Неточные совпадения
Он не договорил и очень неприятно поморщился. Часу
в седьмом он опять уехал; он все хлопотал. Я остался наконец один-одинехонек. Уже рассвело. Голова у меня слегка
кружилась. Мне мерещился Версилов: рассказ этой дамы выдвигал его совсем
в другом
свете. Чтоб удобнее обдумать, я прилег на постель Васина так, как был, одетый и
в сапогах, на минутку, совсем без намерения спать — и вдруг заснул, даже не помню, как и случилось. Я проспал почти четыре часа; никто-то не разбудил меня.
Одной ночью разразилась сильная гроза. Еще с вечера надвинулись со всех сторон тучи, которые зловеще толклись на месте,
кружились и сверкали молниями. Когда стемнело, молнии, не переставая, следовали одна за другой, освещая, как днем, и дома, и побледневшую зелень сада, и «старую фигуру». Обманутые этим
светом воробьи проснулись и своим недоумелым чириканьем усиливали нависшую
в воздухе тревогу, а стены нашего дома то и дело вздрагивали от раскатов, причем оконные стекла после ударов тихо и жалобно звенели…
После этого мы как-то не часто виделись. Пушкин
кружился в большом
свете, а я был как можно подальше от него. Летом маневры и другие служебные занятия увлекали меня из Петербурга. Все это, однако, не мешало нам, при всякой возможности встречаться с прежней дружбой и радоваться нашим встречам у лицейской братии, которой уже немного оставалось
в Петербурге; большею частью свидания мои с Пушкиным были у домоседа Дельвига.
Выйдешь оттуда на вольный воздух, так словно
в тюрьме целый год высидел: глаза от
света режет, голова
кружится, даже руки-ноги дрожат.
Публика с какою-то безнадежною апатией колотилась взад и вперед, не рискуя пускаться
в аллеи более отдаленные и
кружась в районе
света, выходящего из окон здания.
В открытые окна, через головы зрителей, вливались отблески вечерней зари,
в красноватом
свете этом
кружились, как слепые, мужчина и женщина.
Аян, стиснув зубы, работал веслами. Лодка ныряла, поскрипывая и дрожа, иногда как бы раздумывая, задерживаясь на гребне волны, и с плеском кидалась вниз, подбрасывая Аяна.
Свет фонаря растерянно мигал во тьме. Ветер вздыхал, пел и
кружился на одном месте, уныло гудел
в ушах, бесконечно толкаясь
в мраке отрядами воздушных существ с плотью из холода: их влажные, обрызганные морем плащи хлестали Аяна по лицу и рукам.
Каким-то новым чувством смущена,
Его слова еврейка поглощала.
Сначала показалась ей смешна
Жизнь городских красавиц, но… сначала.
Потом пришло ей
в мысль, что и она
Могла б
кружиться ловко пред толпою,
Терзать мужчин надменной красотою,
В высокие смотреться зеркала
И уязвлять, но не желая зла,
Соперниц гордой жалостью, и
в светеБлистать, и ездить четверней
в карете.
Тут тихо, тихо, словно издалека,
Послышался старинный менуэт:
Под говор струй так шелестит осока,
Или, когда вечерний меркнет
свет,
Хрущи,
кружась над липами высоко,
Поют весне немолчный свой привет,
И чудятся нам
в шуме их полета
И вьолончеля звуки и фагота.
Все
кружится в глазах Дуни, все туманится, все кроется мраком, за ней гонятся какие-то чудовища с огненными глазами, чарующие огненные взоры черной барыни ровно насквозь пронизывают страдающую девушку, но вдали
в слабо мерцающем
свете — он.
Розовое платье перестало
кружиться… Воздушная фигурка остановилась
в двух шагах… Знакомые черные смеющиеся глаза озарили Дуню их жизнерадостным ярким
светом.
Она
кружилась, притопывала ногами и вздрагивала плечом, совсем как деревенская девка, и было смешно видеть это у ней, затянутой
в корсет, с пушистою, изящною прическою. Александра Михайловна и Прасковья Федоровна подпевали и хлопали
в такт ладошами. У Александры Михайловны
кружилась голова. От вольных, удалых движений Тани становилось на душе вольно, вырастали крылья, и казалось — все пустяки и жить на
свете вовсе не так уж скучно.
Хлопья его, попав
в свет, лениво
кружились в воздухе, как пух, и еще ленивее падали на землю.
Кружится голова. Как темно, как жарко! Гибкая змея вьется
в темноте. Яд сочится из скрытых зубов, и смотрят
в душу мерцающие, зеленые глаза. Темнота рассеивается, глубоко внизу мелькает таинственный
свет. Все кругом изменяется
в жутком преображении. Грозное веселье загорается
в ее глазах, как
в первый раз, когда она ласкала рукою сталь револьвера. И вдруг мы становимся неожиданно близкими. И идет безмолвный разговор.