Неточные совпадения
Деревянный, потемневший
трактир принял Чичикова под свой узенький гостеприимный навес на деревянных выточенных столбиках, похожих на старинные церковные подсвечники.
Трактир был что-то вроде русской избы, несколько в большем размере. Резные узорочные карнизы из свежего дерева вокруг окон и под
крышей резко и живо пестрили темные его стены; на ставнях были нарисованы кувшины с цветами.
На углу Остоженки и 1-го Зачатьевского переулка в первой половине прошлого века был большой одноэтажный дом, занятый весь
трактиром Шустрова, который сам с семьей жил в мезонине, а огромный чердак да еще пристройки на
крыше были заняты голубятней, самой большой во всей Москве.
А над домом по-прежнему носились тучи голубей, потому что и Красовский и его сыновья были такими же любителями, как и Шустровы, и у них под
крышей также была выстроена голубятня. «Голубятня» — так звали
трактир, и никто его под другим именем не знал, хотя официально он так не назывался, и в печати появилось это название только один раз, в московских газетах в 1905 году, в заметке под заглавием: «Арест революционеров в “Голубятне"».
В прежние годы Охотный ряд был застроен с одной стороны старинными домами, а с другой — длинным одноэтажным зданием под одной
крышей, несмотря на то, что оно принадлежало десяткам владельцев. Из всех этих зданий только два дома были жилыми: дом, где гостиница «Континенталь», да стоящий рядом с ним
трактир Егорова, знаменитый своими блинами. Остальное все лавки, вплоть до Тверской.
В полчаса, которые вы провели в
трактире, погода успела перемениться: туман, расстилавшийся по морю, собрался в серые, скучные, сырые тучи и закрыл солнце; какая-то печальная изморозь сыплется сверху и мочит
крыши, тротуары и солдатские шинели…
Налево от шоссе тянулось потемневшее жнивье, и только на бугристом и близком горизонте одинокими купами поднимались невысокие разрозненные деревья и кусты. Впереди, недалеко, была застава и возле нее
трактир с железной красной
крышей, а у
трактира кучка людей дразнила деревенского дурачка Илюшу.
— Фу-у! Ка-ак ты говорить научился! То есть как град по
крыше… сердито! Ну ладно, — будь похож на человека… только для этого безопаснее в
трактир ходить; там человеки все же лучше Софьиных… А ты бы, парень, все-таки учился бы людей-то разбирать, который к чему… Например — Софья… Что она изображает? Насекомая для украшения природы и больше — ничего!
Скоро и солнце запало за
крыши и только с минутку еще блестело в окнах высокого, в три этажа,
трактира; и караваном телег потянулись в сумерки поля мужики-однодеревенцы, снимаясь гнездами, как грачи.
Серый деревянный
трактир Вавилова, с кривой
крышей, поросшей мхом, оперся на одну из кирпичных стен завода и казался большим паразитом, присосавшимся к ней.
Николай и Ольга с первого взгляда поняли, какая тут жизнь, но ничего не сказали друг другу; молча свалили узлы и вышли на улицу молча. Их изба была третья с краю и казалась самою бедною, самою старою на вид; вторая — не лучше, зато у крайней — железная
крыша и занавески на окнах. Эта изба, неогороженная, стояла особняком, и в ней был
трактир. Избы шли в один ряд, и вся деревушка, тихая и задумчивая, с глядевшими из дворов ивами, бузиной и рябиной, имела приятный вид.
Постоялый двор превратился в
трактир; верхний этаж обгорел,
крыша стала желтой от ржавчины, навес мало-помалу обвалился, но на дворе в грязи всё еще валялись громадные, жирные свиньи, розовые, отвратительные.
В кабаке Семена, переименованном недавно в
трактир — титул, совсем не идущий избенке с ощипанной
крышей и с парой тусклых окошек, — сидят двое охотников-мужиков.