Неточные совпадения
Чичиков открыл рот, еще не зная сам,
как благодарить,
как вдруг Манилов вынул из-под шубы бумагу, свернутую в трубочку и связанную розовою ленточкой, и подал очень ловко
двумя пальцами.
В то время, когда один пускал кудреватыми облаками трубочный дым, другой, не куря трубки, придумывал, однако же, соответствовавшее тому занятие: вынимал, например, из кармана серебряную с чернью табакерку и, утвердив ее между
двух пальцев левой руки, оборачивал ее быстро
пальцем правой, в подобье того
как земная сфера обращается около своей оси, или же просто барабанил по табакерке
пальцами, насвистывая какое-нибудь ни то ни се.
Но напрасно она за меня боялась: я смело сделал chassé en avant, chassé en arrière, glissade [шассе-ан-аван, шассе-ан-арьер, глиссад — фигуры в танце.] и, в то время
как подходил к ней, игривым движением показал ей перчатку с
двумя торчавшими
пальцами.
В отчаянном желании Грэя он видел лишь эксцентрическую прихоть и заранее торжествовал, представляя,
как месяца через
два Грэй скажет ему, избегая смотреть в глаза: «Капитан Гоп, я ободрал локти, ползая по снастям; у меня болят бока и спина,
пальцы не разгибаются, голова трещит, а ноги трясутся.
Говорил Дронов
как будто в
два голоса — и сердито и жалобно, щипал ногтями жесткие волосы коротко подстриженных усов, дергал
пальцами ухо, глаза его растерянно скользили по столу, заглядывали в бокал вина.
— Вы — оптимист, — возражал ему большой, толстогубый Тарасов, выдувая в
как ф, грозя
пальцем и разглядывая Змиева неподвижным, мутноватым взглядом темных глаз. — Что значит: Россия пробуждается? Ну, признаем, что у нас завелся еще двуглавый орел в лице
двух социалистических, скажем, партий. Но — это не на земле, а над землей.
— Хочется думать, что молодежь понимает свою задачу, — сказал патрон, подвинув Самгину пачку бумаг, и встал; халат распахнулся, показав шелковое белье на крепком теле циркового борца. — Разумеется, людям придется вести борьбу на
два фронта, — внушительно говорил он, расхаживая по кабинету, вытирая платком
пальцы. — Да, на
два: против лиходеев справа, которые доводят народ снова до пугачевщины,
как было на юге, и против анархии отчаявшихся.
В один из тех теплых, но грустных дней, когда осеннее солнце, прощаясь с обедневшей землей,
как бы хочет напомнить о летней, животворящей силе своей, дети играли в саду. Клим был более оживлен, чем всегда, а Борис настроен добродушней. Весело бесились Лидия и Люба, старшая Сомова собирала букет из ярких листьев клена и рябины. Поймав какого-то запоздалого жука и подавая его
двумя пальцами Борису, Клим сказал...
— Бир, — сказал Петров, показывая ей
два пальца. — Цвей бир! [Пару пива! (нем.)] Ничего не понимает, корова. Черт их знает, кому они нужны, эти мелкие народы? Их надобно выселить в Сибирь, вот что! Вообще — Сибирь заселить инородцами. А то, знаете, живут они на границе, все эти латыши, эстонцы, чухонцы, и тяготеют к немцам. И все — революционеры. Знаете, в пятом году, в Риге, унтер-офицерская школа отлично расчесала латышей, били их,
как бешеных собак. Молодцы унтер-офицеры, отличные стрелки…
— Вваа рребенки, — говорила она, показывая Климу
два пальца,
как детям показывают рога.
Клим не мог представить его иначе,
как у рояля, прикованным к нему, точно каторжник к тачке, которую он не может сдвинуть с места. Ковыряя
пальцами двуцветные кости клавиатуры, он извлекал из черного сооружения негромкие ноты, необыкновенные аккорды и, склонив набок голову, глубоко спрятанную в плечи, скосив глаза, присматривался к звукам. Говорил он мало и только на
две темы: с таинственным видом и тихим восторгом о китайской гамме и жалобно, с огорчением о несовершенстве европейского уха.
Брови придавали особенную красоту глазам: они не были дугообразны, не округляли глаз
двумя тоненькими, нащипанными
пальцем ниточками — нет, это были
две русые, пушистые, почти прямые полоски, которые редко лежали симметрично: одна на линию была выше другой, от этого над бровью лежала маленькая складка, в которой
как будто что-то говорило, будто там покоилась мысль.
Еще более призадумался Обломов, когда замелькали у него в глазах пакеты с надписью нужное и весьма нужное, когда его заставляли делать разные справки, выписки, рыться в делах, писать тетради в
два пальца толщиной, которые, точно на смех, называли записками; притом всё требовали скоро, все куда-то торопились, ни на чем не останавливались: не успеют спустить с рук одно дело,
как уж опять с яростью хватаются за другое,
как будто в нем вся сила и есть, и, кончив, забудут его и кидаются на третье — и конца этому никогда нет!
Желто-смуглое, старческое лицо имело форму треугольника, основанием кверху, и покрыто было крупными морщинами. Крошечный нос на крошечном лице был совсем приплюснут; губы, нетолстые, неширокие, были
как будто раздавлены. Он казался каким-то юродивым стариком, облысевшим, обеззубевшим, давно пережившим свой век и выжившим из ума. Всего замечательнее была голова: лысая, только покрытая редкими клочками шерсти, такими мелкими, что нельзя ухватиться за них
двумя пальцами. «
Как тебя зовут?» — спросил смотритель.
Купец, седой китаец, в синем халате, с косой, в очках и туфлях, да
два приказчика, молодые, с длинными-предлинными,
как черные змеи, косами, с длинными же, смугло-бледными, истощенными лицами и с ногтистыми,
как у птиц когти,
пальцами.
— Нет, — сказал Митя, поглядев опять на пачку, и,
как бы неуверенный в словах своих, попробовал
пальцами две-три бумажки сверху, — нет, всё такие же, — прибавил он и опять вопросительно поглядел на Петра Ильича.
Митя действительно, раскрыв ящик с пистолетами, отомкнул рожок с порохом и тщательно всыпал и забил заряд. Затем взял пулю и, пред тем
как вкатить ее, поднял ее в
двух пальцах пред собою над свечкой.
У подбородка, на складке одеяла, движутся, медленно перебирая
пальцами,
как палочками,
две крошечных руки тоже бронзового цвета.
Как-то днем захожу к Ольге Петровне. Она обмывает в тазике покрытую язвами ручонку двухлетнего ребенка, которого держит на руках грязная нищенка, баба лет сорока. У мальчика совсем отгнили
два пальца: средний и безымянный. Мальчик тихо всхлипывал и таращил на меня глаза: правый глаз был зеленый, левый — карий. Баба ругалась: «У, каторжный, дармоедина! Удавить тебя мало».
— Да
как же-с? Водку кушали, пирожки кушали, папирос, сигар не спрашивали, — и загибает
пальцы. — По рюмочке три рюмочки, по гривеннику три гривенника — тридцать, три пирожка — тридцать. По гривеннику — три гривенника, по рюмочке три рюмочки да три пирожка — тридцать. Папиросочек-сигарочек не спрашивали —
два рубля тридцать…
Тогда я подумал, что глядеть не надо: таинственное явление совершится проще, — крылья будут лежать на том месте, где я молился. Поэтому я решил ходить по двору и опять прочитать десять «Отче наш» и десять «Богородиц». Так
как главное было сделано, то молитвы я теперь опять читал механически, отсчитывая одну за другой и загибая
пальцы. При этом я сбился в счете и прибавил на всякий случай еще по
две молитвы… Но крыльев на условленном месте не было…
Едва,
как отрезанный, затих последний слог последнего падежа, — в классе, точно по волшебству, новая перемена. На кафедре опять сидит учитель, вытянутый, строгий, чуткий, и его блестящие глаза,
как молнии, пробегают вдоль скамей. Ученики окаменели. И только я, застигнутый врасплох, смотрю на все с разинутым ртом… Крыштанович толкнул меня локтем, но было уже поздно: Лотоцкий с резкой отчетливостью назвал мою фамилию и жестом
двух пальцев указал на угол.
Вот точное описание с натуры петушка курахтана, хотя описываемый далеко не так красив,
как другие, но зато довольно редок по белизне своей гривы: нос длиною в полвершка, обыкновенного рогового цвета; глаза небольшие, темные; головка желтовато-серо-пестрая; с самого затылка начинается уже грива из белых, длинных и довольно твердых в основании перьев, которые лежат по бокам и по всей нижней части шеи до самой хлупи; на верхней же стороне шеи, отступя
пальца на
два от головы, уже идут обыкновенные, серенькие коротенькие перья; вся хлупь по светло-желтоватому полю покрыта черными крупными пятнами и крапинами; спина серая с темно-коричневыми продольными пестринами, крылья сверху темные, а подбой их белый по краям и пепельный под плечными суставами; в коротеньком хвосте перышки разных цветов: белые с пятнышками, серые и светло-коричневые; ножки светло-бланжевые.
— «Тлен», — нетерпеливо подсказал Арапов и, надвинув таинственно брови, избоченился и стал эффектно выкладывать по
пальцам, приговаривая: без рода и племени — раз; еврей, угнетенная национальность, — это
два; полон ненависти и злобы — это три; смел,
как черт, — четыре; изворотлив и хитер, пылает мщением, ищет дела и литограф — с! — Что скажете? — произнес, отходя и становясь в позу, Арапов.
Так
как девчонка вся переволновалась, и уже осипла от слез, и всех дичится — он, этот самый «имеющийся постовой городовой», вытягивает вперед
два своих черных, заскорузлых
пальца, указательный и мизинец, и начинает делать девочке козу!
— Что за чушь? — воскликнул Борис и поднял кверху плечи и фыркнул носом. —
Какие очки? Почему очки? — Но машинально,
двумя вытянутыми
пальцами, он поправил дужку пенсне на переносице.
— Responde, ответствуй! — грозно обратился он опять к Валеку, который в этом затруднительном случае стоял, запихав в рот
два пальца,
как бы в доказательство того, что ему отвечать решительно нечего.
И не то чтобы он подал вам какие-нибудь
два пальца или же сунул руку наизнанку,
как делают некоторые, — нет, он подает вам всю руку,
как следует, ладонь на ладонь, но вы ни на минуту не усумнитесь, что перед вами человек, который имел бы полное право подать вам один свой мизинец.
И точно, воротился я к Михайлову дню домой, и вижу, что там все новое. Мужички в деревнишке смутились; стал я их расспрашивать — ничего и не поймешь. Только и слов, что, мол, генеральская дочь в
два месяца большущие хоромы верстах в пяти от деревни поставила. Стали было они ей говорить, что и без того народу много селится, так она
как зарычит, да пальцы-то, знашь, рогулей изладила, и все вперед тычет, да бумагу каку-то указывает.
Рассказывал расхитительные анекдоты, цитировал свой формулярный список, перечислял по
пальцам свои формулярные преступления и доказывал
как дважды
два, что преступления, совершенные теми, которым судьба поблагоприятствовала при дележке, ничто в сравнении с теми, которые выпали на долю его обделенного бесшабашного советника.
— Напротив, тут-то и будет. Если б ты влюбился, ты не мог бы притворяться, она сейчас бы заметила и пошла бы играть с вами с обоими в дураки. А теперь… да ты мне взбеси только Суркова: уж я знаю его,
как свои пять
пальцев. Он,
как увидит, что ему не везет, не станет тратить деньги даром, а мне это только и нужно… Слушай, Александр, это очень важно для меня: если ты это сделаешь — помнишь
две вазы, что понравились тебе на заводе? они — твои: только пьедестал ты сам купи.
Несколько минут спустя они оба отправились в кондитерскую Розелли. Санин предварительно взял с Панталеоне слово держать дело о дуэли в глубочайшей тайне. В ответ старик только
палец кверху поднял и, прищурив глаз, прошептал
два раза сряду: «Segredezza!» (Таинственность!) Он видимо помолодел и даже выступал свободнее. Все эти необычайные, хотя и неприятные события живо переносили его в ту эпоху, когда он сам и принимал и делал вызовы, — правда, на сцене. Баритоны,
как известно, очень петушатся в своих ролях.
Юнкера толпились между
двумя громадными, во всю стену, зеркалами, расположенными прямо одно против другого. Они обдергивали друг другу складки мундиров сзади, приводили карманными щетками в порядок свои проборы или вздыбливали вверх прически бобриком; одни, послюнив
пальцы, подкручивали молодые, едва обрисовавшиеся усики, другие пощипывали еще несуществующие. «Счастливец Бутынский! у него рыжие усы, большие,
как у двадцатипятилетнего поручика».
Гораздо позднее узнал мальчик причины внимания к нему начальства.
Как только строевая рота вернулась с обеда и весть об аресте Александрова разнеслась в ней, то к капитану Яблукинскому быстро явился кадет Жданов и под честным словом сказал, что это он, а не Александров, свистнул в строю. А свистнул только потому, что лишь сегодня научился свистать при помощи
двух пальцев, вложенных в рот, и по дороге в столовую не мог удержаться от маленькой репетиции.
Пользуясь теснотою, он отыскал ее мизинец и крепко пожал его
двумя пальцами. Она, блеснув на него глазами, убрала свою руку и шепнула ему: кш! —
как на курицу.
Проходит полгода. В вихре жизненного вальса Вера позабывает своего поклонника и выходит замуж за красивого молодого Васю, но телеграфист не забывает ее. Вот он переодевается трубочистом и, вымазавшись сажей, проникает в будуар княгини Веры. Следы пяти
пальцев и
двух губ остались,
как видите, повсюду: на коврах, на подушках, на обоях и даже на паркете.
Я, который изучил мою бедную Россию
как два мои
пальца, а русскому народу отдал всю мою жизнь, я могу вас заверить, что он русского народа не знает, и вдобавок…
Миропа Дмитриевна сходила за вишневкой и вместе с нею принесла колбасы, сыру. Налив сей вишневки гостю и себе по бокалу, Миропа Дмитриевна приложила
два пальца правой руки ко лбу своему,
как бы делая под козырек, и произнесла рапортующим голосом...
Нос — мягкий, которому можно было
двумя пальцами сообщить
какую угодно форму; голос — звонкий, чрезвычайно удобный для произнесения сквернословии, необходимых для побуждения ямщиков при передвижениях к полям брани.
И в тишине, спокойной, точно вода на дне глубокого колодца, деревья, груды домов, каланча и колокольня собора, поднятые в небо
как два толстых
пальца, — всё было облечено чем-то единым и печальным, словно ряса монаха.
Если гости, евшие и пившие буквально день и ночь, еще не вполне довольны угощением, не вполне напелись своих монотонных песен, наигрались на чебызгах, [Чебызга — дудка, которую башкирец берет в рот,
как кларнет, и, перебирая лады
пальцами, играет на ней двойными тонами, так что вы слышите в одно и то же время каких-то
два разных инструмента.
Я не заметил,
как бесшумный Афраф стал убирать тарелки, и его рука в нитяной перчатке уже потянулась за моей, а горошек я еще не трогал, оставив его,
как лакомство, и когда рука Афрафа простерлась над тарелкой, я ухватил десертную ложку, приготовленную для малины, помог
пальцами захватить в нее горошек и благополучно отправил его в рот, уронив
два стручка на скатерть.
Ерш имеет необыкновенно большие навыкате, темно-синие глаза; от самой головы,
как я уже сказал, идет у него жесткий гребень, почти в вершок вышиною; он оканчивается, не доходя
пальца на
два до хвоста, но и это место занято у него другим небольшим гребешком, уже мягким, похожим на обыкновенное плавательное рыбье перо; ерш колется,
как окунь, если взять его неосторожно; он весь пестрый, кроме брюшка, но пестрины какого-то темноватого, неопределенного цвета; он весь блестит зеленовато-золотистым лоском, особенно щеки; кожа его покрыта густою слизью в таком изобилии, что ерш превосходит в этом отношении линя и налима; хвост и верхние перья пестроваты, нижние перья беловато-серые.
Между тем лакеи разнесли шампанское, Квашнин встал со стула, держа
двумя пальцами свой бокал и разглядывая через него огонь высокого канделябра. Все затихли. Слышно было только,
как шипел уголь в электрических фонарях и звонко стрекотал неугомонный кузнечик.
Он поймал; она бросила ему другую конфетку с громким смехом, потом третью, а он все ловил и клал себе в рот, глядя на нее умоляющими глазами, и ей казалось, что в его лице, в чертах и в выражении много женского и детского. И когда она, запыхавшись, села на диван и продолжала смотреть на него со смехом, он
двумя пальцами дотронулся до ее щеки и проговорил
как бы с досадой...
Тут был граф Х., наш несравненный дилетант, глубокая музыкальная натура, который так божественно"сказывает"романсы, а в сущности,
двух нот разобрать не может, не тыкая вкось и вкривь указательным
пальцем по клавишам, и поет не то
как плохой цыган, не то
как парижский коафер; тут был и наш восхитительный барон Z., этот мастер на все руки: и литератор, и администратор, и оратор, и шулер; тут был и князь Т., друг религии и народа, составивший себе во время оно, в блаженную эпоху откупа, громадное состояние продажей сивухи, подмешанной дурманом; и блестящий генерал О. О… который что-то покорил, кого-то усмирил и вот, однако, не знает, куда деться и чем себя зарекомендовать и Р. Р., забавный толстяк, который считает себя очень больным и очень умным человеком, а здоров
как бык и глуп
как пень…
Маленькие глазки Соловьева светились холодно,
как две серебряные монетки, и голос обещал злое, жестокое. Шпион грозил коротким, толстым
пальцем, жадные, синеватые губы сурово надулись, но это было не страшно.
А те, которые взяток не брали,
как, например, чины судебного ведомства, были надменны, подавали
два пальца, отличались холодностью и узостью суждений, играли много в карты, много пили, женились на богатых и, несомненно, имели на среду вредное, развращающее влияние.
— Глупо, а — хорошо! Пол — на брусьях,
как блюдечко на растопыренных
пальцах, брусья вкреплены в столб, от столба, горизонтально,
два рычага, в каждый запряжена пара лошадей, они ходят и вертят пол. Просто? Но — в этом есть смысл. Петя — помни: во всём скрыт свой смысл, увы!
Кошка выросла в собаку и покатилась невдалеке от саней. Я обернулся и увидел совсем близко за санями вторую четвероногую тварь. Могу поклясться, что у нее были острые уши и шла она за санями легко,
как по паркету. Что-то грозное и наглое было в ее стремлении. «Стая или их только
две?» — думалось мне, и при слове «стая» варом облило меня под шубой и
пальцы на ногах перестали стыть.