Неточные совпадения
Он видел, что мало того, чтобы сидеть ровно, не
качаясь, — надо еще соображаться, ни
на минуту не забывая, куда плыть, что под ногами
вода, и надо грести, и что непривычным рукам больно, что только смотреть
на это легко, а что делать это, хотя и очень радостно, но очень трудно.
Когда Ассоль решилась открыть глаза, покачиванье шлюпки, блеск волн, приближающийся, мощно ворочаясь, борт «Секрета», — все было сном, где свет и
вода качались, кружась, подобно игре солнечных зайчиков
на струящейся лучами стене.
«Куда, к черту, они засунули тушилку?» — негодовал Самгин и, боясь, что вся
вода выкипит, самовар распаяется, хотел снять с него крышку, взглянуть — много ли
воды? Но одна из шишек
на крышке отсутствовала, другая
качалась, он ожег пальцы, пришлось подумать о том, как варварски небрежно относится прислуга к вещам хозяев. Наконец он догадался налить в трубу
воды, чтоб погасить угли. Эта возня мешала думать, вкусный запах горячего хлеба и липового меда возбуждал аппетит, и думалось только об одном...
Он ушел, и комната налилась тишиной. У стены,
на курительном столике горела свеча, освещая портрет Щедрина в пледе; суровое бородатое лицо сердито морщилось, двигались брови, да и все, все вещи в комнате бесшумно двигались,
качались. Самгин чувствовал себя так, как будто он быстро бежит, а в нем все плещется, как
вода в сосуде, — плещется и, толкая изнутри, еще больше раскачивает его.
Судорожным движением всего тела Клим отполз подальше от этих опасных рук, но, как только он отполз, руки и голова Бориса исчезли,
на взволнованной
воде качалась только черная каракулевая шапка, плавали свинцовые кусочки льда и вставали горбики
воды, красноватые в лучах заката.
Ручной чижик, серенький с желтым, летал по комнате, точно душа дома; садился
на цветы, щипал листья,
качаясь на тоненькой ветке, трепеща крыльями; испуганный осою, которая, сердито жужжа, билась о стекло, влетал в клетку и пил
воду, высоко задирая смешной носишко.
Как они засуетились, когда попросили их убрать подальше караульные лодки от наших судов, когда вдруг вздумали и послали одно из судов в Китай, другое
на север без позволения губернатора, который привык, чтоб судно не
качнулось на японских
водах без спроса, чтоб даже шлюпки европейцев не ездили по гавани!
На порогах
вода находится в волнении, лодка
качается, и потому сохранять равновесие в ней еще труднее.
Имя тоже очень выразительное: идет ли утка по земле — беспрестанно покачивается то
на ту, то другую сторону; плывет ли по
воде во время ветра — она
качается, как лодочка по волнам.
И все тяжести, несмотря
на их обилие, лежали непрочно,
качались и пошатывали меня, как
вода не крепко стоящий сосуд.
Кроме этих ремесленных орудий, за спиною почти каждого виднелся холстяной мешок, который, судя по объему, мог только вмещать рубаху да еще, может статься, заработанные деньжишки, завязанные в тряпицу; тут же, подле мешков или
на верхних концах пил и смычков,
качались сапоги, весьма похожие
на сморчки, но которыми владельцы дорожили, очевидно, более, чем собственными ногами, обутыми в никуда не годные лаптишки, свободно пропускавшие
воду.
Качаясь, они подвигались к нам, наклонялись над
водой, готовые опрокинуться
на головы наши, — раз, раз — подкидывают белые волны наши тела, хрустит наша барка, точно орех под каблуком сапога, я оторван от нее, вижу изломанные черные ребра скал, острые, как ножи, вижу голову отца высоко надо мною, потом — над этими когтями дьяволов.
Утро, еще не совсем проснулось море, в небе не отцвели розовые краски восхода, но уже прошли остров Горгону — поросший лесом, суровый одинокий камень, с круглой серой башней
на вершине и толпою белых домиков у заснувшей
воды. Несколько маленьких лодок стремительно проскользнули мимо бортов парохода, — это люди с острова идут за сардинами. В памяти остается мерный плеск длинных весел и тонкие фигуры рыбаков, — они гребут стоя и
качаются, точно кланяясь солнцу.
Помню, наша черная гондола тихо
качается на одном месте, под ней чуть слышно хлюпает
вода.
Челкаш крякнул, схватился руками за голову,
качнулся вперед, повернулся к Гавриле и упал лицом в песок. Гаврила замер, глядя
на него. Вот он шевельнул ногой, попробовал поднять голову и вытянулся, вздрогнув, как струна. Тогда Гаврила бросился бежать вдаль, где над туманной степью висела мохнатая черная туча и было темно. Волны шуршали, взбегая
на песок, сливаясь с него и снова взбегая. Пена шипела, и брызги
воды летали по воздуху.
Иван Иваныч вышел наружу, бросился в
воду с шумом и поплыл под дождем, широко взмахивая руками, и от него шли волны, и
на волнах
качались белые лилии; он доплыл до самой середины плеса и нырнул, и через минуту показался
на другом месте, и поплыл дальше, и все нырял, стараясь достать дна.
Она не ответила ему, задумчиво следя за игрой волн, взбегавших
на берег, колыхая тяжелый баркас. Мачта
качалась из стороны в сторону, корма, вздымаясь и падая в
воду, хлопала по ней. Звук был громкий и досадливый, — точно баркасу хотелось оторваться от берега, уйти в широкое, свободное море и он сердился
на канат, удерживавший его.
— Хорошо, брат, Егор Петров, речи ты говоришь! — ворчит Кузин,
качаясь впереди меня и обильно брызгая
водой и грязью
на ноги мне. — А ты, Досекин, неладно! Ты, милый, нехорошо…
… Гляжу в окно — под горою буйно
качается нарядный лес, косматый ветер мнёт и треплет яркие вершины пламенно раскрашенного клёна и осин, сорваны жёлтые, серые, красные листья, кружатся, падают в синюю
воду реки, пишут
на ней пёструю сказку о прожитом лете, — вот такими же цветными словами, так же просто и славно я хотел бы рассказать то, что пережил этим летом.
Заморозь чугун с
водой — он окаменеет. Поставь замороженный чугун в огонь: станет лед трескаться, таять, пошевеливаться; станет
вода качаться, бульки пускать; потом, как станет кипеть, загудит, завертится. То же делается и
на свете от тепла. Нет тепла — все мертво; есть тепло — все движется и живет. Мало тепла — мало движенья; больше тепла — больше движенья; много тепла — много движенья; очень много тепла — и очень много движенья.
На суку извилистом и чудном,
Пестрых сказок пышная жилица,
Вся в огне, в сияньи изумрудном,
Над
водой качается жар-птица...
— Ах! — вырвалось из груди трех девушек. Лодка сильно
качнулась, наскочив
на камень или большой сук, прикрытый
водою, и… встала.
Гусев не слушает и смотрит в окошечко.
На прозрачной, нежно-бирюзовой
воде, вся залитая ослепительным, горячим солнцем,
качается лодка. В ней стоят голые китайцы, протягивают вверх клетки с канарейками и кричат...
За чащей сразу очутились они
на берегу лесного озерка, шедшего узковатым овалом. Правый затон затянула водяная поросль. Вдоль дальнего берега шли кусты тростника, и желтые лилиевидные цветы
качались на широких гладких листьях. По
воде, больше к средине, плавали белые кувшинки. И
на фоне стены из елей, одна от другой в двух саженях, стройно протянулись вверх две еще молодые сосны, отражая полоску света своими шоколадно-розовыми стволами.
Скоро стало мне очень плохо. Меня уложили в клети,
на дощатом помосте, покрытом войлоком. Как только я опускал голову
на свое ложе, оно вдруг словно принималось
качаться подо мною, вроде как лодка
на сильной волне, и начинало тошнить. Тяжко рвало. Тогда приходил из избы Петр, по-товарищески хорошо ухаживал за мною, давал пить холодную
воду, мочил ею голову. Слышал я, как в избе мужики пьяными голосами говорили обо мне, восхваляли, — что вот это барин, не задирает перед мужиками коса, не гордый.
Хором,
качаясь в такт, поют они данные им доктором заветы: «мы люди! мы не должны драть кору с деревьев, не ходить
на четвереньках, не втягивать
воду губами» — поют, гипнотизируют себя, даже верят, что они люди, а внутри рычит все тот же зверь и при малейшей оплошности вырывается
на свободу.