Неточные совпадения
Она зашла в глубь маленькой гостиной и опустилась на кресло. Воздушная юбка
платья поднялась облаком вокруг ее тонкого стана; одна обнаженная, худая, нежная девичья рука, бессильно опущенная, утонула в складках розового тюника; в другой она держала веер и быстрыми,
короткими движениями обмахивала свое разгоряченное лицо. Но, вопреки этому виду бабочки, только что уцепившейся за травку и готовой, вот-вот вспорхнув, развернуть радужные крылья, страшное отчаяние щемило ей сердце.
Перед ним стояли Вера и Полина Карповна, последняя в палевом, газовом
платье, точно в тумане, с полуоткрытою грудью, с
короткими рукавами, вся в цветах, в лентах, в кудрях. Она походила на тех беленьких, мелких пудельков, которых стригут, завивают и убирают в ленточки, ошейники и бантики их нежные хозяйки или собачьи фокусники.
Странно мне было видеть себя и товарищей, в наших
коротких, обтянутых
платьях, быстро и звонко шагающих под тенью исполинских банианов.
Недалеко от них, в углу, сидела парочка влюбленных: она была с
короткими волосами и с энергическим лицом, белокурая, миловидная, совсем молоденькая девушка в модном
платье; он — с тонкими очертаниями лица и волнистыми волосами красивый юноша в гуттаперчевой куртке.
Стоял уже конец весны. Выпадали совсем жаркие дни, какие бывают только летом. По дороге из Заполья к Городищу шли три путника, которых издали можно было принять за богомолов. Впереди шла в
коротком ситцевом
платье Харитина, повязанная по-крестьянски простым бумажным платком. За ней шагали Полуянов и Михей Зотыч. Старик шел бодро, помахивая длинною черемуховою палкой, с какою гонят стада пастухи.
Аинки носят такое же
платье, как и мужчины, то есть несколько распашных
коротких халатов, низко перепоясанных кушаком.
На ней надето
короткое атласное оранжевое
платье с прямыми глубокими складками на юбке, которая мерно колеблется влево и вправо от движения ее бедер.
Но она уже вышла. Была в
коротком, старинном ярко-желтом
платье, черной шляпе, черных чулках.
Платье легкого шелка — мне было ясно видно: чулки очень длинные, гораздо выше колен, и открытая шея, тень между…
На ней было белое
платье с голубыми подковками, старенькое, но чистое, гладко причесанные волосы лежали на груди толстой,
короткой косой. Глаза у нее — большие, серьезные, в их спокойной глубине горел голубой огонек, освещая худенькое, остроносое лицо. Она приятно улыбалась, но — не понравилась мне. Вся ее болезненная фигура как будто говорила...
На нем было «городское
платье», как и на Борке, светлые клетчатые
короткие панталоны, большие и тяжелые шнуровые ботинки, крахмальная сорочка и светлый жилет.
Вскоре туда же подошел еще высокий господин, в партикулярном
платье, в серой большой шляпе, в виде шлема, и с
короткою палкой в руке, вроде гетманской булавы, украшенной цветным шнурком и кистями.
Марта сидела в беседке, еще принаряженная от обедни. На ней было светлое
платье с бантиками, но оно к ней не шло.
Короткие рукава обнажали островатые красные локти, сильные и большие руки. Марта была, впрочем, не дурна. Веснушки не портили ее. Она слыла даже за хорошенькую, особенно среди своих, поляков, — их жило здесь не мало.
Я прочел кое-что из «смеси» — о приготовлении дешевых чернил и о самом большом брильянте на свете. Мне опять попалась модная картинка с
платьем, которое ей понравилось, и я вообразил себе ее на балу с веером, с голыми плечами, блестящую, роскошную, знающую толк и в музыке, и в живописи, и в литературе, и какою маленькою,
короткою показалась мне моя роль!
Напрасно, впрочем, вы не надели
платья с
короткими рукавами; да, впрочем, и это хорошо.
Бегушев поклонился m-me Меровой с некоторым недоумением, как бы не понимая, зачем его представляют этой даме, а m-me Мерова кинула только пристальный, но
короткий на него взгляд и пошла, безбожнейшим образом волоча длинный хвост своего дорогого
платья по грязному полу сеней…
Самая вежливость, с какою давал он
короткие и точные ответы, казалась опасною в его устах, в его полупоклоне; и если на всех других арестантский халат казался нелепым шутовством, то на нем его не было видно совсем, — так чуждо было
платье человеку.
Что-то униженное, забитое и запуганное выражалось во всех жестах его, так что он, если позволит сравнение, довольно походил в эту минуту на того человека, который, за неимением своего
платья, оделся в чужое: рукава лезут наверх, талия почти на затылке, а он то поминутно оправляет на себе
короткий жилетишко, то виляет бочком и сторонится, то норовит куда-нибудь спрятаться, то заглядывает всем в глаза и прислушивается, не говорят ли чего люди о его обстоятельствах, не смеются ли над ним, не стыдятся ли его, — и краснеет человек, и теряется человек, и страдает амбиция…
Первые дни Яков Яковлевич и Четуха только и делали, что «пригоняли» новичкам одежду. Пригонка оказалась делом очень простым: построили весь младший возраст по росту, дали каждому воспитаннику номер, начиная с правого фланга до левого, а потом одели в прошлогоднее
платье того же номера. Таким образом, Буланину достался очень широкий пиджак, достигавший ему чуть ли не до колен, и необыкновенно
короткие панталоны.
Она была бедно одета в старенькое, даже
короткое голубое шерстяное
платье, выцветшее и обзеленевшее под мышками и вот-вот готовое лопнуть или расстегнуться спереди под напором ее крепких, круглых грудей.
И перед сиянием его лица словно потухла сама нелепо разукрашенная, нагло горящая елка, — и радостно улыбнулась седая, важная дама, и дрогнул сухим лицом лысый господин, и замерли в живом молчании дети, которых коснулось веяние человеческого счастья. И в этот
короткий момент все заметили загадочное сходство между неуклюжим, выросшим из своего
платья гимназистом и одухотворенным рукой неведомого художника личиком ангелочка.
Собрались женщины и стали выть над нею, как собаки, охваченные тоской и ужасом. А она, ускоряя движения и отпихивая протянутые руки, порывисто кружилась на трех аршинах пространства, задыхалась и бормотала что-то. Понемногу резкими
короткими движениями она разорвала на себе
платье, и верхняя часть туловища оголилась, желтая, худая, с отвислыми, болтающимися грудями. И завыла она страшным тягучим воем, повторяя, бесконечно растягивая одни и те же слова...
Дама села и закурила папироску. Ногу она положила на ногу, и из-под
короткой юбки видна была до половины голени красивая нога в телесно-розовом чулке и туфельке с высоким каблучком. От дамы пахло духами, в разрезе белого
платья виднелись смуглые выпуклости грудей, и в Храброва шло от нее раздражающее электричество женщины, тянущейся к любви и ждущей ее.
В гренадиновом
платье с прозрачными рукавами, она накинула на плечи кружевную
короткую мантильку, и воротник подпирал ей сзади затылок живописно и значительно.
Они были, наверно, сестры. Одна высокая, с длинной талией, в черной бархатной кофточке и в кружевной фрезе. Другая пониже, в малиновом
платье с светлыми пуговицами. Обе брюнетки. У высокой щеки и уши горели. Из-под густых бровей глаза так и сыпали искры. На лбу курчавились волосы, спускающиеся почти до бровей. Девушка пониже ростом носила
короткие локоны вместо шиньона. Нос шел ломаной игривой линией. Маленькие глазки искрились. Талия перехвачена была кушаком.
Под царской ложей сидела Анна Серафимовна Станицына в своей шляпке с гранатовым пером и черном
платье, прикрытая
короткой пелеринкой из чего-то блестящего.
Васильев стоял позади них. Ему тоже хотелось театрально раскланяться и сказать что-нибудь глупое, но он только улыбался, чувствовал неловкость, похожую на стыд, и с нетерпением ждал, что будет дальше. В дверях показалась маленькая блондинка лет 17–18, стриженая, в
коротком голубом
платье и с белым аксельбантом на груди.
Лизавета Петровна сделала все, что могла. Она присела к столу и прямо заговорила с той француженкой, которая не участвовала в игре. Наружность этой женщины показалась мне оригинальнее всех остальных: высокая, довольно худая, брюнетка с матовым лицом, в ярком желтом
платье, которое к ней очень шло. Голова у нее кудрявая, в
коротких волосах. Огромные, впалые глаза смотрят на вас пронзительно, и все лицо как-то от времени до времени вздрагивает. Голос низкий, сухой, повелительный.
В кишиневском «Эльдорадо» — так назывался кафе-шантан — играл густо напомаженный еврей-тапер в розовом галстуке, и под звуки его музыки пели надорванными голосами разные дульсинеи-арфянки в сильно декольтированных яркого цвета
платьях, с очень
короткими юбками.
Камзол и
короткое исподнее
платье, очень удобное для бального представления, были из темно-зеленого же сукна, ярко перерезывавшего красный цвет чулок.
Сигизмунд Нарцисович сел. Княжна села напротив. Наступило неловкое молчание. Гость, видимо, не желал помочь хозяйке выйти из неловкого положения. Княжна задала несколько незначительных вопросов о семействе князя Прозоровского. Сигизмунд Нарцисович дал
короткие ответы. Снова оба замолчали. Александра Яковлевна нервно теребила оборку своего нарядного
платья.
Ее тоже
короткое, еле доходящее до колен, легкое газовое платье-бебе приподнималось при движении рук и широко отделялось своею прозрачною материею от ее круглого, твердого тела.
По правую сторону сидел крестьянин, похожий на немецкого мызника, лет пятидесяти или без малого; он был без верхнего
платья, в длинном камзоле из тонкого красного сукна, с рядом блестящих пуговиц, в синих
коротких исподних
платьях, пестрых чулках и башмаках со стальными пряжками.
— За что вот я эти деньги получила? За это за самое. А
платье вот это, а шляпка, а серьги — все за это за самое. Раздень меня до самого голого тела, так ничего моего не найдешь. Да и тело-то не мое — на три года вперед продано, а то, может, и на всю жизнь — жизнь-то наша
короткая. А в животе у меня что? Портвейн, да пиво, да шоколад, гость вчера угощал, — выходит, что и живот не мой. Нет у меня ни стыда, ни совести: прикажете голой раздеться — разденусь; прикажете на крест наплевать — наплюю.
Высокая, плотная, загорелая, с огромными руками и ногами, как-то нелепо вылезавшими из слишком
короткого и узкого, очевидно, с чужого плеча,
платья, с гладко зачесанными, что называется зализанными, волосами и крупными чертами лица, новенькая внимательно оглядывала класс без малейшей тени смущения и робости.
Здесь как в моей памяти, так и в «Дневнике» существует некоторый пробел; я решительно не могу припомнить, что делал я и чувствовал в течение двух или трех последующих месяцев. И первая запись в дневнике, появившаяся после долгого периода молчания, своей незначительностью не дает ключа к разгадке: в
коротких и сжатых выражениях я сообщаю лишь, что мне сшили новое
платье, и что я пополнел (см. «Дневник заключенного» от 16 апреля 18…).
Дочь гостьи уже оправляла
платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что-то
короткою кисейною юбкою, и остановилась по середине комнаты.
Директриса ласково кивнула девочкам и покинула класс. Таисия Павловна вышла проводить ее в коридор. Новенькая стояла одна посреди комнаты, большая, мешковатая, с огромными красными руками, некрасиво повисшими вдоль тела, в своем
коротком, куцем
платье, и прежними спокойными, нимало не оробевшими глазами, оглядывала своих будущих однокашниц.
Ее рослая фигура, когда она отворяла половинку дверей, в неизменном темном
платье, показалась Стягину гораздо стройнее, чем в предыдущие дни. Ее густые, золотистые волосы были красиво причесаны. Лицо, несколько полное, с приятным овалом,
коротким носом и большими серыми глазами, тихо улыбалось, как бы без слов говорило приветствие больному.