Неточные совпадения
«Высоко в небе
сияло солнце, а горы зноем дышали в небо, и бились волны внизу о
камень…
Перед Вадимом было волнующееся море голов, и он с возвышения свободно мог рассматривать каждую; тут мелькали уродливые лица, как странные китайские тени, которые поражали слиянием скотского с человеческим, уродливые черты, которых отвратительность определить невозможно было, но при взгляде на них рождались горькие мысли; тут являлись старые головы, исчерченные морщинами, красные, хранящие столько смешанных следов страстей унизительных и благородных, что сообразить их было бы трудней, чем исчислить; и между ними кое-где
сиял молодой взор, и показывались щеки, полные, раскрашенные здоровьем, как цветы между серыми
камнями.
Лунный
камень, бледный и кроткий, как сияние луны, — это
камень магов халдейских и вавилонских. Перед прорицаниями они кладут его под язык, и он сообщает им дар видеть будущее. Он имеет странную связь с луною, потому что в новолуние холодеет и
сияет ярче. Он благоприятен для женщины в тот год, когда она из ребенка становится девушкой.
Вечер был. Торопливо катит воды свои мутный Днепр, а за ним вся гора расцвела храмами: трепещет на солнце кичливое золото церковных глав,
сияют кресты, даже стёкла окон как драгоценные
камни горят, — кажется, что земля разверзла недра и с гордой щедростью показывает солнцу сокровища свои.
Поживете, так увидите; а не увидите, так услышите! — веско и многозначительно закончил он с легким полупоклоном, и фигурка Анцыфрова снова
просияла, да и все присутствовавшие почувствовали, словно
камень какой с плеч у них скатился.
Его безмолвие звучало, его мрак
сиял, трепет вечной и радостной жизни плескался, как прибой, о твердый
камень непроницаемой Стены, — но были глухи Мои чувства и безмолвствовала мысль.
Солнце вставало над туманным морем. Офицер сидел на
камне, чертил ножнами шашки по песку и с удивлением приглядывался к одной из работавших. Она все время смеялась, шутила, подбадривала товарищей. Не подъем и не шутки дивили офицера, — это ему приходилось видеть. Дивило его, что ни следа волнения или надсады не видно было на лице девушки. Лицо
сияло рвущеюся из души, торжествующею радостью, как будто она готовилась к великому празднику, к счастливейшей минуте своей жизни.
Перстень на среднем пальце правой руки
сиял своею золотою, филиграновой оправой, а не
камнем в ней, который не отличался ничем от голыша.
Правда, что Старый Город был разбит на голову и с тех пор никогда уже не поднимал вооруженной руки и не выставлял защищенной бронею груди; но зато он весь остался в «вере отцов своих» и, как выражается о нем одно известнейшее в старообрядчестве сочинение, — «страданиями своими и ранами кровоточивыми долгое время
сиял, яко
камень некий многоценный в венце церкви древней апостольской, от никониан мучимой».