Неточные совпадения
Бессилен рев зверя перед этими воплями природы, ничтожен и голос человека, и сам человек так мал, слаб, так незаметно исчезает в мелких подробностях широкой
картины! От этого, может быть, так и тяжело ему смотреть на
море.
Да и зачем оно, это дикое и грандиозное?
Море, например? Бог с ним! Оно наводит только грусть на человека: глядя на него, хочется плакать. Сердце смущается робостью перед необозримой пеленой вод, и не на чем отдохнуть взгляду, измученному однообразием бесконечной
картины.
А какие
картины неба,
моря! какие ночи!
Робкий ум мальчика, родившегося среди материка и не видавшего никогда
моря, цепенел перед ужасами и бедами, которыми наполнен путь пловцов. Но с летами ужасы изглаживались из памяти, и в воображении жили, и пережили молодость, только
картины тропических лесов, синего
моря, золотого, радужного неба.
Капитан и так называемый «дед», хорошо знакомый читателям «Паллады», старший штурманский офицер (ныне генерал), — оба были наверху и о чем-то горячо и заботливо толковали. «Дед» беспрестанно бегал в каюту, к карте, и возвращался. Затем оба зорко смотрели на оба берега, на
море, в напрасном ожидании лоцмана. Я все любовался на
картину, особенно на целую стаю купеческих судов, которые, как утки, плыли кучей и все жались к шведскому берегу, а мы шли почти посредине, несколько ближе к датскому.
Когда мы обогнули восточный берег острова и повернули к южному, нас ослепила великолепная и громадная
картина, которая как будто поднималась из
моря, заслонила собой и небо, и океан, одна из тех
картин, которые видишь в панораме, на полотне, и не веришь, приписывая обольщению кисти.
Картина, которую я увидел, была необычайно красива. На востоке пылала заря. Освещенное лучами восходящего солнца
море лежало неподвижно, словно расплавленный металл. От реки поднимался легкий туман. Испуганная моими шагами, стая уток с шумом снялась с воды и с криком полетела куда-то в сторону, за болото.
Мы с Дерсу прошли вдоль по хребту. Отсюда сверху было видно далеко во все стороны. На юге, в глубоком распадке, светлой змейкой извивалась какая-то река; на западе в синеве тумана высилась высокая гряда Сихотэ-Алиня; на севере тоже тянулись горные хребты; на восток они шли уступами, а дальше за ними виднелось темно-синее
море.
Картина была величественная и суровая.
Поднявшись на перевал (240 м), я увидел довольно интересную
картину. Слева от нас высилась высокая гора Хунтами [Хун-та-ми — гора в виде большой буддийской пагоды.], имеющая вид усеченного конуса. Она входит в хребет, отделяющий бассейн реки Санхобе от реки Иодзыхе. Со стороны
моря Хунтами кажется двугорбой. Вероятно, вследствие этого на морских картах она и названа Верблюдом.
За перевалом
картина меняется. Вместо порфиров появляются граниты и на смену лиственному редколесью выступает хвойно-смешанный лес отличного качества. Маленькая речка, по которой проложена тропа, привела нас на реку Сяненгоу [Сян-ян-гоу — долина, обращенная к солнцу.], впадающую в Санхобе недалеко от
моря. Когда-то здесь была лесная концессия Гляссера и Храманского.
Как все нервные люди, Галахов был очень неровен, иногда молчалив, задумчив, но par saccades [временами (фр.).] говорил много, с жаром, увлекал вещами серьезными и глубоко прочувствованными, а иногда
морил со смеху неожиданной капризностью формы и резкой верностью
картин, которые делал в два-три штриха.
Чем ближе к
морю, тем растительность беднее. Мало-помалу исчезает тополь, ива обращается в кустарник, в общей
картине уже преобладает песчаный или торфяной берег с голубикой, морошкой и мохом. Постепенно река расширяется до 75-100 саж., кругом уже тундра, берега низменны и болотисты… С
моря подуло холодком.
То, что было вчера мрачно и темно и так пугало воображение, теперь утопало в блеске раннего утра; толстый, неуклюжий Жонкьер с маяком, «Три брата» и высокие крутые берега, которые видны на десятки верст по обе стороны, прозрачный туман на горах и дым от пожара давали при блеске солнца и
моря картину недурную.
Не входя в рассуждение о неосновательности причин, для которых выжигают сухую траву и жниву, я скажу только, что палы в темную ночь представляют великолепную
картину: в разных местах то стены, то реки, то ручьи огня лезут на крутые горы, спускаются в долины и разливаются
морем по гладким равнинам.
Выйдя на намывную полосу прибоя, я повернул к биваку. Слева от меня было
море, окрашенное в нежнофиолетовые тона, а справа — темный лес. Остроконечные вершины елей зубчатым гребнем резко вырисовывались на фоне зари, затканной в золото и пурпур. Волны с рокотом набегали на берег, разбрасывая пену по камням.
Картина была удивительно красивая. Несмотря на то, что я весь вымок и чрезвычайно устал, я все же сел на плавник и стал любоваться природой. Хотелось виденное запечатлеть в своем мозгу на всю жизнь.
Я долго бродил по пристани, толкаясь между крестьянскими артелями и другим бурлацким людом. Шум и гам живого человеческого
моря утомили слух, а эти испитые лица и однообразные лохмотья мозолили глаза.
Картины и типы повторялись на одну тему; кипевшая сумятица начинала казаться самым обыкновенным делом. Сила привычки вступала в свои права, подавляя свежесть и ясность первого впечатления.
И тем людям, которые могут любоваться
морем в действительности, не всегда, когда хочется, можно смотреть «а
море, — они вспоминают о нем; но фантазия слаба, ей нужна поддержка, напоминание — и, чтобы оживить свои воспоминания о
море, чтобы яснее представлять его в своем воображении, они смотрят на
картину, изображающую
море.
Море прекрасно; смотря на него, мы не думаем быть им недовольны в эстетическом отношении; но не все люди живут близ
моря; многим не удается ни разу в жизни взглянуть на него; а им хотелось бы полюбоваться на
море — и для них являются
картины, изображающие
море.
Бронза, альбомы и
картины на стенах, изображавшие
море с корабликами, луг с коровками и рейнские виды, были до такой степени не новы, что взгляд только скользил по ним и не замечал их.
Желая сначала посмотреть на работу как на
картину, я взошел на гору и сел там, глядя вниз на бескрайное, могучее
море и крошечных людей, строивших ему ковы.
Но что же чувствовала она тогда, когда Эраст, обняв ее в последний раз, в последний раз прижав к своему сердцу, сказал: «Прости, Лиза!» Какая трогательная
картина! Утренняя заря, как алое
море, разливалась по восточному небу. Эраст стоял под ветвями высокого дуба, держа в объятиях свою бледную, томную, горестную подругу, которая, прощаясь с ним, прощалась с душою своею. Вся натура пребывала в молчании.
А он подозвал полового, заказал ему всё, что было нужно, и перешёл в соседнюю комнату. В ней было три окна, все на улицу; в одном простенке висела картинка, изображавшая охоту на медведя, в другом — голую женщину. Тихон Павлович посмотрел на них и сел за круглый столик, стоявший перед широким кожаным диваном, над которым опять-таки висела
картина, изображавшая не то луга, не то
море в тихую погоду. В соседней комнате гудела публика, всё прибывавшая, звенели стаканы, хлопали пробки.
На запятнанной стене висела одна и та же
картина, изображавшая двух голых женщин на берегу
моря, и только их розовые тела становились все пестрее от мушиных следов да увеличивалась черная копоть над тем местом, где зимою чуть ли не весь день горела керосиновая лампа — «молния».
Море шумело далеко внизу, ветер становился свежее. Английский пароход вышел из полосы лунного света, и она блестела, сплошная, и переливалась тысячами матово-блестящих всплесков, уходя в бесконечную морскую даль и становясь все ярче и ярче. Не хотелось встать со скамьи, оторваться от этой
картины и идти в тесный номер гостиницы, в котором остановился Василий Петрович. Однако было уже поздно; он встал и пошел вдоль по бульвару.
Жутко было в первые минуты Володе от этой
картины бушующего
моря и от этой страшной близости к нему…
Так вот оно! Да, Мадонна, дурак прав, и Я, сам Сатана, понимаю его испуг. Мадонна, которую люди видят только в церквах, на
картинах, в воображении верующих художников. Мария, имя которой звучит только в молитвах и песнопениях, небесная красота, милость, всепрощение и вселюбовь! Звезда
морей! Тебе нравится это имя: звезда
морей? Осмелься сказать: нет!..
— А разве это не уважительная
картина? Вот, приехал я к ним позавчера: на берегу у
моря дом, на доме красный флаг, а в доме всю ночь при огоньке работают два коммуниста, — он вот, и Гребенкин. А кругом все злобятся, ненавистничают, камень щупают за пазухой. Или как красная армия наша кровь проливает на фронте…
На столе странник разложил весь свой святой припас. Тут были раковины с «Мертвого
моря», собранные на морском берегу в Одессе, были пузырьки с ижехерувимскими каплями, восковые огарки из-под святого огня,
картины и фотографии.
Александр Васильевич стоял с неподвижностью столпа. Его глаза были устремлены на открытое
море. Чудный вид открывался из Монплезира, но молодой Суворов не был художником,
картины природы не производили на него особенного впечатления — он относился к ним со спокойным безразличием делового человека.
В его пламенном воображении стали проноситься одна за другой
картины будущего величия России. Он видел сильное войско и могучие флоты, разъезжающие по всем
морям под русским флагом и развозящие русские товары. Воображались ему приморские гавани, кишащие торговой деятельностью, русские люди, живущие в довольстве, даже в изобилии. Представлялись ему нелицеприятные судьи и суды, — везде общая безопасность и спокойствие.
Не одни
картины прежнего знакомого мне
моря, любимого утеса, северного сияния и неба, прекрасного ночного неба во всем его великолепии, со всею Божьею благодатью, обстают меня: часто представляются мне такие дивные видения, за которые цари заплатили бы грудами золота.
Она, видимо, с наслаждением любовалась в окна на освещенную ярким солнцем
картину запущенного снегом сада и на даль
моря, расстилающуюся за ним.
Три совершенно разные
картины открывались перед взором из этих окон, прорезанных в толстых стенах и образующих как бы еще три маленьких комнатки, каждая глубиною в два аршина. С одной стороны темный лес тянулся, теряясь на краю горизонта, целое
море зелени, колеблемое порывами ветра; с другой — поля, луга и длинная серебристая полоса реки; наконец, посредине, на довольно значительном расстоянии, мелькали церковь и избы села Покровского.
Однажды утром, когда, по обыкновению, маленькая Кора поместилась в своем кресле таким образом, чтобы видеть в окно
море, она вдруг вскрикнула несколько раз от восторга, точно впервые увидала эту
картину.
Он опасался, чтобы не опоздать и не прийти последним туда, где всем было должно собраться; но когда он взбежал, то увидал, что никого из христиан еще не было, а сам он не узнал внизу знакомой
картины: земля вся исчезла, а Нил был необъятен, как безбрежное
море.