Не обвиняйте нас в безнравственности, потому что мы не уважаем того, что вы уважаете. Можно ли упрекать найденыша за то, что он не уважает своих родителей? Мы независимы, потому что начинаем жизнь сызнова. У нас нет ничего законного, кроме нашего организма, нашей народности: это наша сущность, наша плоть и кровь, но отнюдь не связывающий авторитет. Мы независимы, потому что ничего не имеем. Нам почти нечего любить. Все наши воспоминания исполнены горечи и злобы. Образование, науку подали нам на
конце кнута.
Неточные совпадения
— Нет, барин, нигде не видно! — После чего Селифан, помахивая
кнутом, затянул песню не песню, но что-то такое длинное, чему и
конца не было. Туда все вошло: все ободрительные и побудительные крики, которыми потчевают лошадей по всей России от одного
конца до другого; прилагательные всех родов без дальнейшего разбора, как что первое попалось на язык. Таким образом дошло до того, что он начал называть их наконец секретарями.
— А чтобы те леший! — вскрикивает в ярости Миколка. Он бросает
кнут, нагибается и вытаскивает со дна телеги длинную и толстую оглоблю, берет ее за
конец в обе руки и с усилием размахивается над савраской.
Но в
конце улицы снова дребезжал экипаж, он катился торопливо, были слышны удары
кнута о тело лошади и её усталое сопение. Ему казалось, что звуки неподвижно повисли в воздухе и будут висеть так всегда.
Я обернулся в ту сторону, на которую проводник указывал своим
кнутом, и увидел, что в
конце узкой просеки что-то белелось и мелькал огонек.
Свалив ее с ног кулаками, он до устали бил ее огромными коваными сапожищами, потом созвал всю мужскую прислугу, приказал раздеть жену догола, и сам, поочередно с кучером, стегал
кнутом ее прекрасное тело, обратив его под
конец в сплошной кусок кровавого мяса.
Туман редел в голове. Непонятно было, откуда слабость в теле, откуда хлопанье пастушьего
кнута по лесу. И вдруг все вспомнилось. Вспомнился взблеск выстрела перед усатым, широким лицом, животно-оскаленные желтые зубы — Горелова? или лошади с прикушенным языком? Но сразу же потом радостный свист пуль, упоение бега меж кустов, гребень горы и скачущие всадники… И такой позорный
конец всего!
Лесток и Трубецкой старались замешать в это дело кроме Бестужева и бывшего австрийского посла при нашем дворе маркиза Ботта д’Адорна, который был в хороших отношениях с Лопухиной, и выставить их как главных зачинщиков.
Концом процесса было осуждение Лопухиных: Степана, Наталью и Ивана бить
кнутом, вырезать язык, сослать в Сибирь и все имущество конфисковать.
— Положу
конец тиранству и научу тех, кому это неизвестно, что и крепостные люди — тоже люди… Пусть знают, что
кнут не на потеху гнут: бей за дело, да умело, а кто из
кнута забаву делает, то он ведь об двух
концах… Хорошо и для мужика, пригодится и для барина…
Одновременно с делом Левенвольдта шло дело о заговоре бывшего австрийского посла при русском дворе маркиза Ботта д’Адорна и Лопухиных против императрицы Елизаветы Петровны в пользу младенца Иоанна.
Концом процесса было присуждение Лопухиных: Степана, Наталью и Ивана бить
кнутом, вырезать языки, сослать в Сибирь и все имущество конфисковать.
Но всему есть
конец, пришел
конец и силам доброй лошадки, и она, несмотря на
кнут, стала останавливаться.