Неточные совпадения
—
Однако знать желательно —
Каким же
колдовствомМужик над всей округою
Такую силу взял...
— Не
колдовством, а правдою.
Слыхали про Адовщину,
Юрлова князя вотчину?
— Сказывай, ведьма! — гудела она, — через какое твое
колдовство на наш город сухость нашла?
Солнышко-то и само по себе так стояло, что должно было светить кособрюхим в глаза, но головотяпы, чтобы придать этому делу вид
колдовства, стали махать в сторону кособрюхих шапками: вот, дескать, мы каковы, и солнышко заодно с нами.
А именно: в день битвы, когда обе стороны встали друг против друга стеной, головотяпы, неуверенные в успешном исходе своего дела, прибегли к
колдовству: пустили на кособрюхих солнышко.
Проходя чрез мост, он тихо и спокойно смотрел на Неву, на яркий закат яркого, красного солнца. Несмотря на слабость свою, он даже не ощущал в себе усталости. Точно нарыв на сердце его, нарывавший весь месяц, вдруг прорвался. Свобода, свобода! Он свободен теперь от этих чар, от
колдовства, обаяния, от наваждения!
Какими чудесами,
Через какое
колдовствоНелепость обо мне все в голос повторяют!
— Но — это потому, что мы народ метафизический. У нас в каждом земском статистике Пифагор спрятан, и статистик наш воспринимает Маркса как Сведенборга или Якова Беме. И науку мы не можем понимать иначе как метафизику, — для меня, например, математика суть мистика цифр, а проще —
колдовство.
— Этого человека надо непременно спасти, потому что кругом его…
колдовство.
И так как человек оставаться без чуда не в силах, то насоздаст себе новых чудес, уже собственных, и поклонится уже знахарскому чуду, бабьему
колдовству, хотя бы он сто раз был бунтовщиком, еретиком и безбожником.
Это великий грех,
колдовству подобно, только по незнанию твоему лишь прощается.
На что старец ответил ей со строгостию, запретив и назвав такого рода поминание подобным
колдовству.
Призадумался мой Еремей Лукич: дело, думает, не ладно…
колдовство проклятое замешалось… да вдруг и прикажи перепороть всех старых баб на деревне.
В наш век все это делается просто людьми, а не аллегориями; они собираются в светлых залах, а не во «тьме ночной», без растрепанных фурий, а с пудреными лакеями; декорации и ужасы классических поэм и детских пантомим заменены простой мирной игрой — в крапленые карты,
колдовство — обыденными коммерческими проделками, в которых честный лавочник клянется, продавая какую-то смородинную ваксу с водкой, что это «порт», и притом «олд-порт***», [старый портвейн, «Три звездочки» (англ.).] зная, что ему никто не верит, но и процесса не сделает, а если сделает, то сам же и будет в дураках.
Да!
колдовство рушится, цепи рабства падут, явится свет, которого не победит тьма!
Он верит, что в мире есть нечто высшее, нежели дикий произвол, которому он от рождения отдан в жертву по воле рокового, ничем не объяснимого
колдовства; что есть в мире Правда и что в недрах ее кроется Чудо, которое придет к нему на помощь и изведет его из тьмы.
Ноги начинали подкашиваться, багровые пятна на щеках рдели, голова тяжелела и покрывалась потом, а ей казалось, что навстречу идет чудо, которое вот-вот снимет с нее чары
колдовства.
Пускай каждый новый день удостоверяет его, что
колдовству нет конца; пускай вериги рабства с каждым часом все глубже и глубже впиваются в его изможденное тело, — он верит, что злосчастие его не бессрочно и что наступит минута, когда Правда осняет его, наравне с другими алчущими и жаждущими.
Не за
колдовство и не за богопротивные дела сидит в глубоком подвале колдун: им судия Бог; сидит он за тайное предательство, за сговоры с врагами православной Русской земли — продать католикам украинский народ и выжечь христианские церкви.
— Ну, вот еще выдумал! — усмехнулась она и тотчас же задумчиво прибавила: — Где уж мне:
колдовство — наука трудная. А я вот и грамоты не знаю — ни аза; дедушка-то вон какой грамотей едучий, а меня не умудрила богородица.
Равно берегись и тот, кто посмеет обнаружить
колдовство вельмож.
Злая волшебница прогневалась на моего родителя покойного, короля славного и могучего, украла меня, еще малолетнего, и сатанинским
колдовством своим, силой нечистою, оборотила меня в чудище страшное и наложила таковое заклятие, чтобы жить мне в таковом виде безобразном, противном и страшном для всякого человека, для всякой твари божией, пока найдется красная девица, какого бы роду и званья ни была она, и полюбит меня в образе страшилища и пожелает быть моей женой законною, и тогда
колдовство все покончится, и стану я опять попрежнему человеком молодым и пригожиим; и жил я таковым страшилищем и пугалом ровно тридцать лет, и залучал я в мой дворец заколдованный одиннадцать девиц красныих, а ты была двенадцатая.
Каким образом, или, лучше сказать, каким
колдовством происходит там эта работа, эта чистка — никому не известно, но не подлежит никакому сомнению, что работа и чистка существуют, что машина без отдыха работает своими колесами и никакие человеческие силы не остановят ее…
По-настоящему мне следовало бы, сейчас же после свидания с графом ТвэрдоонтС, уехать из Интерлакена; но меня словно
колдовство пришпилило к этому месту.
Это даже уж не загадка, а какое-то
колдовство, которое я назвал бы историческим, если б не боялся, чтоб этот эпитет не послужил прикрытием для всякого рода малодушия.
— Присуха…
колдовство… — повторил Санин. — Все на свете возможно. Прежде я не верил, а теперь верю. Я себя не узнаю.
— Спасибо тебе, государь, — сказал он, — спасибо за твою хлеб-соль! Спасибо, что выгоняешь слугу своего, как негодного пса! Буду, — прибавил он неосторожно, — буду хвалиться на Руси твоею лаской! Пусть же другие послужат тебе, как служила Федора! Много грехов взял я на душу на службе твоей, одного греха не взял,
колдовства не взял на душу!
—
Колдовства? — спросил он с удивлением, готовым обратиться в гнев, — да кто ж здесь колдует?
Князь не хотел ничем пренебрегать, чтоб упрочить за собою победу, и решился обратиться к знакомому мельнику, взять у него какого-нибудь зелья и сделать чрез
колдовство удары свои неотразимыми.
Но вот ужасно:
колдовствоВполне свершилось, по несчастью.
Я решил завтра же убежать из города, от хозяина, от Саши с его
колдовством, от всей этой нудной, дурацкой жизни.
«Началось
колдовство!» — подумал я угнетенно.
— Теперь увидишь, что будет, погоди немножко! Это ведь я все нарочно сделал для тебя, это —
колдовство! Ага?..
«Война! Стоит подумать об этом слове, и на меня находит какое-то чувство ужаса и одурения, как если бы мне говорили про
колдовство, инквизицию, как будто мне говорят про дело далекое, поконченное, отвратительное, уродливое, противоестественное.
Одеяния священнослужителей казались ему грубыми, досадно-пестрыми тряпками, — и когда он глядел на облаченного священника, он злобился, и хотелось ему изорвать ризы, изломать сосуды. Церковные обряды и таинства представлялись ему злым
колдовством, направленным к порабощению простого народа.
Таинство вечного претворения бессильного вещества в расторгающую узы смерти силу было перед ним навек занавешено. Ходячий труп! Нелепое совмещение неверия в живого бога и Христа его с верою в
колдовство!
Говоря о
колдовстве, она понижала голос до жуткого шёпота, её круглые розовые щёки и полная, налитая жиром шея бледнели, глаза почти закрывались, в словах шелестело что-то безнадёжное и покорное. Она рассказывала, как ведуны вырезывают человечий след и наговорами на нём сушат кровь человека, как пускают по ветру килы [Кила — грыжа — Ред.] и лихорадки на людей, загоняют под копыта лошадей гвозди, сделанные из гробовой доски, а ночью в стойло приходит мертвец, хозяин гроба, и мучает лошадь, ломая ей ноги.
[Дедушка вообще
колдовству мало верил.
Я сам слышал, что Зубина красавица и умница, вот в чем и всё
колдовство.
— Да, из-за нашего
колдовства, — со спокойной серьезностью ответила Олеся. — Как же я посмею в церковь показаться, если уже от самого рождения моя душа продана ему.
— Значит, ты твердо веришь
колдовству?
— Все из-за
колдовства вашего?
Пошли в амбар считать. Потом считали вечером дома, причем помогал сам старик; посвящая сына в свои коммерческие тайны, он говорил таким тоном, как будто занимался не торговлей, а
колдовством. Оказалось, что доход ежегодно увеличивался приблизительно на одну десятую часть и что состояние Лаптевых, считая одни только деньги и ценные бумаги, равнялось шести миллионам рублей.
Не говорю уже о том, что любовь в них постоянно является как следствие
колдовства, приворота, производится питием"забыдущим"и называется даже присухой, зазнобой; не говорю также о том, что наша так называемая эпическая литература одна, между всеми другими, европейскими и азиятскими, одна, заметьте, не представила — коли Ваньку — Таньку не считать никакой типической пары любящихся существ; что святорусский богатырь свое знакомство с суженой-ряженой всегда начинает с того, что бьет ее по белому телу"нежалухою", отчего"и женский пол пухол живет", — обо всем этом я говорить не стану; но позволю себе обратить ваше внимание на изящный образ юноши, жень-премье, каким он рисовался воображению первобытного, нецивилизованного славянина.
Мурзавецкая (прочитав про себя письмо). Его рука, его. Что такое? Уж не
колдовство ли?
Мурзавецкая. А не
колдовство, так не много лучше, — это подлог; за это Сибирь. (Отдает письмо Чугунову.)
— Надеюсь, ваш Ксаверий не говорит, в противном случае, Ганувер, я обвиню вас в
колдовстве и создам сенсационный процесс.
Не
колдовством же они пропали, говорите вы; а мне что за дело?