Неточные совпадения
Он закутал голову одеялом и долго лежал
молча. Ночь была тихая, словно прислушивалась к чему-то, чего-то ждала, а мне казалось, что вот в следующую секунду ударят в
колокол и вдруг все в городе забегают, закричат в великом смятении страха.
Снежные люди
молча мелькают мимо двери магазина, — кажется, что они кого-то хоронят, провожают на кладбище, но опоздали к выносу и торопятся догнать гроб. Трясутся лошади, с трудом одолевая сугробы. На колокольне церкви за магазином каждый день уныло звонят — Великий пост; удары
колокола бьют по голове, как подушкой: не больно, а глупеешь и глохнешь от этого.
Яков Львович
молчал и только с состраданием смотрел на мать: он знал, что торговая совесть этих белых, мягкотелых сыновей ее не запнется и под перевод
колоколов, повторит то же самое, что говорят они теперь, и тогда дело только будет хуже в том отношении, что они явятся чистыми перед всеми людьми своего круга, которые так или иначе нынче в чистоте их сомневаются.
Зато уж старики и
молчат, не упрекают баб ничем, а то проходу не будет от них; где завидят и кричат: «Снохач! снохач!» У нас погудка живет, что когда-то давненько в нашу церковь
колокол везли; перед самою церковью под горой
колокол и стал, колесни завязли в грязи — никак его не вытащить.
—
Молчите! вы ведь ничего не знаете, а я сегодня оставлял «
Колокол» под подушками дрожек у извозчиков и дал десять нумеров одному полицейскому.
Сижу —
молчу. И всё во мне
молчит, как свинцом облито, тяжёл я, подобно камню, и холоден, словно лёд. Сжал зубы, будто этим хотел мысли свои сдержать, а мысли разгораются, как угли, жгут меня. Кусаться рад бы, да некого кусать. Схватился руками за волосы свои, качаю себя, как язык
колокола, и внутренно кричу, реву, беснуюсь.
Мишка простился с ласковым кержаком
молча, — очень уж разогорчила его генеральша. Зачем при людях-то при посторонних срамить? Ежели нравится, — ну, бей с глазу на глаз, а тут чужой человек стоит и смотрит, как генеральша полирует Мишку со щеки на щеку. Чужой человек в дому, как
колокол…
С поля налетал холодный ветер, принося мелкую пыль отдаленного дождя. В окнах домов уже вспыхивали желтые огни. По времени надо бы к вечерне звонить, а
колокола не слышно, город облегла жуткая тишина, только ветер вздыхал и свистел, летая над крышами домов,
молча прижавшихся к сырой и грязной земле.
Мишка.
Молчи,
молчи! Слушайте! (Издает грудью певучий, глубокий звук в тон поющим
колоколам.) Гууууу, гууууу…
Звонарь
молча, с неодобрением оттолкнул его, и Меркулов жадными глазами простился с
колоколом и ушел.
Никому в этот день не сиделось в кают-компании, и не было, как обыкновенно, оживленных бесед и споров. Пообедали почти
молча и скоро, и после обеда все вышли наверх, чтобы снова увидать эту непроглядную мглу, точившую из себя влагу в виде крупных капель, и снова слышать звон
колокола и гудение свистка.
Только что умолкли языки в
колоколах, возвестившие конец обедни, все богомольцы, поодиночке, много по двое, идут домой,
молча, поникнув головою.
— Пока
молчит. Полагает, что кроткими мерами образумит потерявших голову, но готова принять строгие меры, если эти манифестации усилятся. Вот, слышишь, жалобно запищали
колокола здешнего костела. Посмотри из окна, сколько валит в него народа.
Он
молча отшатывается — и на мгновение видит и понимает все. Слышит трупный запах; понимает, что народ бежал в страхе, и в церкви только он да мертвец; видит, что за окнами темно, но не догадывается — почему, и отворачивается. Мелькает воспоминание о чем-то ужасно далеком, о каком-то весеннем смехе, прозвучавшем когда-то и смолкшем. Вспоминается вьюга.
Колокол и вьюга. И неподвижная маска идиота. Их двое, их двое, их двое…
«Ночь давно ли наступила?
Полночь только что пробила.
Слышишь?
Колокол гудит». —
«Ветер стихнул; бор
молчит;
Месяц в водный ток глядится;
Мигом борзый конь домчится». —
«Где ж, скажи, твой тесный дом?» —
«Там, в Литве, краю чужом:
Хладен, тих, уединенный,
Свежим дерном покровенный;
Саван, крест, и шесть досток.
Едем, едем, путь далек».