Неточные совпадения
Руки его лежали на животе, спрятанные в широкие рукава, но иногда, видимо, по догадке или повинуясь неуловимому знаку, один из китайцев тихо начинал
говорить с
комиссаром отдела, а потом, еще более понизив голос,
говорил Ли Хунг-чангу, преклонив голову, не глядя в лицо его.
— Слышите ли? —
говорил голова с важною осанкою, оборотившись к своим сопутникам, —
комиссар сам своею особою приедет к нашему брату, то есть ко мне, на обед! О! — Тут голова поднял палец вверх и голову привел в такое положение, как будто бы она прислушивалась к чему-нибудь. —
Комиссар, слышите ли,
комиссар приедет ко мне обедать! Как думаешь, пан писарь, и ты, сват, это не совсем пустая честь! Не правда ли?
Мне
комиссар Данилка вчера
говорил, что он, прощаясь, сказал Туберозову: «Ну,
говорит, отец Савелий, пока я этого Варнаву не сокрушу, не зовите меня Ахилла-дьякон, а зовите меня все Ахилла-воин».
— Дайте вашу руку, Бутлер, — сказала Биче. Она взяла его руку, протянутую медленно и тяжело, и крепко встряхнула ее. — Вы тоже не виноваты, а если и были виноваты, не виновны теперь. — Она обратилась к
комиссару: — Должна
говорить я.
— Вы храбрая женщина, Пегги, — перебил
комиссар, — но то дело прошедшее.
Говорите об этом.
— Вот что? Ну, в самом деле прекрасная выдумка! Я всегда замечал в этом Дерикуре необычайные способности; однако ж не
говорите ничего нашим молодым людям; рубиться с неприятелем, брать батареи — это их дело; а всякая хитрость, как бы умно она ни была придумана, кажется им недостойною храброго офицера. Чего доброго, пожалуй, они скажут, что за эту прекрасную выдумку надобно произвесть Дерикура в полицейские
комиссары.
Прекрасный человек Иван Иванович! Его знает и
комиссар полтавский! Дорош Тарасович Пухивочка, когда едет из Хорола, то всегда заезжает к нему. А протопоп отец Петр, что живет в Колиберде, когда соберется у него человек пяток гостей, всегда
говорит, что он никого не знает, кто бы так исполнял долг христианский и умел жить, как Иван Иванович.
Лисогонов. Это жена
комиссара Звонцова
говорит.
— Очень вас благодарю, профессор, за эту прекрасную душу! Когда был
комиссаром, встречает меня: «мы вашу дачу, Антонина Павловна, реквизируем под народный дом». — Прекрасно! —
говорю. — А свой двухэтажный дом в деревне вы подо что реквизируете?
Хотя я с детства
говорил по-немецки, в Дерпте учился и сдавал экзамен на этом языке, много переводил — и все-таки никогда ничего не писал и не печатал по-немецки. Моя речь появилась в каком-то венском листке. В ней я-с австрийской точки — высказывался достаточно смело, но полицейский
комиссар, сидевший тут, ни меня, никаких других ораторов не останавливал.
Видя, что ответы ее не удовлетворяют их желаниям и почти не компрометируют арестованного, они переменили тон и стали
говорить молодой женщине о наказании, которое ее ожидает за тяжелое оскорбление власти в лице полицейского
комиссара, которого она так бесцеремонно облила грязной водой.
Я надеюсь, что суд в этом со мною согласится. Показаниям же госпожи де Межен не может быть дано веры, так как суду хорошо известны отношения к ней обвиняемого, его любовь и преданность ему. Что же касается обвинения обоих подсудимых в оскорблении словами и действиями полицейского
комиссара и агентов полиции, а также в сопротивлении властям, то все это доказано и не отрицается самими обвиняемыми. О чем же тогда
говорить, как не о применении закона?
— Ты еще слишком молода, чтобы иметь свою волю и
говорить хочу иди не хочу. Объясните ей, господин
комиссар.