Неточные совпадения
— Да уж вы
как ни делайте, он коли лентяй, так всё будет чрез
пень колоду валить. Если совесть есть, будет работать, а нет — ничего не сделаешь.
Я,
как матрос, рожденный и выросший на палубе разбойничьего брига: его душа сжилась с бурями и битвами, и, выброшенный на берег, он скучает и томится,
как ни мани его тенистая роща,
как ни свети ему мирное солнце; он ходит себе целый день по прибрежному песку, прислушивается к однообразному ропоту набегающих волн и всматривается в туманную даль: не мелькнет ли там на бледной черте, отделяющей синюю пучину от серых тучек, желанный парус, сначала подобный крылу морской чайки, но мало-помалу отделяющийся от
пены валунов и ровным бегом приближающийся к пустынной пристани…
Я
как безумный выскочил на крыльцо, прыгнул на своего Черкеса, которого водили по двору, и пустился во весь дух, по дороге в Пятигорск. Я беспощадно погонял измученного коня, который, храпя и весь в
пене, мчал меня по каменистой дороге.
Думая так, я с невольном биением сердца глядел на бедную лодку; но она,
как утка, ныряла и потом, быстро взмахнув веслами, будто крыльями, выскакивала из пропасти среди брызгов
пены; и вот, я думал, она ударится с размаха об берег и разлетится вдребезги; но она ловко повернулась боком и вскочила в маленькую бухту невредима.
В тоске сердечных угрызений,
Рукою стиснув пистолет,
Глядит на Ленского Евгений.
«Ну, что ж? убит», — решил сосед.
Убит!.. Сим страшным восклицаньем
Сражен, Онегин с содроганьем
Отходит и людей зовет.
Зарецкий бережно кладет
На сани труп оледенелый;
Домой везет он страшный клад.
Почуя мертвого, храпят
И бьются кони,
пеной белой
Стальные мочат удила,
И полетели
как стрела.
Сомненья нет: увы! Евгений
В Татьяну,
как дитя, влюблен;
В тоске любовных помышлений
И день и ночь проводит он.
Ума не внемля строгим
пеням,
К ее крыльцу, стеклянным сеням
Он подъезжает каждый день;
За ней он гонится,
как тень;
Он счастлив, если ей накинет
Боа пушистый на плечо,
Или коснется горячо
Ее руки, или раздвинет
Пред нею пестрый полк ливрей,
Или платок подымет ей.
Грэй не был еще так высок, чтобы взглянуть в самую большую кастрюлю, бурлившую подобно Везувию, но чувствовал к ней особенное почтение; он с трепетом смотрел,
как ее ворочают две служанки; на плиту выплескивалась тогда дымная
пена, и пар, поднимаясь с зашумевшей плиты, волнами наполнял кухню.
Из заросли поднялся корабль; он всплыл и остановился по самой середине зари. Из этой дали он был виден ясно,
как облака. Разбрасывая веселье, он пылал,
как вино, роза, кровь, уста, алый бархат и пунцовый огонь. Корабль шел прямо к Ассоль. Крылья
пены трепетали под мощным напором его киля; уже встав, девушка прижала руки к груди,
как чудная игра света перешла в зыбь; взошло солнце, и яркая полнота утра сдернула покровы с всего, что еще нежилось, потягиваясь на сонной земле.
Лонгрен выходил на мостик, настланный по длинным рядам свай, где, на самом конце этого дощатого мола, подолгу курил раздуваемую ветром трубку, смотря,
как обнаженное у берегов дно дымилось седой
пеной, еле поспевающей за валами, грохочущий бег которых к черному, штормовому горизонту наполнял пространство стадами фантастических гривастых существ, несущихся в разнузданном свирепом отчаянии к далекому утешению.
Мрачный вал
Плескал на пристань, ропща
пениИ бьясь об гладкие ступени,
Как челобитчик у дверей
Ему не внемлющих судей.
Вода сбыла, и мостовая
Открылась, и Евгений мой
Спешит, душою замирая,
В надежде, страхе и тоске
К едва смирившейся реке.
Но, торжеством победы полны,
Еще кипели злобно волны,
Как бы под ними тлел огонь,
Еще их
пена покрывала,
И тяжело Нева дышала,
Как с битвы прибежавший конь.
Евгений смотрит: видит лодку;
Он к ней бежит,
как на находку;
Он перевозчика зовет —
И перевозчик беззаботный
Его за гривенник охотно
Чрез волны страшные везет.
С высоты второго яруса зал маленького театра показался плоскодонной ямой, а затем стал похож на опрокинутую горизонтально витрину магазина фруктов: в
пене стружек рядами лежат апельсины, яблоки, лимоны. Самгин вспомнил,
как Туробоев у Омона оправдывал анархиста Равашоля, и спросил сам себя...
Каким-то куском мозга Клим Иванович понимал комическую парадоксальность таких мыслей, но не мешал им, и они тлели в нем,
как тлеет трут или сухие гнилушки, вызывая в памяти картины ограбления хлебного магазина, подъем колокола и множество подобных, вплоть до бородатых, зубастых на станции Новгород, вплоть до этой вот возни сотен солдат среди древесных, наскоро срубленных
пней и затоптанного валежника.
Трудно было понять, что говорит отец, он говорил так много и быстро, что слова его подавляли друг друга, а вся речь напоминала о том,
как пузырится
пена пива или кваса, вздымаясь из горлышка бутылки.
Потом он слепо шел правым берегом Мойки к Певческому мосту, видел,
как на мост, забитый людями, ворвались пятеро драгун,
как засверкали их шашки, двое из пятерых, сорванные с лошадей, исчезли в черном месиве, толстая лошадь вырвалась на правую сторону реки, люди стали швырять в нее комьями снега, а она топталась на месте, встряхивая головой; с морды ее падала
пена.
Под черной
пеной кружев четко видно ее длинное, рыбье тело, туго обтянутое перламутровым шелком, коляска покачивалась на мягких рессорах, тело женщины тихонько вздымалось и опадало,
как будто таяло.
Кто-то охнул, странным звуком, точно рыгая, — рябой дико выругался,
пнул Самгина в бок ногою и побежал, за ним,
как тень его, бросился еще кто-то.
Ему живо представлялась картина,
как ревнивый муж, трясясь от волнения, пробирался между кустов,
как бросился к своему сопернику, ударил его ножом;
как, может быть, жена билась у ног его, умоляя о прощении. Но он, с
пеной у рта, наносил ей рану за раной и потом, над обоими трупами, перерезал горло и себе.
Марфенька немного стала бояться его. Он большею частию запирался у себя наверху, и там — или за дневником, или ходя по комнате, говоря сам с собой, или опять за фортепиано, выбрасывал,
как он живописно выражался, «
пену страсти».
— Напрасно вы требовали должной вам дани, поклона, от этого
пня, — сказал он, — он не понял вашего величия. Примите от меня этот поклон, не
как бабушка от внука, а
как женщина от мужчины. Я удивляюсь Татьяне Марковне, лучшей из женщин, и кланяюсь ее женскому достоинству!
Нервы поют ему какие-то гимны, в нем плещется жизнь,
как море, и мысли, чувства,
как волны, переливаются, сталкиваются и несутся куда-то, бросают кругом брызги,
пену.
Все это я высказал кое-как, через
пень колоду, торопясь, по-французски, и, разумеется, страшно неясно, но, к удивлению моему, Альфонсинка все поняла ужасно; но что всего удивительнее, даже чему-то
как бы обрадовалась.
Наш катер вставал на дыбы, бил носом о воду, загребал ее,
как ковшом, и разбрасывал по сторонам с брызгами и
пеной. Мы-таки перегнали, хотя и рисковали если не перевернуться совсем, так черпнуть порядком. А последнее чуть ли не страшнее было первого для барона: чем было бы тогда потчевать испанок, если б в мороженое или конфекты вкатилась соленая вода?
Издали чуть-чуть видно было,
как буруны перекатывались, играя
пеной, через каменную гряду.
А кругом, над головами, скалы, горы, крутизны, с красивыми оврагами, и все поросло лесом и лесом. Крюднер ударил топором по
пню, на котором мы сидели перед хижиной; он сверху весь серый; но едва топор сорвал кору,
как под ней заалело дерево, точно кровь. У хижины тек ручеек, в котором бродили красноносые утки. Ручеек можно перешагнуть, а воды в нем так мало, что нельзя и рук вымыть.
Пней множество, настоящий храм друидов: я только хотел запеть «Casta diva» [«Дева пречистая» — итал.],
как меня пригласили в совет,
как поступить.
Потом подали еще толченого, дорогого чая, взбитого с
пеной,
как шоколад.
«Ваше высокоблагородие! — прервал голос мое раздумье: передо мной матрос. — Катер отваливает сейчас; меня послали за вами». На рейде было совсем не так тихо и спокойно,
как в городе. Катер мчался стрелой под парусами. Из-под него фонтанами вырывалась золотая
пена и далеко озаряла воду. Через полчаса мы были дома.
Как ни привыкнешь к морю, а всякий раз,
как надо сниматься с якоря, переживаешь минуту скуки: недели, иногда месяцы под парусами — не удовольствие, а необходимое зло. В продолжительном плавании и сны перестают сниться береговые. То снится, что лежишь на окне каюты, на аршин от кипучей бездны, и любуешься узорами
пены, а другой бок судна поднялся сажени на три от воды; то видишь в тумане какой-нибудь новый остров, хочется туда, да рифы мешают…
Уж такое сердитое море здесь!» — прибавил он, глядя с непростительным равнодушием в окно,
как волны вставали и падали, рассыпаясь
пеною и брызгами.
Я — ничего себе: всматривался в открывшиеся теперь совсем подробности нового берега, глядел не без удовольствия,
как скачут через камни, точно бешеные белые лошади, буруны, кипя
пеной; наблюдал,
как начальство беспокоится,
как появляется иногда и задумчиво поглядывает на рифы адмирал,
как все примолкли и почти не говорят друг с другом.
Они,
как будто ряд гигантских всадников, наскакивали с шумом, похожим на пушечные выстрелы, и с облаком
пены на каменья, прыгали через них,
как взбесившиеся кони через пропасти и преграды, и наконец, обессиленные, падали клочьями грязной, желтой
пены на песок.
«Этакой
пень дурацкий! — обругался про себя Веревкин. — Погоди, не то запоешь,
как подтянут хорошенько нас, рабов божиих…»
Напрасно старик искал утешения в сближении с женой и Верочкой. Он горячо любил их, готов был отдать за них все, но они не могли ему заменить одну Надю. Он слишком любил ее, слишком сжился с ней, прирос к ней всеми старческими чувствами,
как старый
пень, который пускает молодые побеги и этим протестует против медленного разложения. С кем он теперь поговорит по душе? С кем посоветуется, когда взгрустнется?..
Такие засохшие люди сохраняются в одном положении десятки лет,
как те старые, гнилые
пни, которые держатся одной корой и готовы рассыпаться в пыль при малейшем прикосновении.
Они били, секли,
пинали ее ногами, не зная сами за что, обратили все тело ее в синяки; наконец дошли и до высшей утонченности: в холод, в мороз запирали ее на всю ночь в отхожее место, и за то, что она не просилась ночью (
как будто пятилетний ребенок, спящий своим ангельским крепким сном, еще может в эти лета научиться проситься), — за это обмазывали ей все лицо ее калом и заставляли ее есть этот кал, и это мать, мать заставляла!
В бинокль видно было,
как пуля опять
вспенила воду под самой уткой.
Как бы сговорившись, мы все разом сняли с себя котомки. Чжан Бао и Чан Лин выворотили
пень, выбросили из-под него камни и землю, а мы с Дерсу стащили туда кости. Затем прикрыли их мхом, а сверху наложили тот же
пень и пошли к реке мыться.
Наконец, покончив свою работу, я закрыл тетрадь и хотел было лечь спать, но вспомнил про старика и вышел из фанзы. На месте костра осталось только несколько угольков. Ветер рвал их и разносил по земле искры. А китаец сидел на
пне так же,
как и час назад, и напряженно о чем-то думал.
— А не знаю, батюшка. Стало, за дело. Да и
как не бить? Ведь он, батюшка, Христа
распял!
На Имане,
как на всех горных речках, много порогов. Один из них, тот самый, который находится на половине пути между Сидатуном и Арму, считается самым опасным. Здесь шум воды слышен еще издали, уклон дна реки заметен прямо на глаз. С противоположного берега нависла скала. Вода с
пеной бьет под нее. От брызг она вся обмерзла.
Для этого удивительного человека не существовало тайн.
Как ясновидящий, он знал все, что здесь происходило. Тогда я решил быть внимательнее и попытаться самому разобраться в следах. Вскоре я увидел еще один порубленный
пень. Кругом валялось множество щепок, пропитанных смолой. Я понял, что кто-то добывал растопку. Ну, а дальше? А дальше я ничего не мог придумать.
Первый раз в жизни я видел такой страшный лесной пожар. Огромные кедры, охваченные пламенем, пылали, точно факелы. Внизу, около земли, было море огня. Тут все горело: сухая трава, опавшая листва и валежник; слышно было,
как лопались от жара и стонали живые деревья. Желтый дым большими клубами быстро вздымался кверху. По земле бежали огненные волны; языки пламени вились вокруг
пней и облизывали накалившиеся камни.
Леший сзади обнимает Мизгиря; Снегурочка вырывается и бежит по поляне. Леший оборачивается
пнем. Мизгирь хочет бежать за Снегурочкой, между ним и ею встает из земли лес. В стороне показывается призрак Снегурочки, Мизгирь бежит к нему, призрак исчезает, на месте его остается
пень с двумя прилипшими, светящимися,
как глаза, светляками.
Пеня берется из залога; пока залог не дополнен — нельзя издавать журнал,
как он пополнится — новый процесс.
Чувствуя себя связанным беспрерывным чиновничьим надзором, он лично вынужден был сдерживать себя, но ничего не имел против того, когда жена, становясь на молитву, ставила рядом с собой горничную и за каждым словом щипала ее, или когда она приказывала щекотать провинившуюся «девку» до
пены у рта, или гонять на корде,
как лошадь, подстегивая сзади арапником.
На
пне показался сидящим Басаврюк, весь синий,
как мертвец.
Дико чернеют промеж ратующими волнами обгорелые
пни и камни на выдавшемся берегу. И бьется об берег, подымаясь вверх и опускаясь вниз, пристающая лодка. Кто из козаков осмелился гулять в челне в то время, когда рассердился старый Днепр? Видно, ему не ведомо, что он глотает,
как мух, людей.
— Я выпустила его, — сказала она, испугавшись и дико осматривая стены. — Что я стану теперь отвечать мужу? Я пропала. Мне живой теперь остается зарыться в могилу! — и, зарыдав, почти упала она на
пень, на котором сидел колодник. — Но я спасла душу, — сказала она тихо. — Я сделала богоугодное дело. Но муж мой… Я в первый раз обманула его. О,
как страшно,
как трудно будет мне перед ним говорить неправду. Кто-то идет! Это он! муж! — вскрикнула она отчаянно и без чувств упала на землю.
Как раз на середине широкой полосы между огородами, по которой шла дорога к огороду, стояла живописная кучка деревьев, густо обросшая у
пней молодой порослью.