Неточные совпадения
— У них — свои соображения, они здоровьем подозрительных людей не интересуются. И
книги оказались законные, — продолжал он, снова улыбаясь, —
библия, наука, сочинения Тургенева, том четвертый…
На столе лежала
Библия и другие
книги, рукоделья, тетради и т. п., у стены стояло фортепиано.
Библию же одну никогда почти в то время не развертывал, но никогда и не расставался с нею, а возил ее повсюду с собой: воистину берег эту
книгу, сам того не ведая, «на день и час, на месяц и год».
Он до конца жизни писал свободнее и правильнее по-французски, нежели по-русски, он a la lettre [буквально (фр.).] не читал ни одной русской
книги, ни даже
Библии.
— Не молчу. У меня с собой захвачены все здешние листочки — тридцать четыре их. Но я больше
Библией действую, там есть что взять,
книга толстая, казенная, синод печатал, верить можно!
—
Библия! — произнес он, открыв первую страницу и явно насмешливым голосом, а затем, перелистовав около трети
книги, остановился на картинке, изображающей царя Давида с небольшой курчавой бородой, в короне, и держащим в руках что-то вроде лиры. — А богоотец оубо Давид пред сенным ковчегом скакаше, играя!
Как бы то ни было, оба супруга покорились своей участи и переехали в свою ссылку, в которой прожили теперь около десяти уже лет, находя себе единственное развлечение в чтении и толковании
библии, а также и внимательном изучении французской
книги Сен-Мартена [Сен-Мартен (1743—1803) — французский философ-мистик.
У меня один арестант, искренно преданный мне человек (говорю это без всякой натяжки), украл
Библию, единственную
книгу, которую позволялось иметь в каторге; он в тот же день мне сам сознался в этом, не от раскаяния, но жалея меня, потому что я ее долго искал.
Он слушал, не раздражаясь, даже очень смирно; соглашался, что
Библия очень полезная
книга, искренно жалел, что ее у меня теперь нет, но вовсе не сожалел о том, что украл ее; он глядел с такою самоуверенностью, что я тотчас же и перестал браниться.
За несколько тысяч лет до Рождества Христова было на земле необыкновенное наводнение, и об этом упоминается не в одной еврейской
Библии, но также в
книгах других древних народов, как-то: греков, халдеев, индусов.
— Какая это
книга хорошая —
библия! — захлёбываясь кашлем, вскрикивал Яков. — И это есть, — помнишь, начётчик в трактире говорил: «Покойны шатры у грабителей»? Есть, я нашёл! Хуже есть!
— Читать любишь, слышал я? — спрашивал он. — Какие же
книги, например? Скажем — жития святых али
Библию?
И вот — углубился я в чтение; целыми днями читал. Трудно мне и досадно:
книги со мной не спорят, они просто знать меня не хотят. Одна
книга — замучила: говорилось в ней о развитии мира и человеческой жизни, — против
библии было написано. Всё очень просто, понятно и необходимо, но нет мне места в этой простоте, встаёт вокруг меня ряд разных сил, а я среди них — как мышь в западне. Читал я её раза два; читаю и молчу, желая сам найти в ней прореху, через которую мог бы я вылезти на свободу. Но не нахожу.
Вижу — налетел я с ковшом на брагу, хочу ему ответить, а он повернулся и ушёл. Сижу я в дураках, смотрю. Комната — большая, чистая, в углу стол для ужина накрыт, на стенах — полки с
книгами,
книги — светские, но есть
библия, евангелие и старый славянский псалтирь. Вышел на двор, моюсь. Дядя идёт, картуз ещё больше на затылке, руками махает и голову держит вперёд, как бык.
— «Земля же бе невидима и неустроена и тьма верху бездны и дух божий ношашеся верху воды…» [Цитата из
Библии (Первая
книга Моисеева, гл. 1, стих 2).]
В воскресенье он не выходил за сбором тряпок, почти весь день читая
Библию.
Книгу он держал, упирая ее в грудь себе, и сердился, если кто-нибудь трогал ее или мешал ему читать.
— Вы говорите несообразное:
Библия книга Божественная.
Вдруг, на счастье мое, — вижу, по бережку моря идет мой благодетель, Андрей Васильевич, один, с своей верной собачкой и с
книгой, с
Библией. Кортик мотается, а сам, как петушок, распевает безмятежным старческим выкриком...
— Это, — говорит, — вы
Библии начитались, — а вы Библии-то не читайте. Это англичанам идет: они недоверки и кривотолки.
Библия опасна — это мирская
книга. Человек с аскетическим основанием должен ее избегать.
Ему удалось выхлопотать у императора Максимилиана указ, в силу которого у евреев должны были быть отобраны и затем сожжены все их
книги, за исключением
библии.] восстал на талмуд и требовал, чтобы все его
книги сжечь рукой палача, то разве против него не вооружились великие христианские ученые?
Ответы мои, видимо, удовлетворяют его; заметно у Авдея спешное стремление всё округлить, завершить и прочно поставить в душе. Мне это не очень нравится в нём. Вот тёзка мой, Досекин, он любит развёртывать каждый вопрос, словно кочан капусты, всегда добиваясь до стержня. А Ваня Малышев — паренёк из старой раскольничьей семьи, дядя у него известный в крае начётчик, грамоте Иван учился по-церковному, прочитал бесконечно много
книг славянской печати, а теперь сидит над
библией, ставя её выше гражданских
книг.
Иль, сидя дома, я прокажу,
Играя в дураки с женой;
То с ней на голубятню лажу,
То в жмурки резвимся порой;
То в свайку с нею веселюся,
То ею в голове ищуся;
То в
книгах рыться я люблю,
Мой ум и сердце просвещаю,
Полкана и Бову читаю;
За
библией, зевая, сплю.
За нею послали в Орел, но и в Орле продажной
Библии не нашли, а достали ее «почитать» у семинарского ректора, и то с предварением от своего священника, что «это
книга мирская и читать ее небеспечно».
Так, например, окончив чтение
Библии, тетя не задала себе труда повторять это, как делают многие одолевшие названную
книгу, а она отложила ее в сторону раз и навсегда и «понесла фантазии» вроде того, что «хороших времен еще не было» или что «лучшая жизнь на земле будет впереди нас, а не та, которая осталась позади нас»…
Поэтому
Библия есть хотя и
книга, но не только
книга, больше чем
книга.
Мир в своем женственном «начале», ώρχή, BERESHIT (берешит [Берешит (bereschith) — букв.: «в начале» — название первой
книги Торы в еврейской
Библии (по первому ее стиху),
книга Бытия.]), уже зарожден ранее того, как сотворен, но из этого семени Божьего, путем раскрытия в нем заложенного, создан мир из ничего.
Библия есть одновременно и просто
книга, доступная научному изучению, и памятник иудейской письменности, и
Книга книг, вечный Символ, раскрывающийся только вере, только молитве, только благоговению.
Поэтому только в Церкви и для Церкви ведома
Библия как Слово Божие, вне же ее она есть
книга, обладающая высоким учительным авторитетом и большой литературной ценностью, но легко превращающаяся в мертвую букву без животворящего духа или же представляющая просто предмет научной любознательности [Церковное установление канона священных
книг есть только авторитетное признание и повелительное санкционирование их теургической мощи.
«Говорят же, — рассуждал он сам с собой, — говорят же, что люди
Библии зачитываются и сходят от того с ума, может, и от других
книг бывает не легче».
Затем говорила она духовнику, что хотя крещена по греко-восточному обряду и потому считает себя принадлежащею к православной церкви, но до сих пор еще ни разу не исповедывалась и не причащалась. Греко-восточного катехизиса не учила и о христианском законе узнала только то, что вычитала в
Библии и некоторых французских
книгах духовного содержания. Но она верует в бога, во св. троицу и нимало не сомневается в непреложных истинах Символа веры.
Библия есть
книга откровения потому, что в ней нет объективации, отчуждения человека от самого себя.
Об этом в прикрытой форме рассказано в
Библии, в
книге Бытия.
В древних
книгах, в законах Ману, в
Библии, в Талмуде, в Коране жизнь регулирована, подчинена закону, всюду страх нечистоты, запреты, табу, всюду перегородки и разделительные категории.
В основной
книге Каббалы, «Зохаре», и у Бёме в «Mysterium magnum» (толковании на первую
книгу Моисея) снимаются с
Библии оковы ограниченности и подавленности ветхого сознания человечества и приоткрывается истина о космическом человеке.
Есть такой немец, Куглер, написал богатую
книгу… просто
библия для всех, кто изучает красоту…
И то же слово — закон, тора, у Ездры в первый раз и в позднейшее время, во время Талмуда, стало употребляться в смысле написанных пяти
книг Моисея, над которыми и пишется общее заглавие — тора, так же как у нас употребляется слово
Библия; но с тем различием, что у нас есть слово, чтобы различать между понятиями —
Библии и закона бога, а у евреев одно и то же слово означает оба понятия.