Неточные совпадения
В коротких, но определительных словах изъяснил, что уже издавна ездит он по России, побуждаемый и потребностями, и любознательностью; что государство наше преизобилует
предметами замечательными, не говоря уже о
красоте мест, обилии промыслов и разнообразии почв; что он увлекся картинностью местоположенья его деревни; что, несмотря, однако же, на картинность местоположенья, он не дерзнул бы никак обеспокоить его неуместным заездом своим, если бы не случилось что-то в бричке его, требующее руки помощи со стороны кузнецов и мастеров; что при всем том, однако же, если бы даже и ничего не случилось в его бричке, он бы не мог отказать себе в удовольствии засвидетельствовать ему лично свое почтенье.
Он был груб, глуп и строг, преподавал по своему
предмету одни только «правила», а решение задач сводилось на переписку в тетрадках; весь класс списывал у одного или двух лучших учеников, и Сербинов ставил отметки за чистоту тетрадей и
красоту почерка.
Все смеялись, говоря, что от страха у меня язык отнялся, но это было не совсем справедливо: я был подавлен не столько страхом, сколько новостью
предметов и величием картины,
красоту которой я чувствовал, хотя объяснить, конечно, не умел.
Один может брать дело с поверхности и указывать надобность внешних и частных поправок; другой может забирать все с корня и выставлять на вид внутреннее безобразие и несостоятельность
предмета или внутреннюю силу и
красоту нового здания, воздвигаемого при новом движении человечества.
Со вкусом, составлявшим неразрешимую загадку для захолустного Н., вдруг изменила обычный облик всех
предметов, словно надышала в них
красотою; нарушила древние соотношения, и там, где человек наследственно привык натыкаться на стул, оставила радостную пустоту.
Но благоприятность случая не только редка и мимолетна, — она вообще должна считаться благоприятностью только относительною: вредная, искажающая случайность всегда оказывается в природе не вполне побежденною, если мы отбросим светлую маску, накидываемую отдаленностью места и времени на восприятие (Wahrnehm ng) прекрасного в природе, и строже всмотримся в
предмет; искажающая случайность вносит в прекрасную, по-видимому, группировку нескольких
предметов много такого, что вредит ее полной
красоте; мало того, эта вредящая случайность вторгается и в отдельный
предмет, который казался нам сначала вполне прекрасен, и мы видим, что ничто не изъято от ее владычества.
Итак,
предмет, принадлежащий к редким явлениям
красоты, как показывает ближайшее рассмотрение, не истинно прекрасен, а только ближе других к прекрасному, свободнее от искажающих случайностей».
Потому не может быть и вопроса, как в этих случаях относится
красота произведений искусства к
красоте произведений природы: в природе нет
предметов, с которыми было бы Можно сравнивать ножи, вилки, сукно, часы; точно так же в ней нет
предметов, с которыми было бы можно сравнивать дома, мосты, колонны и т. п.
Во-вторых, не всегда и глазами видим мы только оболочку
предмета: в прозрачных
предметах мы видим весь
предмет, все его внутреннее сложение; воде и драгоценным камням именно прозрачность и сообщает
красоту.
Оно высказывает только, что в тех разрядах
предметов и явлений, которые могут достигать
красоты, прекрасными кажутся лучшие
предметы и явления; но не объясняет, почему самые разряды
предметов и явлений разделяются на такие, в которых является
красота, и другие, в которых мы не замечаем ничего прекрасного.
Но мало того, что через это скрывается от нас мелочное и мешающее
красоте; при внимательном рассмотрении даже в прекраснейшем, по-видимому,
предмете мы ясно замечаем очень много важных и неважных недостатков.
Хорошо еще, что наш глаз — не микроскоп, и простое зрение уже идеализирует
предметы; иначе грязь и инфузории в чистейшей воде, нечистоты на нежнейшей коже разрушали бы для нас всякую
красоту.
Но, если бы и действительно было так, его малочисленность была бы прискорбна только для нашего эстетического чувства, нисколько не уменьшая
красоты этого малочисленного ряда явлений и
предметов.
Но и в том и в другом случае, в отдельном ли
предмете мы находим
красоту, или в сгруппировке
предметов, следствие будет одно и то же, если мы строже рассмотрим
красоту.
Я пересмотрел, сколько позволяло место, главные принадлежности человеческой
красоты, и мне кажется, что все они производят на нас впечатление прекрасного потому, что в них мы видим проявление жизни, как понимаем ее. Теперь надобно посмотреть противоположную сторону
предмета, рассмотреть, отчего человек бывает некрасив.
Потому прекрасное в природе живо; но, находясь среди неисчислимо разнообразных отношений, оно подвергается столкновениям, порче со всех сторон; потому что природа заботится о всей массе
предметов, а не об одном отдельном
предмете, ей нужно сохранение, а не собственно
красота.
Тогда мы отказываемся от
красоты обстановки, выпускаем обстановку из самого воззрения, совершаем акт отделения
предмета от обстановки, большею частью бессознательно и безнамеренно; когда красавица входит в общество, наши глаза устремляются исключительно на нее, мы забываем о других лицах.
Гравюра не думает быть лучше картины, она гораздо хуже ее в художественном отношении; так и произведение искусства никогда не достигает
красоты или величия действительности; но картина одна, ею могут любоваться только люди, пришедшие в галлерею, которую она украшает; гравюра расходится в сотнях экземпляров по всему свету, каждый может любоваться ею, когда ему угодно, не выходя из своей комнаты, не вставая с своего дивана, не скидая своего халата; так и
предмет прекрасный в действительности доступен не всякому и не всегда; воспроизведенный (слабо, грубо, бледно — это правда, но все-таки воспроизведенный) искусством, он доступен всякому и всегда.
Красота формы, состоящая в единстве идеи и образа, общая принадлежность «е только искусства (в эстетическом смысле слова), но и всякого человеческого дела, совершенно отлична от идеи прекрасного, как объекта искусства, как
предмета нашей радостной любви в действительном мире.
Действительно, его краткость кажется недостаткам, когда вспомним о том, до какой степени укоренилось мнение, будто бы
красота произведений искусства выше
красоты действительных
предметов, событий и людей; но когда посмотришь на шаткость этого мнения, когда вспомнишь, как люди, его выставляющие, противоречат сами себе на каждом шагу, то покажется, что было бы довольно, изложив мнение о превосходстве искусства над действительностью, ограничиться прибавлением слов: это несправедливо, всякий чувствует, что
красота действительной жизни выше
красоты созданий «творческой» фантазии.
Вредная случайность всегда портит в действительности группу, кажущуюся прекрасною, внося в нее посторонние, ненужные
предметы, мешающие
красоте и единству целого; она портит и кажущийся прекрасным отдельный
предмет, портя некоторые его части; внимательное рассмотрение покажет нам всегда, что некоторые части действительного
предмета, представляющегося прекрасным, вовсе не прекрасны».
Они не хотели понять, что достоинство поэта заключается в том, чтобы уметь уловить и выразить
красоту, находящуюся в самой природе
предмета, а не в том, чтобы самому выдумывать прекрасное.
Лабзин и какой-то архимандрит Иоанн, находили великое удовольствие и даже душевную пользу беседовать с этой девицей о самых высоких духовных
предметах; но в то же время в ней не было никакого отшельничества: она являлась в свет, ездила на балы и в скромном своем наряде, одной любезностью и
красотою привлекала к себе толпу молодых людей, которые принимали каждое ее приветливое слово с радостию и благоговением.
После обеда почти всегда он приглашал меня в кабинет, иногда без Казначеева, и толковал со мною о любимых своих
предметах: о тождестве языка русского и славянского, о
красотах священного писания, о русских народных песнях, о порче языка по милости карамзинской школы и проч. и проч.
И эта
красота не предстанет, как нечто, находящееся в чем-нибудь другом, хотя бы, напр., в каком-нибудь живом существе, на земле или на небе, или в каком-нибудь ином
предмете, но как нечто такое, что, будучи однородным, существует всегда независимо само по себе и в себе самом.
— Феничка за
красоту… Теперь она себе в
предметы другого человека выбрала… Отца дьякона. Он, говорит, красавец писаный и как грянет «многия лета» с амвона, так вся церковь дрожмя дрожит.
Достигается это тою таинственной силою, которая скрыта в искусстве, — силою, которая жизненный ужас претворяет в
красоту и делает его
предметом нашего эстетического наслаждения.
Утром Виктор Петрович Горский, сидя на первой парте, «на облучке», по выражению Боба, пояснил разницу между красивым и прекрасным в
предмете эстетики. Он сам увлекался, цитируя гомеровские стихи и декламируя битву под Троей. И мы перенеслись следом за ним под вечно синее небо Эллады, на родину неземной, безбрежной
красоты.
Есть огромная разница в том, чтобы признать священными помазанные священные чины и освященные
предметы, и том, чтобы признать священными — самый человеческий субъект, его святость, его творчество, свободу, любовь, справедливость, братство, знание,
красоту души и т. п.
И магическое действие белых ночей, и необычную
красоту их можно объяснить тем, что в белые ночи не видно внешнего источника света (солнца, луны, лампы, свечи), что все
предметы светятся как бы изнутри, из себя.
Оставшись на восемнадцатом году после смерти матери и отъезда сестры в Голштинию, она без руководителей, во всем блеске
красоты необыкновенной, получившая в наследие от родителей страстную натуру, от природы одаренная добрым и нежным сердцем, кое-как или, вернее, вовсе невоспитанная, среди грубых нравов, испорченных еще лоском обманчивого полуобразования, бывшая
предметом постоянных подозрений и недоверия со стороны двора, цесаревна видела ежедневно, как ее избегали и даже нередко от нее отворачивались сильные мира сего, и поневоле искала себе собеседников и утешителей между меньшей братией.
Молодая женщина между тем продолжала говорить поспешно, нервно, не входя в подробности, перескакивая с
предмета на
предмет, как путешественник, приехавший на последнюю станцию и собирающий последние силы, чтобы достигнуть цели своего путешествия, не останавливается полюбоваться окружающими его видами, равнодушный от чрезмерной усталости к
красотам природы, рассыпанным на его пути.
Мариорица не успела еще образумиться от зрелища новых и странных
предметов, поразивших ее при дворе русском, от новой своей жизни, ни в чем не сходной с той, которую вела в гареме хотинского паши, и успела уже под знамя своей
красоты навербовать легион поклонников.
Как ни неудачно попала m-lle Bourienne на
предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о
красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.