Неточные совпадения
Траги-нервических явлений,
Девичьих обмороков, слез
Давно терпеть не мог Евгений:
Довольно их он перенес.
Чудак, попав на пир огромный,
Уж был сердит. Но, девы томной
Заметя трепетный порыв,
С досады взоры опустив,
Надулся он и, негодуя,
Поклялся Ленского взбесить
И уж порядком отомстить.
Теперь, заране торжествуя,
Он стал чертить в душе своей
Карикатуры всех гостей.
— Не твой револьвер, а Марфы Петровны, которую ты убил, злодей! У тебя ничего не было своего в ее доме. Я взяла его, как стала подозревать, на что ты способен.
Смей шагнуть хоть один шаг, и,
клянусь, я убью тебя!
— Cher enfant, я всегда предчувствовал, что мы, так или иначе, а с тобой сойдемся: эта краска в твоем лице пришла же теперь к тебе сама собой и без моих указаний, а это,
клянусь, для тебя же лучше… Ты, мой милый, я
замечаю, в последнее время много приобрел… неужто в обществе этого князька?
Солдат
клялся, что не дает. Мы отвечали, что у нас был с собою трут. Инспектор обещал его отнять и обобрать сигары, и Панин удалился, не
заметив, что количество фуражек было вдвое больше количества голов.
Не слушала таких речей молода купецка дочь, красавица писаная, и стала
молить пуще прежнего,
клясться, божиться и ротитися, что никакого на свете страшилища не испугается и что не разлюбит она своего господина милостивого, и говорит ему таковые слова: «Если ты стар человек — будь мне дедушка, если середович — будь мне дядюшка, если же молод ты — будь мне названой брат, и поколь я жива — будь мне сердечный друг».
— Ах, боже мой! Я оправдываю! — воскликнула та. — Сделайте милость, когда я
заметила эти ее отношения к доктору, я первая ее спросила, что такое это значит, и так же, как вам теперь говорю, я ей говорила, что это подло, и она мне образ сняла и
клялась, что вот для чего, говорит, я это делаю!
Он скажет:"Mon cher! я сам был против этого, но — que veux-tu! [что поделаешь! (франц.)] — у нас так мало средств, что это все-таки одно из самых подходящих!"И напрасно будут
молить его «невинные», напрасно будут они сплетничать на других солибералов, напрасно станут
клясться и доказывать свою невинность!
— «Ты наш, ты наш! Клянися на
мече!» — не помню, говорится в какой-то драме; а так как в наше время
мечей нет, мы
поклянемся лучше на гербовой бумаге, и потому угодно вам выслушать меня или нет? — проговорил князь.
Девятнадцать человек!
Их собрал дон Педро Гóмец
И сказал им: «Девятнадцать!
Разовьем свои знамена,
В трубы громкие взыграем
И, ударивши в литавры,
Прочь от Памбы мы отступим!
Хоть мы крепости не взяли,
Но
поклясться можем
смелоПеред совестью и честью,
Не нарушили ни разу
Нами данного обета:
Целых девять лет не ели,
Ничего не ели ровно,
Кроме только молока...
А! схима… так! святое постриженье…
Ударил час, в монахи царь идет —
И темный гроб моею будет кельей…
Повремени, владыко патриарх,
Я царь еще: внемлите вы, бояре:
Се тот, кому приказываю царство;
Целуйте крест Феодору… Басманов,
Друзья мои… при гробе вас
молюЕму служить усердием и правдой!
Он так еще и млад и непорочен…
Клянетесь ли?
— Пробовал, но не могу. Можно
смело говорить какую угодно правду человеку самостоятельному, рассуждающему, а ведь тут имеешь дело с существом, у которого ни воли, ни характера, ни логики. Я не выношу слез, они меня обезоруживают. Когда она плачет, то я готов
клясться в вечной любви и сам плакать.
Наутро Александра Семеновича ожидала неприятность. Охранитель был крайне сконфужен, руки прикладывал к сердцу,
клялся и божился, что не спал, но ничего не
заметил.
— Как, неужели вы намерены еще продолжать это проклятое дело! — вскричал он, — но что ж со мной-то вы делаете, о господи! Не
смейте, не
смейте, милостивый государь, или,
клянусь вам!.. здесь есть тоже начальство, и я… я… одним словом, по моему чину… и барон тоже… одним словом, вас заарестуют и вышлют отсюда с полицией, чтоб вы не буянили! Понимаете это-с! — И хоть ему захватило дух от гнева, но все-таки он трусил ужасно.
Анна Павловна начала
замечать перемену в Эльчанинове. Сперва она думала, что он болен, и беспрестанно спрашивала, каково он себя чувствует. Эльчанинов
клялся, божился, что он здоров, и после того старался быть веселым, но потом вскоре впадал опять в рассеянность. Мой герой думал о службе.
Он
поклялся заставить себя
заметить и с этой целию вздумал удивить Петербург богатством: покупал превосходные экипажи, переменял их через месяц, нанял огромную и богатую квартиру и начал давать своим породистым приятелям лукулловские обеды, обливая их с ног до головы шампанским и старым венгерским.
Если она не заставала его в мастерской, то оставляла ему письмо, в котором
клялась, что если он сегодня не придет к ней, то она непременно отравится. Он трусил, приходил к ней и оставался обедать. Не стесняясь присутствием мужа, он говорил ей дерзости, она отвечала ему тем же. Оба чувствовали, что они связывают друг друга, что они деспоты и враги, и злились, и от злости не
замечали, что оба они неприличны и что даже стриженый Коростелев понимает все. После обеда Рябовский спешил проститься и уйти.
Дульчин (не слушая). И повез их к Салаю Салтанычу, должен я ему, и, как на грех, не застал его дома. Воротился домой, а тут у меня приятели сидят, банк
мечут, золото по столу рассыпано… «Пристань да пристань!» И не хотел,
клянусь тебе, не хотел. Дернуло как-то поставить карточку, одну, другую… и просадил около трех тысяч… А надо долг платить, завтра срок; хоть в петлю полезай! Достань мне денег!
— Очень понятно! Во-первых, она курит. Во-вторых, она по уши была влюблена в Кляузова. Он отверг ее любовь для какой-нибудь Акульки.
Месть. Теперь я вспоминаю, как однажды застал их в кухне за ширмой. Она
клялась ему, а он курил ее папиросу и пускал ей дым в лицо. Но, однако, поедемте… Скорее, а то уже темнеет… Поедемте!
О! да, я знаю, ты всегда умела
Открыто правду говорить,
Собою жертвовать и искренно любить.
Ты чувствовать умела одолженья,
Не
замечать, не помнить зла.
Как ангел примиритель ты жила
В семействе нашем… Но!.. ужасные мученья
Столпились к сердцу моему.
И я теперь не верю ничему.
Клянись… но, может быть, моленье
Отвергнешь ты мое,
И что мудреного! Кому моей судьбою
Заняться!.. я суров! я холоден душою…
Один лишь раз, один пожертвуй ты собою
Не для меня — нет — для нее…
Видел я сейчас,
Как нежничал, шептался здесь он с нею;
Я издали смотрел и, утверждать не
смею(Трельяж их закрывал от любопытных глаз),
Два вздоха слышал я да звуки поцелуя
И больше ничего,
поклясться в том могу я.
— Слушайте вы, как вас… Не
смейте так говорить со мной, не
смейте касаться моей руки… или… или… я выцарапаю вам глаза,
клянусь Богом!
Да, пока достаточно и этого. Ты
заметил, что большая буква снята с моего «я»? — она выброшена мною вместе с револьвером. Это знак покорности и равенства, ты понимаешь? Быть равным с тобою — вот клятва, которую я принес себе и Марии. Как король, я присягнул на верность твоей конституции, но не изменю клятве, как король: от прежней жизни моей я сохранил уважение к договорам.
Клянусь, я буду верным твоим товарищем по общей каторге нашей и не убегу один!
Не знаю, что говорила Мария. Но —
клянусь вечным спасением! — ее взор и весь ее необыкновенный образ был воплощением такого всеобъемлющего смысла, что всякое мудрое слово становилось бессмыслицей. Мудрость слов нужна только нищим духом, богатые же — безмолвны,
заметь это, поэтик, мудрец и вечный болтун на всех перекрестках! Довольно с тебя, что Я унизился до слова.
— Я могу умереть раньше ее, —
заметил Спаланцо. — Но,
клянусь богом, я выдал бы ее, если бы не был ее мужем!
— Надежда Корнильевна, — начал он, — об этой минуте я мечтал в течение многих бессонных ночей. В ваших руках моя жизнь и смерть. Я знаю, что вы замужем, но вас выдали насильно. А теперь
молю вас, ответьте мне на один вопрос, от которого зависит моя судьба. Любите ли вы своего мужа? Скажете вы «да», я
клянусь вам — мы никогда больше не увидимся! Но если вы скажете «нет» — о, тогда я вправе носить ваш образ в моем сердце как святыню и сделаю ради него все на свете.
— Государь,
меч твой не обсох еще, а ты уже опять думаешь о крови… не заставь меня
клясться, как Иуду, и…
— Стой, стой, одно условие, — прервал его фон-Ферзен, обращаясь к Гритлиху, — останься с нами. Я разрешаю тебе это,
поклянись клятвой рыцаря, что исполнишь наше желание.
Поклянись на
мече.
В этом я
поклялся пред образом спасителя, — мне достался крест по жеребию — я опоясался им, как
мечом; я крестоносец, и если изменю клятве своей, наступлю на распятие сына божия!
«Я не
смею об этом и думать, я
поклялась быть ему верной женой перед церковным алтарем, и его пример не может служить извинением, это мой долг… Если Бог в супружестве послал мне крест, я безропотно обязана нести его, Он наказывает меня, значит, я заслужила это наказание и должна смиренно его вынести», — думала молодая женщина.
То
клялся он ужасною
местью отомстить врагу за насмешку и тотчас отступал от своего намерения, страшась подвергнуть бедную княжну стыду и унижению, гневу государыни и бог знает какой несчастной участи.
— Будто уж и не знаете… Счастлив его Бог, что он уехал, иначе бы ему не уберечь от меня своей шкуры… Вы никого не
смеете любить, кроме меня, вы никому не
смеете принадлежать, кроме меня… И это потому, что я люблю вас страстно, безумно, слепо… Я ревнив до самозабвения, я убью всякого, кто станет у меня на пути к вашему сердцу…
Клянусь вам в этом…
— Стой, стой, одно условие! — прервал его фон Ферзен, обращаясь к Гритлиху. — Останься с нами. Я разрешаю тебе это,
поклянись клятвой рыцаря, что исполнишь наше желание.
Поклянись на
мече…
— Да, это я, и мне хочется знать, с какой стати вы даете такой дурной пример публике, ведя себя точно сумасшедшие. Хорошо еще, что не все зрители в зале
заметили ваше странное поведение и ваш бешеный выход, иначе,
клянусь вам, вы были бы завтра сплетней всего Петербурга. В чем дело, объясните, пожалуйста! Что-нибудь очень важное и таинственное?..
— Друзья, здесь шутки Мака неуместны! Восторг не должно опошлять! Восходит солнце, я гляжу в его огненное лицо: я вижу восходящее светило, я кладу мою руку на мое сердце, в которое я уместил мою горячую любовь к Фебуфису. Я призываю тебя, великий в дружбе Кранах!.. Кладите, друзья, свои руки не на
мечи, а на ваши сердца, и
поклянемся доказать нашу дружбу Фебуфису всем и всегда… и всегда… и всегда… да… да… да!
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и
смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он
клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
А где уж никак нельзя перетолковать, как в словах: не судите и не присуждайте, и в словах: не
клянитесь вовсе,
смело, прямо действовать противно учению, утверждая, что мы ему следуем.
— Вы
поклянитесь на своих
мечах!
— Как клятву! Как вы
смели клясться? Разве вы не христиане! Кто вам позволил чем-нибудь
клясться? Видите, сколько от этого зла вышло, и теперь я уйду от вас.