Неточные совпадения
«Соседка, слышала ль ты добрую молву?»
Вбежавши, Крысе Мышь сказала: —
«Ведь кошка, говорят, попалась в
когти льву?
Вот отдохнуть и нам пора настала!» —
«Не радуйся, мой свет»,
Ей Крыса говорит в ответ:
«И не надейся попустому!
Коль до
когтей у них дойдёт,
То, верно, льву не быть живому:
Сильнее кошки
зверя нет...
Когда нянька мрачно повторяла слова медведя: «Скрипи, скрипи, нога липовая; я по селам шел, по деревне шел, все бабы спят, одна баба не спит, на моей шкуре сидит, мое мясо варит, мою шерстку прядет» и т. д.; когда медведь входил, наконец, в избу и готовился схватить похитителя своей ноги, ребенок не выдерживал: он с трепетом и визгом бросался на руки к няне; у него брызжут слезы испуга, и вместе хохочет он от радости, что он не в
когтях у
зверя, а на лежанке, подле няни.
Горы и пропасти созданы тоже не для увеселения человека. Они грозны, страшны, как выпущенные и устремленные на него
когти и зубы дикого
зверя; они слишком живо напоминают нам бренный состав наш и держат в страхе и тоске за жизнь. И небо там, над скалами и пропастями, кажется таким далеким и недосягаемым, как будто оно отступилось от людей.
«Все было придумано, чтобы отбить охоту к письму, — вспоминал впоследствии М. А. Бестужев, — и надо было родиться Луниным, который находил неизъяснимое наслаждение дразнить «белого медведя» (как говорил он), не обращая внимания… на лапы дикого
зверя, в
когтях которого он и погиб в Акатуе» (Воспоминания Бестужевых, 1951, стр. 199).]
Да и страшен был
зверь лесной, чудо морское: руки кривые, на руках
когти звериные, ноги лошадиные, спереди-сзади горбы великие верблюжие, весь мохнатый от верху до низу, изо рта торчали кабаньи клыки, нос крючком, как у беркута, а глаза были совиные.
Заметно было, что она боялась чего-то неопределенного, таинственного, чего и сама не могла бы высказать, и много раз неприметно и пристально приглядывалась к Nicolas, что-то соображая и разгадывая… и вот —
зверь вдруг выпустил свои
когти.
Но прошло несколько месяцев, и вдруг
зверь показал свои
когти.
— Я знаю Ваську… Самый страшный
зверь. Он сколько раз подбирался к нашей клетке. Глаза зеленые, так и горят, выпустит
когти…
Я пожалую тебя».
Та, в душе ее любя,
Не убила, не связала,
Отпустила и сказала:
«Не кручинься, Бог с тобой».
А сама пришла домой.
«Что? — сказала ей царица, —
Где красавица девица?»
— Там, в лесу, стоит одна, —
Отвечает ей она, —
Крепко связаны ей локти;
Попадется
зверю в
когти,
Меньше будет ей терпеть,
Легче будет умереть.
Старуха думала, что он спит. Но он не спал. Из головы у него не шла лисица. Он успел вполне убедиться, что она попала в ловушку; он даже знал, в которую именно. Он ее видел, — видел, как она, прищемленная тяжелой плахой, роет снег
когтями и старается вырваться. Лучи луны, продираясь сквозь чащу, играли на золотой шерсти. Глаза
зверя сверкали ему навстречу.
Вот и лежачая плаха. Под нею краснеет шерсть прихлопнутого
зверя. Лисица рылась в снегу
когтями именно так, как она ему виделась прежде, и так же смотрела ему навстречу своими острыми, горящими глазами.
Вы притворяетесь людьми, но под перчатками я вижу
когти, под шляпою — приплюснутый череп
зверя; за вашей умной речью я слышу потаенное безумие, бряцающее ржавыми цепями.
Мороз был лютый, осерчал, аки голодный
зверь, носу не высунешь на двор, так и хватает
когтями; избушка моя то и дело надувалась да охала, словно кто ее дубиной по ребрам колотил.
Молодая девушка что-то шепчет старухе, та грозит на нее пальцем, который больному кажется страшным
когтем необыкновенного
зверя.
Но не тем были заняты мысли этого притаившегося
зверя, этой пантеры, изгибающейся и спрятавшей свои
когти, чтобы более легкими ногами сделать роковой для намеченных жертв прыжок.