Неточные совпадения
Вдруг послышалось, что в комнате, где была старуха, ходят. Он остановился и притих, как мертвый. Но все было тихо, стало быть померещилось. Вдруг явственно послышался легкий
крик или как будто кто-то тихо и отрывисто простонал и
замолчал. Затем опять мертвая тишина, с минуту или с две. Он сидел на корточках у сундука и ждал, едва переводя дух, но вдруг вскочил, схватил топор и выбежал из спальни.
— И
замалчивают крик отчаяния,
крик физиолога Дюбуа-Реймона, которым он закончил свою речь «О пределах наших знаний» — сиречь «Игнорабимус» — не узнаем! — строго, веско и как будто сквозь зубы говорил Томилин, держа у бритого подбородка ложку с вареньем.
— Дурак! Болван! Армяшка! Не
замолчу! Дурак! Дурак! — выкрикивала женщина, содрогаясь всем телом при каждом
крике.
—
Замолчать! — крикнул инженер, побагровел, затрясся, и эхо в саду громко повторило его
крик.
Тетерев. Жизнь! Покричат люди, устанут,
замолчат… Отдохнут, — опять кричать будут. Здесь же, в этом доме, — всё замирает особенно быстро… и
крик боли и смех радости… Всякие потрясения для него — как удар палкой по луже грязи… И последним звуком всегда является
крик пошлости, феи здешних мест. Торжествующая или озлобленная, здесь она всегда говорит последней…
Бывало, что сам живёшь как часть чьего-то тела, слышишь
крик души своей из других уст, и пока слышишь его — хорошо тебе, а минет время,
замолкнет он, и — снова ты один, для себя.
И опять понемногу, понемногу — начался
крик, и опять дело дошло как-то до пилы, до полоски на селищах и до каких-то украденных с барского двора веретей. Егор Михайлович уж двадцать лет управлял имением и был человек умный и опытный. Он постоял, послушал с четверть часа и вдруг велел всем молчать, а Дутловым кидать жеребий, кому из троих. Нарезали жеребьев, Храпков стал доставать из потрясаемой шляпы и вынул жеребий Илюшкин. Все
замолчали.
Несколько минут слышны были сопенье ноздрей замученной лошаденки и пьяные
крики мужиков, потом затихло сопенье, потом
замолкли и
крики. И кругом опять ничего не стало слышно, кроме свистящего около ушей ветра и изредка слабого скрипа полозьев по сдутым местам дороги.
Его изнеможденные стоны и призывные
крики то оборвутся и
замолкнут, то опять начинают раздаваться, и притом все ближе и ближе к дворцовой набережной.
И наконец
замолчала совсем и молча, с дикой покорностью совалась из угла в угол, перенося с места на место одну и ту же вещь, ставя ее, снова беря — бессильная и в начавшемся бреду оторваться от печки. Дети были на огороде, пускали змея, и, когда мальчишка Петька пришел домой за куском хлеба, мать его, молчаливая и дикая, засовывала в потухшую печь разные вещи: башмаки, ватную рваную кофту, Петькин картуз. Сперва мальчик засмеялся, а потом увидел лицо матери и с
криком побежал на улицу.
Майор был в отчаянии и поспешил выслать на эстраду двух барышень: поющую, и вопиющую, которые громогласным дуэтом хотели заглушить стук и
крики. Некоторое время длилась борьба между пением и шумом, но храбрые и стойкие барышни преодолели публику — и она наконец снисходительно
замолкла.
Наконец, кто-то подошел к кафедре и сказал, что пора кончить, и когда публицист
замолк, вдруг раздались свистки, шипенье, шиканье и
крики негодования.
Едва только
замолкли восторженные
крики, как их заменили вопли отчаяния и муки. Через реку, протекавшую под самым крыльцом королевского дворца, был перекинут мост. Народ, желая поближе полюбоваться красавцем королем, бросился на этот мост, давя и толкая друг друга. Каждому хотелось заглянуть поближе в красивое лицо короля.
Поднялся общий смех и жуткий
крик — и снова все
замолчали, уступая непонятному.
— Боже мой! да эти буяны так забылись в присутствии моем, что у меня в ушах ломит от их
крику. Пожалуй, чего доброго, возьмутся за святые волоса!.. Я обоим вам приказываю
замолчать, — вскричала грозно государыня, — я это все разберу после, в свое время. Все ли у вас пары налицо? — прибавила она, немного погодя, смягчив голос. Обращение было сделано к кабинет-министру.
Будто на небе где-то распахнулись настежь ворота и понесло через них холодком; роса пала на землю, жаворонки
замолкли; зато закудахтали перепела, загорелся неугомонный
крик дергачей.
Стук, беготня в доме,
крик, шаги вверху, у светлицы Анастасьиной, все это отдается в ушах и сердце Эренштейна, трепещущем от неизвестности, что делается в семье боярина. Дорого заплатил бы он, чтобы там быть. Но вверху все
замолкло, шум оборачивается в его сторону, приближается к нему. Стучатся в сенях. Он высекает огня.
Когда
замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему
крику переговариваться.
Редко слышался между рядами говор, но говор этот
замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и
крик: носилки!