Неточные совпадения
Доктор, тот самый уездный лекарь, у которого не
нашлось адского
камня, приехал и, осмотрев больного, посоветовал держаться методы выжидающей и тут же сказал несколько слов о возможности выздоровления.
Немного дальше
камней Сангасу тропа оставляет морское побережье и идет вверх через перевал на реке Квандагоу (приток Амагу). Эта река длиной около 30 км. Истоки ее
находятся там же, где и истоки Найны. Квандагоу течет сначала тоже в глубоком ущелье, заваленном каменными глыбами, но потом долина ее расширяется. Верхняя половина течения имеет направление с северо-запада, а затем река круто поворачивает к северо-востоку и течет вдоль берега моря, будучи отделена от него горным кряжем Чанготыкалани.
Длина обоих валов около 500 м; один вал сложен из крупных окатанных валунов, обросших лишайниками, что доказывает, что
камни эти давно уже
находятся в состоянии покоя.
Если смотреть на долину со стороны моря, то она кажется очень короткой. Когда-то это был глубокий морской залив, и устье Аохобе
находилось там, где суживается долина. Шаг за шагом отходило море и уступало место суше. Но самое интересное в долине — это сама река. В 5 км от моря она иссякает и течет под
камнями. Только во время дождей вода выступает на дневную поверхность и тогда идет очень стремительно.
Внутри фанзы, по обе стороны двери,
находятся низенькие печки, сложенные из
камня с вмазанными в них железными котлами. Дымовые ходы от этих печей идут вдоль стен под канами и согревают их. Каны сложены из плитнякового
камня и служат для спанья. Они шириной около 2 м и покрыты соломенными циновками. Ходы выведены наружу в длинную трубу, тоже сложенную из
камня, которая стоит немного в стороне от фанзы и не превышает конька крыши. Спят китайцы всегда голыми, головой внутрь фанзы и ногами к стене.
Находились скептики, которые утверждали, что
камни эти фальшивые, но он охотно снимал перстни с пальцев и кому угодно давал любоваться ими.
Мы узрели ясно, что шлюпка наша не на мели
находилась, но погрязла между двух больших
камней, и что не было никаких сил для ее избавления оттуда невредимо.
Мы, не мешкав нимало, вышли из нашего судна и поплыли в приехавших судах к берегу, не забыв снять с
камня сотоварища нашего, которой на оном около семи часов
находился.
Тогда Ноздрин потрогал змей палкой. Я думал, что они разбегутся во все стороны, и готовился уже спрыгнуть вниз под обрыв, но, к удивлению своему, увидел, что они почти вовсе не реагировали на столь фамильярное, к ним отношение. Верхние пресмыкающиеся чуть шевельнулись и вновь успокоились. Стрелок тронул их сильнее. Эффект получился тот же самый. Тогда он стал бросать в них
камнями, но и это не помогло вывести их из того состояния неподвижности, лени и апатии, в которой они
находились.
— Теперь, этово-тово, ежели рассудить, какая здесь земля, старички? — говорил Тит. — Тут тебе покос, а тут гора…
камень… Только вот по реке сколько местов угодных и
найдется. Дальше — народу больше, а, этово-тово, в земле будет умаление. Это я насчет покосу, старички…
Усадьба состояла из двух изб: новой и старой, соединенных сенями; недалеко от них
находилась людская изба, еще не покрытая; остальную часть двора занимала длинная соломенная поветь вместо сарая для кареты и вместо конюшни для лошадей; вместо крыльца к нашим сеням положены были два
камня, один на другой; в новой избе не было ни дверей, ни оконных рам, а прорублены только отверстия для них.
За огородом, у подошвы кремнистого обрыва, высилась группа ветел; из-под корней, приподнятых огромными
камнями, вырывался ручей; темно-холодною лентой сочился он между сугробами, покрывавшими подошву ската, огибал владения рыбака и, разделившись потом на множество рукавов, быстро спускался к Оке, усыпая берег мелким булыжником; плетень огорода, обвешанный пестрым тряпьем и белыми рубахами, не примыкал к избе: между ними
находился маленький проулок, куда выходили задние ворота.
Около получаса мы провели, обходя
камни «Троячки». За береговым выступом набралось едва ветра, чтобы идти к небольшой бухте, и, когда это было наконец сделано, я увидел, что мы
находимся у склона садов или рощ, расступившихся вокруг черной, огромной массы, неправильно помеченной огнями в различных частях. Был небольшой мол, по одну сторону его покачивались, как я рассмотрел, яхты.
Во время прогулок, которые для всех больных были обязательны, Петров держался в стороне, так как боялся внезапного нападения, и летом держал в кармане
камень, а зимою — кусок льда или сдавленного снега; в стороне от других
находился и тот больной, что стучит.
Такие сборища бывают на могиле старца Арсения, пришедшего из Соловков вслед за шедшей по облакам Ша́рпанской иконой Богородицы; на могиле старца Ефрема из рода смоленских дворян Потемкиных; на пепле Варлаама, огнем сожженного; на гробницах многоучительной матушки Голиндухи, матери Маргариты одинцовской, отца Никандрия, пустынника Илии, добрым подвигом подвизавшейся матери Фотинии, прозорливой старицы Феклы; а также на урочище «Смольянах», где лежит двенадцать гранитных необделанных
камней над двенадцатью попами, не восхотевшими Никоновых новин прияти [Гробница Арсения
находится в лесу, недалеко от уничтоженного в 1853 году Шáрпанского скита, близ деревни Ларионова.
Затем он взял принесенные
камни и высыпал их на землю раз-другой и смотрел, как они располагаются по отношению к юрте, где
находился больной, и по отношению друг к другу.
Богатство и роскошь бояр составляли еще божницы, в которых
находились иконы в богатых серебряных и золоточеканных окладах; драгоценная посуда серебряная и золотая, кубки, ковши, братины, блюда, тарелки, и проч., нарядная одежда из шелка и парчи, с узорчатыми нашивками из золота и драгоценных
камней, и наконец, множество слуг и холопов, обельных, закабаленных и закупных [То есть крепостных вечных, временных и нанятых.].
Невеста и жених жили, что случалось редко, в одном доме, а потому первая, уже совершенно одетая в белый шитый серебром сарафан, вся как бы осыпанная драгоценными
камнями, в густой белой фате,
находилась в своей светлице, окруженная лишь своими сенными девушками, одетыми тоже в совершенно новые нарядные сарафаны, подарок счастливой невесты.
Богатство и роскошь бояр составляли еще: божницы, в которых
находились иконы в богатых серебряных и золоточеканных окладах; драгоценная посуда, серебряные и золотые кубки, ковши, братины, блюда, тарелки, и проч., нарядная одежда из шелка и парчи с узорчатыми нашивками из золота и драгоценных
камней, и, наконец, множество слуг или холопов, обельных, закабаленных и закупных [Т. е. крепостных вечных, временных и нанятых.].
На задней его части, выдавшейся острым утесом в глубокий овраг, огибавший стену, из которой
камни от действия времени часто открывались и падали в глубину,
находилось отверстие, из которого дружинники приметили вышедшего человека, окутанного с ног до головы широким плащом, несшего что-то под мышкою; за ним вскоре вышли еще несколько человек, которые вместе с первым прокрались, как тати, вдоль стены.
Такова, например, была «Троицкая тюрьма» или «волчья по-гребица», как называли эту тюрьму хорошо знакомые с ней дворовые и крестьяне. Тюрьма эта была длинным, низким зданием, сложенным из громадных булыжных
камней, и крытая черепицей тёмнокрасного цвета. Оно
находилось в отдалении от других жилых и нежилых построек и производило одним видом своим гнетущее впечатление.
На задней его части, выдававшейся острым утесом в глубокий овраг, огибавший стену, из которой
камни от действия времени часто отрывались и падали в глубину,
находилось отверстие, из которого дружинники приметили вышедшего человека, окутанного с ног до головы широким плащом, несшего что-то под мышкой; за ним вскоре вышли еще несколько человек, которые вместе с первым прокрались, как тати, вдоль стены.
На другой день, с приличными духовными обрядами, заложен первый
камень под основание Успенской соборной церкви. Вслед за тем начал Аристотель и строить ее по образцу владимирской. С удовольствием заметил он, что тип ее
находится в Венеции, именно церковь святого Марка. Но перелом, сделанный в нем победою религиозной воли над славолюбием и лучшими его надеждами, был так силен, что положил его на болезненный одр, с которого нелегко подняли его пособия врача и друга и любовь сына.
Не могу без горькой улыбки вспомнить первый день моего заключения: толпа наглых и невежественных зевак с утра до ночи галдела у моего окна, задирая голову кверху (моя камера
находится во втором этаже), и осыпала меня бессмысленными ругательствами; были даже попытки — к стыду моих сограждан! — разгромить мое жилище, и один довольно увесистый
камень чуть не раздробил мне голову.