Неточные совпадения
Вот, окружен своей дубравой,
Петровский
замок. Мрачно он
Недавнею гордится славой.
Напрасно ждал Наполеон,
Последним счастьем упоенный,
Москвы коленопреклоненной
С
ключами старого Кремля;
Нет, не пошла Москва моя
К нему с повинной головою.
Не праздник, не приемный дар,
Она готовила пожар
Нетерпеливому герою.
Отселе, в думу погружен,
Глядел на грозный пламень он.
Варвара (покрывает голову платком перед зеркалом). Я теперь гулять пойду; а ужо нам Глаша постелет постели в саду, маменька позволила. В саду, за малиной, есть калитка, ее маменька запирает на
замок, а
ключ прячет. Я его унесла, а ей подложила другой, чтоб не заметила. На вот, может быть, понадобится. (Подает
ключ.) Если увижу, так скажу, чтоб приходил
к калитке.
Он встал, подошел
к двери, повернул
ключ в
замке, посмотрел на луну, — ярко освещая комнату, она была совершенно лишней, хотелось погасить ее.
Окружной начальник распорядился запереть ее карцер другим
замком, а
ключ взял
к себе.
Призадумался честной купец и, подумав мало ли, много ли времени, говорит ей таковые слова: «Хорошо, дочь моя милая, хорошая и пригожая, достану я тебе таковой хрустальный тувалет; а и есть он у дочери короля персидского, молодой королевишны, красоты несказанной, неописанной и негаданной: и схоронен тот тувалет в терему каменном, высокиим, и стоит он на горе каменной, вышина той горы в триста сажен, за семью дверьми железными, за семью
замками немецкими, и ведут
к тому терему ступеней три тысячи, и на каждой ступени стоит по воину персидскому и день и ночь, с саблею наголо булатного, и
ключи от тех дверей железныих носит королевишна на поясе.
Когда я согласился, он сел на постели, не спуская ног на пол, и уже тоном приказания велел мне поставить сундук на постель,
к его ногам.
Ключ висел у него на гайтане, вместе с нательным крестом. Оглянув темные углы кухни, он важно нахмурился, отпер
замок, подул на крышку сундука, точно она была горячая, и, наконец приподняв ее, вынул несколько пар белья.
Он позвал несколько благонадежных людей из своей прислуги, приказал отнести барыню в каменный подвал, запер огромным
замком и
ключ положил
к себе в карман.
Разговор с Бутлером как бы подвел меня
к запертой двери, но не дал
ключа от
замка; узнав кое-что, я, как и раньше, знал очень немного о том, почему фотография Биче Сениэль украшает стол Геза.
Я вошел. Дверь заперлась, лязгнул
замок, и щелкнул
ключ. Мебель состояла из двух составленных рядом скамеек с огромным еловым поленом, исправляющим должность подушки. У двери закута была высока, а
к окну спускалась крыша. Посредине, четырехугольником, обыкновенное слуховое окно, но с железной решеткой. После треволнений и сытного завтрака мне первым делом хотелось спать и ровно ничего больше. «Утро вечера мудренее!» — подумал я засыпая.
На последнем — перед наковальней — сидит Клещ, примеряя
ключи к старым
замкам.
К счастью, Транквиллитатин на ту пору отлучился куда-то из города; он не мог прийти
к нам раньше завтрашнего дня; нужно было воспользоваться ночью! Тетка не запиралась у себя в комнате, да и у нас в целом доме
ключи не действовали в
замках; но куда она положит часы, где спрячет? До вечера она их носила в кармане и даже не раз вынимала и рассматривала их; но ночью — где они ночью будут? Ну, уж это мое дело отыскать, думал я, потрясая кулаками.
Треплев(запирает правую дверь на
ключ, подходит
к левой). Тут нет
замка. Я заставлю креслом. (Ставит у двери кресло.) Не бойтесь, никто не войдет.
— Извольте тотчас взять эту девушку, — воскликнул Семен Матвеич, обращаясь
к моему вотчиму и повелительно указывая на меня дрожащей рукой. — Извольте отвести ее
к себе в дом и запереть на
ключ, на
замок… чтоб она… пальцем пошевельнуть не могла, чтобы муха
к ней не проскочила! Впредь до моего приказания! Окна забить, если нужно! Ты отвечаешь мне за нее головой!
На четвертый день Марфа Андревна сама покинула свое заточение. В этот день люди увидели, что боярыня встала очень рано и прошла в сад в одном темненьком капоте и шелковом повойничке. Там, в саду, она пробыла одна-одинешенька около часу и вышла оттуда, заперши за собою на
замок ворота и опустив
ключ в карман своего капота.
К господскому обеду в этот день был приглашен отец Алексей.
Я бросился искать маменьку, а маменька стали
ключ искать и насилу его нашли в образнике, да пока я выбежал
к воротам, да
замок отпирать стали, да засов вытаскивать, тройка уже и отъехала, и тот, что в калмыцком тулупе был, уехал в кибитке, а дядя один стоит, за скобку держится и сердится.
Мы вышли из конторы в ворота, потом прошли небольшой двор и остановились у запертых ворот другого. Мой провожатый приложил лицо
к оконцу в воротах и крикнул дежурного. За воротами послышалось звякание связки
ключей, потом калитка отворилась и опять захлопнулась за нами. Теперь трое крепко запертых ворот с тремя огромными висячими
замками отделяли меня от вольного божьего мира.
Когда ж безумца увели
И шум шагов умолк вдали,
И с ним остался лишь Сокол,
Боярин
к двери подошел;
В последний раз в нее взглянул,
Не вздрогнул, даже не вздохнул
И трижды
ключ перевернул
В ее заржавленном
замке…
Но…
ключ дрожал в его руке!
Потом он отворил окно:
Всё было на небе темно,
А под окном меж диких скал
Днепр беспокойный бушевал.
И в волны
ключ от двери той
Он бросил сильною рукой,
И тихо
ключ тот роковой
Был принят хладною рекой.
Садится Орша на коня,
Дал знак рукой, гремя, звеня,
Средь вопля женщин и детей
Все повскакали на коней,
И каждый с знаменьем креста
За ним проехал в ворота;
Лишь он, безмолвный, не крестясь,
Как бусурман, татарский князь,
К своим приближась воротам,
Возвел глаза — не
к небесам;
Возвел он их на терем тот,
Где прежде жил он без забот,
Где нынче ветер лишь живет,
И где, качая изредка
Дверь без
ключа и без
замка,
Как мать качает колыбель,
Поет гульливая метель!..
Вот, испытав
замки дверей,
С гремучей связкою
ключейК калитке сторож подошел
И взоры на небо возвел:
«А завтра быть грозе большой!
Кузьма Васильевич сделал ей ручкой, вышел и потянул за собою дверь. Он слышал, как Колибри тотчас
к ней подбежала…
Ключ звонко щелкнул в
замке.
В туже минуту
ключ звякнул в
замке, дверь скрипнула. С замирающим сердцем Тася приготовилась
к расправе.
Едва только дверь захлопнулась за хозяевами и
ключ повернулся в
замке снаружи (господин Злыбин не забыл запереть Тасю на время своего отсутствия), больной Андрюша позвал
к себе девочку.
По самой средине кабинета помещается письменный стол с целым «поставцом», приделанным
к одному продольному краю, для картонов и ящиков, с карнизами и русскими полотенцами, пополам из дуба и черного дерева, с
замками, скобами и
ключами, выкованными и вырезанными «нарочно».
И вот, как
ключ, сделанный только
к этому
замку, человек в душе своей находит чувство, которое дает ему то самое благо, на которое, как на единственно возможное, указывает ему разум. И чувство это не только разрешает прежнее противоречие жизни, но как бы в этом противоречии и находит возможность своего проявления.
Он и не ошибся. Фимка лежала недвижимо на том же месте, где была им брошена. Он снова схватил ее в охабку и потащил
к волчьей погребице,
ключ от которой он, по должности домашнего палача и тюремщика, носил на поясе. Отперев им страшную тюрьму, он бросил в нее бесчувственную девушку, затворил дверь, задвинул засов и запер на
замок.
На пустыре Ананьева не было. Кузьма пошел до улице, посмотрел по сторонам, но нигде не было видно старика. Парень вернулся
к избе, запер дверь в привинченные кольца висячим
замком и положил
ключ в расщелину одного из бревен — место, уговоренное с Петром Ананьевым, на случай совместного ухода из дому. Почти бегом бросился он затем по улице и, не уменьшая шага, меньше чем через час был уже во дворе дома Салтыкова.
Вдруг в коридоре раздались шаги видимо двух человек. Шаги приближались
к ее камере и наконец остановились у двери. Кто-то шепотом разговаривал с часовым, однообразные шаги которого смолкли. Она слышала, как вложили
ключ в
замок ее двери.
Замок щелкнул. В дверь буквально проскользнул Гиршфельд, плотно притворив ее за собой.
После крестин Гладких приказал наглухо заколотить избу Егора Никифорова. Дверь запер большим висячим
замком, и
ключ от него взял
к себе.
При звоне
замка она снова вздрогнула и инстинктивно обернулась
к постели; труп лежал недвижимо. Она сунула руку в сундук, вынула объемистую пачку ассигнаций, бережно уложила ее в карман, снова заперла сундук и положила
ключи на прежнее место.
Он встал со стула, взял ночник, запер дверь кабинета
ключом, вышел в ближнюю комнату, в которой стояла кровать со штофными, зеленого, порыжелого цвета, занавесами, висевшими на медных кольцах и железных прутьях; отдернул занавесы, снял со стены, в алькове кровати, пистолет, подошел
к двери на цыпочках, приставил ухо
к щели
замка и воротился в кабинет успокоенный, что все в доме благополучно.
Для Гегеля «различные категории не суть собрания отдельных изолированных идей, которые мы находим в наших умах и которые мы прилагаем
к вещам одну за другой, подобно тому как мы стали бы перебирать связку
ключей, пробуя их один за другим на многих
замках; он пытается доказать, что категории не суть внешние орудия, которыми пользуется разум, но элементы целого или стадии сложного процесса, который в своем единстве есть самый разум» (там же, с. 182).
Вот прикладывается
ключом к огромному
замку, но еще раз умильно оборачивается на своего начальника и предостерегает его, чтоб он был невзыскателен, арестанты-де грубый и невоспитанный народ.
Был поздний час вечера. Князь сидел за письменным столом и рассматривал какие-то бумаги. Обернувшись на шум отворяемой двери, он увидел даму, всю в черном, с густой вуалью на лице, которая стояла
к нему спиной и поворачивала
ключ в
замке номерной двери.
Подойдя
к церковным дверям все остановились.
Ключ громко щелкнул в громадном
замке, и звук этот далеко отдался среди окружающей невозмутимой тишины. Войдя в церковь, они направились
к могиле Настасьи Минкиной.
Оно есть точно
ключ, отпирающий всё, но только тогда, когда
ключ этот просунут до
замка. Признание этого положения за изречение, невозможное
к исполнению без сверхъестественной помощи, есть уничтожение всего учения. Каким же, как не невозможным, может представляться людям то учение, из которого вынуто основное, связующее всё положение? Неверующим же оно даже прямо представляется глупым и не может представиться иным.