Неточные совпадения
И через два дня он сидел в купе первого
класса против Крэйтона,
слушая его медленные речи.
Робкий, апатический характер мешал ему обнаруживать вполне свою лень и капризы в чужих людях, в школе, где не делали исключений в пользу балованных сынков. Он по необходимости сидел в
классе прямо,
слушал, что говорили учителя, потому что другого ничего делать было нельзя, и с трудом, с потом, со вздохами выучивал задаваемые ему уроки.
— Господа, господа!.. Что вы делаете? — кричит дежурный, первое ответственное лицо в
классе, но его не
слушают. Дождь жвачек сыплется ливнем. Кто-то смочил жвачку в чернилах. Среди серых звезд являются сине — черные. Они липнут по стенам, на потолке, попадают в икону…
Иногда он приходит в
классы и с строгим лицом
слушает, как я сказываю уроки, но по некоторым словам, которыми он хочет поправить меня, я замечаю, что он плохо знает то, чему меня учат.
Забиякин (не
слушая его). А знаете ли, что по-ихнему дело называется? продать связку-другую баранков, надуть при этом на копейку — вот это дело-с!.. Принадлежа к высшему
классу общества, знаете, даже как-то совестно за них, совестно за отечество.
— Да-с, так вот сидим мы однажды с деточками в
классе и переводим:"время, нами переживаемое"… И вдруг — инспектор-с. Посидел,
послушал. А я вот этой случайности-то и не предвидел-с. Только прихожу после урока домой, сел обедать — смотрю: пакет! Пожалуйте! Являюсь."Вы в Пинеге бывали?" — Не бывал-с. — "Так вот познакомьтесь". Я было туда-сюда: за что? — "Так вы не знаете? Это мне нравится! Он… не знает! Стыдитесь, сударь! не увеличивайте вашей вины нераскаянностью!"
Лично я, впрочем, выше всего ценил в Мартыне Степаныче его горячую любовь к детям и всякого рода дурачкам: он способен был целые дни их занимать и забавлять, хотя в то же время я смутно слышал историю его выхода из лицея, где он был инспектором
классов и где аки бы его обвиняли; а, по-моему, тут были виноваты сами мальчишки, которые, конечно, как и Александр Пушкин, затеявший всю эту историю, были склоннее читать Апулея [Апулей (II век) — римский писатель, автор знаменитого романа «Золотой осел» («Метаморфозы»).] и Вольтера, чем
слушать Пилецкого.
Этот человек сразу и крепко привязал меня к себе; я смотрел на него с неизбывным удивлением,
слушал, разинув рот. В нем было, как я думал, какое-то свое, крепкое знание жизни. Он всем говорил «ты», смотрел на всех из-под мохнатых бровей одинаково прямо, независимо, и всех — капитана, буфетчика, важных пассажиров первого
класса — как бы выравнивал в один ряд с самим собою, с матросами, прислугой буфета и палубными пассажирами.
Антоша, тоненький, юркий мальчик, вежливо шаркнул. Передонова усадили в гостиной, и он немедленно начал жаловаться на Антошу: ленив, невнимателен, в
классе не
слушает, разговаривает и смеется, на переменах шалит. Антоша удивился, — он не знал, что окажется таким плохим, — и принялся горячо оправдываться. Родители оба взволновались.
— Опять тройка! понял? Или лучше молчи и
слушай: ты сказал государь… это так, — голова, она должна уметь думать. Кормит все — желудок. Этот желудок — народ, он кормит; а сердце кто? Сердце это просвещенный
класс — это дворянин, вот кто сердце. Понимаешь ли ты, что без просвещения быть нельзя! Теперь иди домой и все это разбери, что тебе открыл настоящий дворянин, которого пополам перервать можно, а вывернуть нельзя. Брысь!.. Не позволю! В моем уме и в душе один бог волен.
Придет, посидит или постоит,
послушает и идет в другой
класс.
Многие воспитанники, в том числе и я, не выслушавшие полного гимназического курса, продолжали учиться в некоторых высших
классах гимназии,
слушая в то же время университетские лекции.
—
Послушай, Сельский, голубчик, что такое во втором
классе делается? Ну, миленький, ну, расскажи, пожалуйста…
Обыкновенно после обеда, когда до вечерних занятий давалось два часа свободного времени, кто-нибудь из второклассников «собирал компанию»
слушать дядю Васю. Охотники сейчас же находились. Они разыскивали дядю Васю в дежурной или в одном из
классов, окружали его и просили...
Учитель открыл
класс речью, прекрасно сложенною, и говорил очень чувствительно. О чем он говорил — я не понял, потому что и не старался понимать. К чему речь, написанную по правилам риторики, говорить перед готовящимися еще
слушать только синтаксис? Пустые затеи! При всякой его остановке для перевода духа я, кивая головою, приговаривал тихо:"говори!"
—
Послушайте, — сказал я, небрежно разваливаясь на диване, — что вы дома делаете, когда из
класса приходите?
Теперь нам запрещают решительно все, позволяют нам сидеть скромно на скамьях,
слушать цензурованные страхом лекции, вести себя прилично, как следует в
классе, и требуют не рассуждать, слышите ли — не рассуждать! Ха, ха, ха!»
—
Послушайте, однако, Павла Артемьевна, — сурово сдвинув брови, обратилась она к заведующей рукодельным
классом, — так и до антонова огня девочку довести можно.
Я видела как в тумане чужого учителя-географа старших
классов, пришедшего к нам в качестве ассистента, видела, как он рисовал карандашом карикатуру маленького человечка в громадной шляпе на положенном перед ним чистом листе с фамилиями воспитанниц, видела добродушно улыбнувшееся мне лицо инспектора, с удовольствием приготовившегося
слушать хороший ответ одной из лучших воспитанниц.
Насколько чинно все сидели за французским уроком, настолько шумно за уроком чистописания. Маленькая, худенькая, сморщенная учительница напрасно кричала и выбивалась из сил. Никто ее не
слушал; все делали, что хотели. Классную даму зачем-то вызвали из
класса, и девочки окончательно разбушевались.
Мой товарищ по гимназии, впоследствии заслуженный профессор Петербургского университета В.А.Лебедев, поступил к нам в четвертый
класс и прямо стал
слушать законоведение. Но он был дома превосходно приготовлен отцом, доктором, по латинскому языку и мог даже говорить на нем. Он всегда делал нам переводы с русского в
классы словесности или математики, иногда нескольким плохим латинистам зараз. И кончил он с золотой медалью.
Читал я эту эпопею вслух в
классе, по мере того как писал. Все
слушали с интересом, в том числе и учитель.
Когда я был в приготовительном!
классе, я в первый раз прочел Майн-Рида, «Охотники за черепами». И каждый день за обедом в течение одной или двух недель я подробно рассказывал папе содержание романа, — рассказывал с великим одушевлением. А папа
слушал с таким же одушевлением, с интересом расспрашивал, — мне казалось, что и для него ничего не могло быть интереснее многотрудной охоты моих героев за скальпами. И только теперь я понимаю, — конечно, папа хотел приучить меня рассказывать прочитанное.
Говорю, что и деньги у нас есть, и престиж наш падет, ежели мы будем в III
классе ездить, что и душно, и вонь… не
слушает!
— Извините меня, господа, — начал граф Заваров и немного прикрыл глаза. — Я
слушал ваш разговор, — теперь ведь всюду идут разговоры в таком же духе, — и мне кажется, все эти заботы о подъеме руководящего
класса лишены всякого серьезного… как бы это сказать?.. базиса, что ли…
Чем они заинтересованы в победе рабочего
класса?» Лелька
слушала с неподвижным лицом.