,
куда ему с деньгами деваться, а пришел старый приятель, попросил денег на
дело, так нет. Ведь не дал… А школьниками вместе учились, на одной парте сидели. А дельце-то какое: повернее в десять раз, чем жилка у Тараса. Одним словом, богачество… Уж я это самое
дело вот как знаю, потому как еще за казной набил
руку на промыслах. Сотню тысяч можно зашибить, ежели с умом…
— Или опять пятипроцентные, — замечал третий. — С чего они упали? Как об этом ученые понимают? А мы просто это
дело понимаем. Меняло скупает пятипроцентные:
куда он
девает? Ему деньги нужны, а он билеты скупает. Дело-то видно,
куда они идут: всё в одни
руки и идут и оттуда опять к цене выйдут, а казна в стороне.
— Да, мой милый, — сказала она после довольно продолжительного молчания, во время которого она осмотрела меня с ног до головы таким взглядом, что я не знал,
куда девать свои глаза и
руки, — могу сказать, что вы очень цените мою любовь и составляете для меня истинное утешение.
Он как-то не по-обыкновенному мне обрадовался, как человек, нашедший наконец друга, с которым он может
разделить свои мысли, схватил меня за
руку, крепко сжал ее и, не спросив,
куда я иду, потащил меня за собою.
«Заговорить самому о вчерашнем
деле, — подумал я, — спросить ее,
куда она так спешила, чтобы узнать окончательно…», но я только махнул
рукой и присел в уголок.
— Ах, я чуть не забыл… — спохватился Лаптев, делая порывистое движение
рукой. — Вот, по мысли Прейна, мы думаем составить маленькую консультацию,
куда решились пригласить кого-нибудь из… из знающих
дело по посторонним заводам. Так я говорю, Прейн?
На другой
день после второго спектакля, рано утром, доктор получил записку от Майзеля с приглашением явиться к нему в дом; в post scriptum’e [Приписке (лат.).] стояла знаменательная фраза: «по очень важному
делу». Бедный Яша Кормилицын думал сказаться больным или убежать куда-нибудь, но, как нарочно, не было под
руками даже ни одного труднобольного. Скрепя сердце и натянув залежавшийся фрачишко, доктор отправился к Майзелю. Заговорщики были в сборе, кроме Тетюева.
Дело Родиона Антоныча было совсем дрянь, и он, махнув на все
рукой, плыл туда,
куда его уносил стремительный поток событий.
Мальчик, по имени Валек, высокий, тонкий, черноволосый, угрюмо шатался иногда по городу без особенного
дела, заложив
руки в карманы и кидая по сторонам взгляды, смущавшие сердца калачниц. Девочку видели только один или два раза на
руках пана Тыбурция, а затем она куда-то исчезла, и где находилась — никому не было известно.
Но дар слова ему не давался: всегда смешается и сробеет, так что не знает,
куда руки девать,
куда себя
девать, и после еще долго про себя ответ шепчет, как бы желая поправиться.
На этой мысли он вошел с Мартыном Степанычем в дом, и они снова увидали отца Василия, который, несколько важно раскланиваясь с встречавшеюся ему прислугою, прошел в комнату Егора Егорыча,
куда войдя, поздравил именинника со
днем ангела и, подав ему заздравную просфору, благословил его, причем Егор Егорыч поцеловал у отца Василия
руку и сказал ему своей обычной скороговоркой...
— То-то, — сказал он почти начальственно, — ноне с этим строго. Коли кто
куда приехал, должен
дело за собой объявить. А коли кто зря ездит —
руки к лопаткам и в холодную!
— А, это ты, товарищ! — сказал он, — добро пожаловать! Ну, что его княжеская милость, как здравствует с того
дня, как мы вместе Малютиных опричников щелкали? Досталось им от нас на Поганой Луже! Жаль только, что Малюта Лукьяныч ускользнул да что этот увалень, Митька, Хомяка упустил. Несдобровать бы им у меня в
руках! Что, я чай, батюшка-царь
куда как обрадовался, как царевича-то увидал! Я чай, не нашел, чем пожаловать князь Никиту Романыча!
Бабенькины апартаменты были вытоплены. В спальной стояла совсем приготовленная постель, а на письменном столе пыхтел самовар; Афимьюшка оскребала на
дне старинной бабенькиной шкатулочки остатки чая, сохранившиеся после Арины Петровны. Покуда настаивался чай, Федулыч, скрестивши
руки, лицом к барышне, держался у двери, а по обеим сторонам стояли скотница и Марковна в таких позах, как будто сейчас, по первому манию
руки, готовы были бежать
куда глаза глядят.
— Орел, братцы, есть царь лесов… — начал было Скуратов, но его на этот раз не стали слушать. Раз после обеда, когда пробил барабан на работу, взяли орла, зажав ему клюв
рукой, потому что он начал жестоко драться, и понесли из острога. Дошли до вала. Человек двенадцать, бывших в этой партии, с любопытством желали видеть,
куда пойдет орел. Странное
дело: все были чем-то довольны, точно отчасти сами они получили свободу.
Он скидывает полушубок, нога об ногу сапоги, снимает жилет, перетягивает через голову рубаху и с выступающими ребрами, голый, дрожа телом и издавая запах вина, табаку и пота, босыми ногами входит в присутствие, не зная,
куда деть обнаженные жилистые
руки.
А где-нибудь в сторонке, заложив
руки за спину, поочерёдно подставляя уши новым словам и улыбаясь тёмной улыбкой, камнем стоял Шакир, в тюбетейке, и казалось, что он пришёл сюда, чтобы наскоро помолиться, а потом быстро уйти куда-то по важному, неотложному
делу.
— Экой дурак! — сказал Тиунов, махнув
рукою, и вдруг все точно провалились куда-то на время, а потом опять вылезли и, барахтаясь, завопили, забормотали. Нельзя было понять, какое время стоит —
день или ночь, всё оделось в туман, стало шатко и неясно. Ходили в баню, парились там и пили пиво, а потом шли садом в горницы, голые, и толкали друг друга в снег.
Наконец после трех
дней бесполезного шарканья по всем возможным закоулкам затерянные предметы были найдены между грядами огорода,
куда, очевидно, забросила их чья-нибудь озорная
рука, потому что ни тетка Анна, ни домашние ее не думали даже заходить в огород.
— Но пока я выбирал якорь, отец получил удар веслом в грудь — вырвало весла из
рук у него — он свалился на
дно без памяти. Мне некогда было помочь ему, каждую секунду нас могло опрокинуть. Сначала — всё делается быстро: когда я сел на весла — мы уже неслись куда-то, окруженные водной пылью, ветер срывал верхушки волн и кропил нас, точно священник, только с лучшим усердием и совсем не для того, чтобы смыть наши грехи.
Силан. Постой!
Куда ты? (Махнув
рукой). Не мое
дело! (Запирает калитку). Эка жизнь! Наказание! (Стучит в доску и кричит). Посматривал!
— Вы не жизнь строили — вы помойную яму сделали! Грязищу и духоту развели вы
делами своими. Есть у вас совесть? Помните вы бога? Пятак — ваш бог! А совесть вы прогнали…
Куда вы ее прогнали? Кровопийцы! Чужой силой живете… чужими
руками работаете! Сколько народу кровью плакало от великих
дел ваших? И в аду вам, сволочам, места нет по заслугам вашим… Не в огне, а в грязи кипящей варить вас будут. Веками не избудете мучений…
— Вот, батюшка, тогда
дело другое: и подраться-то было куражнее! Знал, что живой в
руки не дамся; а теперь что я?.. малой ребенок одолеет. Пробовал вчера стрелять из ружья — куда-те? Так в
руках ходуном и ходит! Метил в забор, а подстрелил батькину корову. Да что отец Егор, вернулся, что ль?
— В самом
деле, — сказал Зарецкой, — ступай лечиться к своей невесте. Видишь ли, мое предсказание сбылось: ты явишься к ней с Георгиевским крестом и с подвязанной
рукою.
Куда ты счастлив, разбойник! Ну, что за прибыль, если меня ранят? К кому явлюсь я с распоранным рукавом? Перед кем стану интересничать? Перед кузинами и почтенной моей тетушкой? Большая радость!.. Но вот, кажется, и на левом фланге угомонились. Пора: через полчаса в пяти шагах ничего не будет видно.
После обеда игумен Моисей повел гостя в свой монастырский сад, устроенный игуменскими
руками. Раньше были одни березы, теперь пестрели цветники. Любил грозный игумен всякое произрастание, особенно «крин сельный». Для зимы была выстроена целая оранжерея,
куда он уходил каждый
день после обеда и работал.
— Пойдем,
куда тебе нужно, — тихо ответила Настя, взяв сваху за
руку. Это было первое слово, которое выговорила Настя в
день своей свадьбы.
В этот же самый Троицын
день, после обеда, Лиза, гуляя по саду и выходя из него на луг,
куда повел ее муж, чтобы показать клевер, переходя маленькую канавку, оступилась и упала. Она упала мягко на бок, но охнула, и в лице ее муж увидал не только испуг, но боль. Он хотел поднять ее, но она отвела его
руку.
Я сопоставил хрипоту, зловещую красноту в глотке, странные белые пятна в ней, мраморную грудь и догадался. Прежде всего я малодушно вытер
руки сулемовым шариком, причем беспокойная мысль: «Кажется, он кашлянул мне на
руки» — отравила мне минуту. Затем беспомощно и брезгливо повертел в
руках стеклянный шпатель, при помощи которого исследовал горло моего пациента.
Куда бы его
деть?
— Бездельник ты этакой! — закричал господин Голядкин. — Разбойник ты этакой! голову ты срезал с меня! Господи,
куда же это он письмо-то сбыл с
рук? Ахти, создатель мой, ну, как оно… И зачем я его написал? и нужно было мне его написать! Расскакался, дуралей, я с амбицией! Туда же полез за амбицией! Вот тебе и амбиция, подлец ты этакой, вот и амбиция!.. Ну, ты!
куда же ты письмо-то
дел, разбойник ты этакой? Кому же ты отдал его?..
И вот, когда дети перестали поздравлять родителей с добрым утром и целованием родительских ручек выражать волнующие их чувства по поводу съеденного обеда, когда самовар, около которого когда-то ютилась семья, исчез из столовой куда-то в буфетную, откуда чай, разлитый
рукой наемника, разносился по закоулкам квартиры, когда
дни именин и рождений сделались пустой формальностью, служащей лишь поводом для выпивки, — только тогда прозорливые люди догадались, что семейству угрожает действительная опасность.
Бенни во время сражения находился в лагере Гарибальди,
куда он прибыл из Швейцарии, в качестве корреспондента. Когда командир девятого полка был убит, тогда сын Гарибальди, Менотти, предложил Бенни команду, от которой он не отказался. Но командовать пришлось ему недолго, он был ранен в правую
руку около большого пальца. В
день 4 ноября он вместе с другими ранеными был привезен в госпиталь святого Онуфрия. Вот что он рассказывал мне о ночи на 5 ноября...