Неточные совпадения
Некоторые
крестьяне несколько изумили его своими фамилиями, а еще более прозвищами, так что он всякий раз, слыша их, прежде
останавливался, а потом уже начинал писать.
«Остзейский» способ освобождения, обрекавший
крестьян на батрачество, был осужден передовой русской общественностью.] но сам вдруг
остановился, промолвив с холодною вежливостью...
Какая-то сила вытолкнула из домов на улицу разнообразнейших людей, — они двигались не по-московски быстро, бойко,
останавливались, собирались группами, кого-то слушали, спорили, аплодировали, гуляли по бульварам, и можно было думать, что они ждут праздника. Самгин смотрел на них, хмурился, думал о легкомыслии людей и о наивности тех, кто пытался внушить им разумное отношение к жизни. По ночам пред ним опять вставала картина белой земли в красных пятнах пожаров, черные потоки
крестьян.
По сведениям, полученным от
крестьян, дальше дорога шла лесом. Выйдя на твердую почву, отряд
остановился на отдых.
Накануне праздника гости начали съезжаться, иные
останавливались в господском доме и во флигелях, другие у приказчика, третьи у священника, четвертые у зажиточных
крестьян.
Частые свертки не сбили Помаду: звезда любви безошибочно привела его к пяти часам утра в Богородицкое и
остановилась над крылечком дома
крестьянина Шуркина, ярко освещенным ранним солнышком.
Издали за ним шли три
крестьянина за сохами; запряженные в них лошадки казались мелки и слабы, но они, не
останавливаясь и без напряженного усилия, взрывали сошниками черноземную почву, рассыпая рыхлую землю направо и налево, разумеется, не новь, а мякоть, как называлась там несколько раз паханная земля; за ними тащились три бороны с железными зубьями, запряженные такими же лошадками; ими управляли мальчики.
Мы
остановились, сошли с роспусков, подошли близко к жнецам и жницам, и отец мой сказал каким-то добрым голосом: «Бог на помощь!» Вдруг все оставили работу, обернулись к нам лицом, низко поклонились, а некоторые
крестьяне, постарше, поздоровались с отцом и со мной.
Когда мы проезжали между хлебов по широким межам, заросшим вишенником с красноватыми ягодами и бобовником с зеленоватыми бобами, то я упросил отца
остановиться и своими руками нарвал целую горсть диких вишен, мелких и жестких, как крупный горох; отец не позволил мне их отведать, говоря, что они кислы, потому что не поспели; бобов же дикого персика, называемого
крестьянами бобовником, я нащипал себе целый карман; я хотел и ягоды положить в другой карман и отвезти маменьке, но отец сказал, что «мать на такую дрянь и смотреть не станет, что ягоды в кармане раздавятся и перепачкают мое платье и что их надо кинуть».
Мы
остановились у одного зажиточного
крестьянина.
Толпа
крестьян проводила нас до крыльца господского флигеля и потом разошлась, а мужик с страшными глазами взбежал на крыльцо, отпер двери и пригласил нас войти, приговаривая: «Милости просим, батюшка Алексей Степаныч и матушка Софья Николавна!» Мы вошли во флигель; там было как будто все приготовлено для нашего приезда, но после я узнал, что тут всегда
останавливался наезжавший иногда главный управитель и поверенный бабушки Куролесовой, которого отец с матерью называли Михайлушкой, а все прочие с благоговением величали Михайлом Максимовичем, и вот причина, почему флигель всегда был прибран.
Я
остановился у Лукьяныча, который жил теперь в своем доме, на краю села, при самом тракте, на собственном участке земли, выговоренном при окончательной разделке с
крестьянами.
Кудимыч
остановился в дверях, беглым взглядом окинул внутренность церкви и, заметя в толпе Федьку Хомяка, улыбнулся с таким злобным удовольствием, что Кирша дал себе честное слово — спасти от напраслины невинного
крестьянина и вывести на свежую воду подложного колдуна.
Летом 1722 года на Каменку приходит неизвестного звания человек и
останавливается в доме
крестьянина Якова Солнышкина.
—
Крестьян Иванович! — начал опять господин Голядкин тихим, но многозначащим голосом, отчасти в торжественном роде и
останавливаясь на каждом пункте.
— Гм… я говорю, — перебил доктор, — что вам нужно коренное преобразование всей вашей жизни иметь и в некотором смысле переломить свой характер. (
Крестьян Иванович сильно ударил на слово «переломить» и
остановился на минуту с весьма значительным видом.) Не чуждаться жизни веселой; спектакли и клуб посещать и во всяком случае бутылки врагом не бывать. Дома сидеть не годится… вам дома сидеть никак невозможно.
Заговорив о долголетии
крестьянина моей памяти,
останавливаюсь на семействе дебелой и красивой кормилицы сестры Анюты, приходившей в свободное от уроков время ко мне с ребенком в классную. Это бесспорно была весьма добродушная женщина; тем не менее ее выхоленная и массивная самоуверенность вызывали с моей стороны всякого рода выходки. Так, например, зная лично ее мужа, Якова, я, обучая ее молитве Господней, натвердил вместо: «яко на небеси» — «Яков на небеси».
Вопрос
остановился уже на том, какие знания нужны
крестьянам и каких не требуется.
Бродяга все тою же ровною походкой подошел к двери и
остановился.
Крестьянин, взяв со стола одну свечу, вошел в соседнюю горницу.
Ему нет нужды, что его деревянные нимфы лишают
крестьян воды; зато проезжие
останавливаются и дивятся!
Говорите такому человеку об ужасах войны: «да, это ужасно! возражает он: — все
остановилось: даже самые театры теперь закрыты!» Касаетесь ли вопроса о
крестьянах: «Да, Г. так же думал, как и вы: что же вышло из этого? он совсем разорился; теперь не на что даже взять билет в театр…»
Верстах в двадцати пяти от Луповиц
остановились богомольцы ночевать на постоялом дворе у
крестьянина.
По делу этому было произведено секретное дознание, и оказалось, что действительно проживающий здесь отставной майор Форов и священник Евангел Минервин, проходя однажды чрез деревушку г. Горданова, под предлогом ловли в озере карасей,
остановились здесь, под видом напиться квасу, и вели с некоторыми
крестьянами разговор, имевший, очевидно, целью возбуждать в
крестьянах чувство недоверия к намерениям г. Горданова.
Человек 30
крестьян этой деревни при появлении шайки вооружась чем попало, хотели было кинуться на мятежников, но увидев около 200 собравшихся вооруженных людей,
остановились.
Татьяна Петровна, между тем, выбежав из сада,
остановилась, а затем медленно, шагом прогулки, пошла в сторону от дороги, где вдалеке, так и сям виднелись избы мелких приискателей-крестьян.
В деревне Полковичах, когда шайка
остановилась для отдыха, Антоний собрал
крестьян у корчмы, вышел к ним с речью подобною произнесенной в Новоселье, но исправленною и дополненною следующими словами: «Ваш царь уже семь лет обманывает вас вольностью; французы уже в Минске.
Впрочем, граф и на самом деле бывал в своем доме лишь наездом, живя за последнее время постоянно в Грузине, имении, лежавшем на берегу Волхова, в Новгородской губернии, подаренном ему вместе с 2500 душ
крестьян императором Павлом и принадлежавшем прежде князю Меньшикову. Даже в свои приезды в Петербург он иногда
останавливался не в своем доме, а в Зимнем дворце, где ему было всегда готово помещение.
Подполковник Богаевский, получив предписание, тотчас же под вечер 28-го апреля выступил из Черикова с ротой стрелков и двумя орудиями. Пройдя 10 верст до деревни Езеры и не найдя там мятежников, он
остановился на ночлег, а
крестьяне пустились разыскивать шайку, и действительно к утру уведомили, что она двинулась к Проне, пройдя накануне Придорожную станцию. Следуя по стопам шайки, Богаевский достиг Литяги и увидел мятежников уже на противоположном берегу.
Но скоро стали приходить тревожные вести. Жители, бежавшие за город, разобрав в чем дело, с утра уже начали толпиться около спасшихся инвалидов; стали прибывать
крестьяне из соседства и толковать о том, что надо схватить и перевязать мятежников; они не
остановились на одних словах, но, применяя слово к делу, вооружились кто чем мог и напали на отделившихся к мстиславльской заставе, четырех убили, двух ранили, четырех схватили, отвели и сдали караульным солдатам у тюремного замка.
Не успели доехать и
остановиться у какого-то
крестьянина, как Александр и Антон уже достали откуда-то бредень и пошли на реку ловить рыбу. Поймали пять маленьких щучек и около сотни раков, из которых на следующий день мамаша сварила нам превосходный обед.
Вскоре, однако, он овладел собою и пошел по улице поселка. Встречавшиеся
крестьяне и крестьянки были ему совершенно незнакомы — его также не узнавал никто. Он дошел до конца поселка, где стояла его изба, и
остановился, как вкопанный — перед ним были одни развалины.
Наконец, он не выдержал, свернул лошадей в сторону и
остановился, делая вид, что ему надо слезть с брички. Мимо него проехал в таратайке, запряженной парой лошадей, какой-то
крестьянин, почтительно снявший шапку перед офицером. Талицкий храбро глянул ему в лицо, в глаза и не прочел ничего подозрительного.
Как могло случиться, что
крестьянин Григорий Кареев, получивший тяжелые раны при взрыве судна, продолжал длинное путешествие морями и сушей и удальцы из-за него нигде не
останавливались, а когда они уже много спустя плыли из Испании, после того, как у них там отобрали полоненных турок, то этот Григорий Кареев стал болеть от ран, полученных в начале их одиссеи; а когда они пришли в Рим, то Кареев у них так разболелся, что они дальше не могли плыть и простояли тут ради Кареева целые два месяца, и тогда только «вынули из него копье»?