Неточные совпадения
Прислушиваясь к себе, Клим ощущал в груди, в голове тихую, ноющую скуку, почти боль; это было новое для него ощущение. Он сидел рядом с матерью, лениво ел арбуз и недоумевал: почему все философствуют? Ему казалось, что за последнее время философствовать стали больше и торопливее. Он был обрадован весною, когда под предлогом ремонта флигеля
писателя Катина попросили освободить
квартиру. Теперь, проходя по двору, он с удовольствием смотрел на закрытые ставнями окна флигеля.
Где-то, в тепле уютных
квартир, — министры, военные, чиновные люди; в других
квартирах истерически кричат, разногласят, наскакивают друг на друга, как воробьи,
писатели, общественные деятели, гуманисты, которым этот день беспощадно показал их бессилие.
От всего этого веяло на Клима унылой бедностью, не той, которая мешала
писателю вовремя платить за
квартиру, а какой-то другой, неизлечимой, пугающей, но в то же время и трогательной.
Она сама объявила об этом
писателю, и она перешла на отдельную маленькую
квартиру.
Живя на
квартире, нанятой
писателем, Маслова полюбила веселого приказчика, жившего на том же дворе.
Когда нужно было хлопотать о членах Союза
писателей, освобождать их из тюрьмы или охранять от грозящего выселения из
квартир, то обыкновенно меня просили ездить для этого к Каменеву, в помещение московского Совета рабочих депутатов, бывший дом московского генерал-губернатора.
Это все равно как если бы
писателю какого-нибудь, скажем, 20‑го века в своем романе пришлось объяснять, что такое «пиджак», «
квартира», «жена».
Даже такие картины рисовались в его воображении: сидит он, Василий Петрович, уже старый, седой учитель, у себя, в своей скромной
квартире, и посещают его бывшие его ученики, и один из них — профессор такого-то университета, известный «у нас и в Европе», другой —
писатель, знаменитый романист, третий — общественный деятель, тоже известный.
На
квартире у нас, как воротимся с работы, один парнишка громко нам «Молодость Генриха Четвертого» [Серия приключенческих романов французского
писателя Понсон дю Террайля (1829–1871), выходивших в Москве в 1874–1875 годах.
И вся обширная
квартира в доме Краевского на Литейной совсем не смотрела редакцией или помещением кабинетного человека или
писателя, ушедшего в книги, в коллекции, в собирание каких-нибудь предметов искусства. В бильярдной одну зиму стоял и стол секретаря редакции. В кабинет Некрасова сотрудники проникали в одиночку; никаких общих собраний, бесед или редакционных вечеринок никогда не бывало.
Тогда можно было в Вене иметь
квартиру в две комнаты в центре города за какие-нибудь двадцать гульденов, что на русские деньги не составляло и полных пятнадцати рублей. И вся программа венской жизни приезжего
писателя, желающего изучать город и для себя самого, и как газетный корреспондент, складывалась легко, удобно, не требуя никаких особенных усилий, хлопот, рекомендаций.
Я с нею познакомился, помнится, в 1915 или 1916 году. На каком-то исполнительном собрании в московском Литературно-художественном кружке меня к ней подвел и познакомил журналист Ю. А. Бунин, брат
писателя. Сидел с нею рядом. Она сообщила, что привезла с собою из Нижнего свои воспоминания и хотела бы прочесть их в кругу беллетристов. Пригласила меня на это чтение — на Пречистенку, в
квартире ее друга В. Д. Лебедевой, у которой Вера Николаевна остановилась.