Неточные совпадения
Все теперь заслонилось в его глазах счастьем:
контора, тележка
отца, замшевые перчатки, замасленные счеты — вся деловая жизнь. В его памяти воскресла только благоухающая комната его матери, варьяции Герца, княжеская галерея, голубые глаза, каштановые волосы под пудрой — и все это покрывал какой-то нежный голос Ольги: он в уме слышал ее пение…
Когда
отец умер, он перешел в нью-йоркскую
контору лондонской фирмы Ходчсона, Лотера и К°, зная, что она имеет дела с Петербургом, и когда успел хорошо зарекомендовать себя, то и выразил желание получить место в России, объяснивши, что он Россию знает как свою родину.
Он с
отцом жил в Нью-йорке и служил клерком в одной купеческой
конторе.
Нередко между
отцами и сыновьями доходило до громких ссор, кончавшихся, однако ж, всегда одинаково: молодого человека призывали в вотчинную
контору и в присутствии
отца стегали.
Отец Сергей тоже предлагал ходокам помириться, но ему верили еще меньше, чем приказчику. Приказчик жалованье из
конторы получает, а поп голодом насидится, когда оба мочеганских конца уйдут в орду.
В 825-м году он, как пленный француз, ходил в изорванных башмаках; в деревне живя у Апостольского ключа, [То есть в имении
отца, И. М. Муравьева-Апостола. 218] окруженного 5 т. душ, черпал из него только 400 р. асе. в год — и то еще были от Ивана Матвеевича замечания
конторе. Кажется, и блудного сына нельзя бы строже пасти. Но Матвей был тогда весел и мил необыкновенно… [Об М. И. Муравьеве-Апостоле до восстания 14 декабря 1825 г. — в его Воспоминаниях (1922).]
Вильгельм Райнер вернулся в Англию. Долго не раздумывая и вовсе не списываясь с
отцом, он спешно покончил свои дела с
конторою, обвертел себя листами русской лондонской печати и весною того года, в который начинается наш роман, явился в Петербурге.
И тут-то этакую гадость гложешь и вдруг вздумаешь: эх, а дома у нас теперь в деревне к празднику уток, мол, и гусей щипят, свиней режут, щи с зашеиной варят жирные-прежирные, и
отец Илья, наш священник, добрый-предобрый старичок, теперь скоро пойдет он Христа славить, и с ним дьяки, попадьи и дьячихи идут, и с семинаристами, и все навеселе, а сам
отец Илья много пить не может: в господском доме ему дворецкий рюмочку поднесет; в
конторе тоже управитель с нянькой вышлет попотчует,
отец Илья и раскиснет и ползет к нам на дворню, совсем чуть ножки волочит пьяненький: в первой с краю избе еще как-нибудь рюмочку прососет, а там уж более не может и все под ризой в бутылочку сливает.
— Если так, то, конечно… в наше время, когда восстает сын на
отца, брат на брата, дщери на матерей, проявление в вас сыновней преданности можно назвать искрой небесной!.. О господи помилуй, господи помилуй, господи помилуй! Не смею, сударь, отказывать вам. Пожалуйте! — проговорил он и повел Калиновича в
контору.
Доводы Термосесова слишком соблазнительно действовали на любопытство девиц, из них то одна, то другая начали порываться сбегать к
отцу в
контору и принесть интересное письмо заезжего гостя.
Родился я в глухих Сямских лесах Вологодской губернии, где
отец после окончания курса семинарии был помощником управляющего лесным имением графа Олсуфьева, а управляющим был черноморский казак Петро Иванович Усатый, в 40-х годах променявший кубанские плавни на леса севера и одновременно фамилию Усатый на Мусатов, так, по крайней мере, адресовали ему письма из барской
конторы, между тем как на письмах с Кубани значилось Усатому.
В августе Редька приказал нам собираться на линию. Дня за два перед тем, как нас «погнали» за город, ко мне пришел
отец. Он сел и не спеша, не глядя на меня, вытер свое красное лицо, потом достал из кармана наш городской «Вестник» и медленно, с ударением на каждом слове, прочел о том, что мой сверстник, сын управляющего
конторою Государственного банка, назначен начальником отделения в казенной палате.
— Дело в том-с, — начал он, — что в
конторе я, разумеется, подписывался только как полковник Клюков и многого, конечно, не договорил, так как положительно считаю все эти наши
конторы скорее логовищем разных плутней, чем какими-нибудь полезными учреждениями, но с вами я буду говорить откровенно, как
отец, истинно желающий дать дочерям своим серьезное воспитание.
Иногда Илья целые дни не замечал
отца и вдруг, являясь в
контору, влезал на колени, приказывал...
— Вот, — сказал
отец, шагая по
конторе, — вот и бабушка померла.
— Вот-вот оне самые и есть… Много ли девке надо при ее глупом разуме: сегодня сводня пряниками покормит, завтра ленточку подарит да насулит с три короба — ну, девка и идет за ней, как телушка. А как себя не соблюла раз — тут уж деваться ей совсем некуда! Куда теперь Наська-то денется? У
отца не будет век свой жить, а сунься-ко в
контору — да Аксинья-то ее своими руками задавит. Злющая баба…
— А именно за строптивость характера твоего и за дерзостные суждения о братии; это в твои годы и в положении твоём глупо, нетерпимо и должно быть наказано! Вот
отец настоятель, по добросердечию своему, говорил, что надо тебя в
контору перевести, на более лёгкое послушание, а выходит — вон оно что…
— Тебя, дурак, ценят, — говорит, — о тебе думают, ревность твою к работе заметили, разуму твоему хотят воздать должное. И вот ныне я предлагаю тебе даже на выбор два послушания: хочешь ли ты в
конторе сидеть, или — в келейники к
отцу Антонию?
И вдруг в
контору входит красавец-монах,
отец Антоний, становится скромно к сторонке и слушает. Келарь же объясняет мне...
— Намекал я тебе, Матвей, сыне мой, что было бы лучше, если б ты в
контору пошёл, и — был я прав! И так всегда старшие! Разве, при строптивости твоей, можно выдержать послушание келейника? Вот ты скверно изругал почтенного
отца Антония…
— На твой счет? — с доброй улыбкой отозвался Колышкин. — На твой счет, Алексей Трифоныч, крестный такой ответ написал, что не всякий
отец про сына родного такой напишет. Да вот письмо. Читай сам, а я сейчас ворочусь, надо приказанье в
конторе отдать.
За дверью в кабинете происходит семейный совет. Разговор идет на очень неприятную и щекотливую тему. Дело в том, что Саша Усков учел в одной из банкирских
контор фальшивый вексель, которому, три дня тому назад, минул срок, и теперь двое дядей по
отцу и Иван Маркович — дядя по матери — решают задачу: заплатить ли им по векселю и спасти фамильную честь, или же омыть руки и предоставить дело судебной власти?
С личностью названого
отца, Ивана Прокофьева, в его памяти сплетена другая личность, сына почтмейстера, — в Кладенце есть
контора, — положившего всю свою душу в дело этой самой «гольтепы», которая ссылала Ивана Прокофьева.
Князь сообщил ей, что им сейчас получено из Москвы письмо, и показал ей его, в котором некто Андрей Матвеевич Вурцель уведомлял его, что у него в
конторе имеются векселя его сына князя Виктора Гарина на сто пятьдесят тысяч рублей, подписанные им по доверенности
отца и, кроме того, он, Вурцель, оберегая честь имени князей Гариных, скупил остальные обязательства князя Виктора у московских и петербургских ростовщиков, тоже на сумму более ста тысяч рублей.
Николай Леопольдович быстро смекнул, что она говорит дело и уехал от нее в самом деле совершенно спокойно. Визит к нему на другой день князя Виктора с просьбой достать денег не был, таким образом, для него неожиданностью. Он обещался похлопотать, и через несколько дней заем этот был совершен через
контору знакомого нам Андрея Матвеевича Вурцеля. Князь Гарин выдал векселей на сто пятьдесят тысяч, сроком на шесть месяцев, и подписался на них «по доверенности
отца».
— Какое там дело… Все растащут, все проиграет… И в конторе-то
отца, как говорил Дмитрий, он почти не занимался делом, ни во что не вникал и не хотел вникать…
— Полноте… Очень хорошо знаете… Ведь жизнь тробует денег, а откуда же взять их молодому Алфимову, которому скряга-отец не дает даже распоряжаться его собственным капиталом, как не из кассы
конторы.
— Счастливец, — сказал Иван Корнильевич. — Мне давно очень хочется за границу. Но
отец не пускает, в
конторе так много дел…
Засел теперь в кресле
отца — в кабинете своей
конторы, тут же в"городе". И студентом он смотрел уже"их степенство", по дородству и пухлости лица и особенной усмешке в карих глазах, где искрилось и"себе на уме", и постоянное желание выказать себя самым фасонистым европейцем.
Еще недавно совершенно одинокий, он оказался
отцом прелестной девятнадцатилетней дочери, Надежды Корнильевны, и двадцатитрехлетнего сына — Ивана Корнильевича, занимавшегося, под руководством
отца в банкирской
конторе.
Первые оба — не только владельцы
конторы как
отец и сын, но даже пайщики, так как Дмитрий Павлович знал, что Иван Корнильевич в деле
отца имеет свой отдельный капитал, — они оба, значит, должны были воровать у самих себя. Сиротинин не знал отношений между стариком Алфимовым и его сыном.