Неточные совпадения
— Валом валит солдат! — говорили глуповцы, и
казалось им, что это люди какие-то
особенные, что они самой природой созданы для того, чтоб ходить без конца, ходить по всем направлениям. Что они спускаются с одной плоской возвышенности для того, чтобы лезть на другую плоскую возвышенность, переходят через один мост для того, чтобы перейти вслед за тем через другой мост. И еще мост, и еще плоская возвышенность, и еще, и еще…
Каким образом об этих сношениях было узнано — это известно одному богу; но
кажется, что сам Наполеон разболтал о том князю Куракину во время одного из своих petits levе́s. [Интимных утренних приемов (франц.).] И вот в одно прекрасное утро Глупов был изумлен, узнав, что им управляет не градоначальник, а изменник, и что из губернии едет
особенная комиссия ревизовать его измену.
Она благодарна была отцу за то, что он ничего не сказал ей о встрече с Вронским; но она видела по
особенной нежности его после визита, во время обычной прогулки, что он был доволен ею. Она сама была довольна собою. Она никак не ожидала, чтоб у нее нашлась эта сила задержать где-то в глубине души все воспоминания прежнего чувства к Вронскому и не только
казаться, но и быть к нему вполне равнодушною и спокойною.
За чаем продолжался тот же приятный, полный содержания разговор. Не только не было ни одной минуты, чтобы надо было отыскивать предмет для разговора, но, напротив, чувствовалось, что не успеваешь сказать того, что хочешь, и охотно удерживаешься, слушая, что говорит другой. И всё, что ни говорили, не только она сама, но Воркуев, Степан Аркадьич, — всё получало, как
казалось Левину, благодаря ее вниманию и замечаниям,
особенное значение.
Он смотрел на ее высокую прическу с длинным белым вуалем и белыми цветами, на высоко стоявший сборчатый воротник, особенно девственно закрывавший с боков и открывавший спереди ее длинную шею и поразительно тонкую талию, и ему
казалось, что она была лучше, чем когда-нибудь, — не потому, чтоб эти цветы, этот вуаль, это выписанное из Парижа платье прибавляли что-нибудь к ее красоте, но потому, что, несмотря на эту приготовленную пышность наряда, выражение ее милого лица, ее взгляда, ее губ были всё тем же ее
особенным выражением невинной правдивости.
Он впервые живо представил себе ее личную жизнь, ее мысли, ее желания, и мысль, что у нее может и должна быть своя
особенная жизнь,
показалась ему так страшна, что он поспешил отогнать ее.
Он с
особенным удовольствием,
казалось, настаивал на том, что девичья стыдливость есть только остаток варварства и что нет ничего естественнее, как то, чтоб еще не старый мужчина ощупывал молодую обнаженную девушку.
Портрет с пятого сеанса поразил всех, в особенности Вронского, не только сходством, но и
особенною красотою. Странно было, как мог Михайлов найти ту ее
особенную красоту. «Надо было знать и любить ее, как я любил, чтобы найти это самое милое ее душевное выражение», думал Вронский, хотя он по этому портрету только узнал это самое милое ее душевное выражение. Но выражение это было так правдиво, что ему и другим
казалось, что они давно знали его.
Оставшись одна, Долли помолилась Богу и легла в постель. Ей всею душой было жалко Анну в то время, как она говорила с ней; но теперь она не могла себя заставить думать о ней. Воспоминания о доме и детях с
особенною, новою для нее прелестью, в каком-то новом сиянии возникали в ее воображении. Этот ее мир
показался ей теперь так дорог и мил, что она ни за что не хотела вне его провести лишний день и решила, что завтра непременно уедет.
Мучительно неловко ему было оттого, что против него сидела свояченица в
особенном, для него, как ему
казалось, надетом платье, с
особенным в виде трапеции вырезом на белой груди; этот четвероугольный вырез, несмотря на то, что грудь была очень белая, или особенно потому, что она была очень белая, лишал Левина свободы мысли.
Всякое лицо, с таким исканием, с такими ошибками, поправками выросшее в нем с своим
особенным характером, каждое лицо, доставлявшее ему столько мучений и радости, и все эти лица, столько раз перемещаемые для соблюдения общего, все оттенки колорита и тонов, с таким трудом достигнутые им, — всё это вместе теперь, глядя их глазами,
казалось ему пошлостью, тысячу раз повторенною.
Ничего,
казалось, не было
особенного ни в ее одежде, ни в ее позе; но для Левина так же легко было узнать ее в этой толпе, как розан в крапиве.
Алексей Александрович ничего
особенного и неприличного не нашел в том, что жена его сидела с Вронским у особого стола и о чем-то оживленно разговаривала; но он заметил, что другим в гостиной это
показалось чем-то
особенным и неприличным, и потому это
показалось неприличным и ему. Он решил, что нужно сказать об этом жене.
Левин встал и пошел с ним к большому столу, уставленному водками и самыми разнообразными закусками.
Казалось, из двух десятков закусок можно было выбрать, что было по вкусу, но Степан Аркадьич потребовал какую-то
особенную, и один из стоявших ливрейных лакеев тотчас принес требуемое. Они выпили по рюмке и вернулись к столу.
Для других, она знала, он не представлялся жалким; напротив, когда Кити в обществе смотрела на него, как иногда смотрят на любимого человека, стараясь видеть его как будто чужого, чтоб определить себе то впечатление, которое он производит на других, она видела, со страхом даже для своей ревности, что он не только не жалок, но очень привлекателен своею порядочностью, несколько старомодною, застенчивою вежливостью с женщинами, своею сильною фигурой и
особенным, как ей
казалось, выразительным лицом.
— Нет, нынче в ней что-то
особенное, — сказала Долли. — Когда я ее провожала в передней, мне
показалось, что она хочет плакать.
Когда Левин опять подбежал к Кити, лицо ее уже было не строго, глаза смотрели так же правдиво и ласково, но Левину
показалось, что в ласковости ее был
особенный, умышленно-спокойный тон. И ему стало грустно. Поговорив о своей старой гувернантке, о ее странностях, она спросила его о его жизни.
И точно, такую панораму вряд ли где еще удастся мне видеть: под нами лежала Койшаурская долина, пересекаемая Арагвой и другой речкой, как двумя серебряными нитями; голубоватый туман скользил по ней, убегая в соседние теснины от теплых лучей утра; направо и налево гребни гор, один выше другого, пересекались, тянулись, покрытые снегами, кустарником; вдали те же горы, но хоть бы две скалы, похожие одна на другую, — и все эти снега горели румяным блеском так весело, так ярко, что
кажется, тут бы и остаться жить навеки; солнце чуть
показалось из-за темно-синей горы, которую только привычный глаз мог бы различить от грозовой тучи; но над солнцем была кровавая полоса, на которую мой товарищ обратил
особенное внимание.
Кроме страсти к чтению, он имел еще два обыкновения, составлявшие две другие его характерические черты: спать не раздеваясь, так, как есть, в том же сюртуке, и носить всегда с собою какой-то свой
особенный воздух, своего собственного запаха, отзывавшийся несколько жилым покоем, так что достаточно было ему только пристроить где-нибудь свою кровать, хоть даже в необитаемой дотоле комнате, да перетащить туда шинель и пожитки, и уже
казалось, что в этой комнате лет десять жили люди.
Все сии подробности придавали какой-то
особенный вид свежести:
казалось, как будто мужики еще вчера были живы.
Княгиня была женщина лет сорока пяти, маленькая, тщедушная, сухая и желчная, с серо-зелеными неприятными глазками, выражение которых явно противоречило неестественно-умильно сложенному ротику. Из-под бархатной шляпки с страусовым пером виднелись светло-рыжеватые волосы; брови и ресницы
казались еще светлее и рыжеватее на нездоровом цвете ее лица. Несмотря на это, благодаря ее непринужденным движениям, крошечным рукам и
особенной сухости во всех чертах общий вид ее имел что-то благородное и энергическое.
В лице ее, да и во всей ее фигуре, была сверх того одна
особенная характерная черта: несмотря на свои восемнадцать лет, она
казалась почти еще девочкой, гораздо моложе своих лет, совсем почти ребенком, и это иногда даже смешно проявлялось в некоторых ее движениях.
— Вы сами же вызывали сейчас на откровенность, а на первый же вопрос и отказываетесь отвечать, — заметил Свидригайлов с улыбкой. — Вам все
кажется, что у меня какие-то цели, а потому и глядите на меня подозрительно. Что ж, это совершенно понятно в вашем положении. Но как я ни желаю сойтись с вами, я все-таки не возьму на себя труда разуверять вас в противном. Ей-богу, игра не стоит свеч, да и говорить-то с вами я ни о чем таком
особенном не намеревался.
Через минуту на пороге
показался и Лебезятников; в комнату он не вошел, но остановился тоже с каким-то
особенным любопытством, почти с удивлением; прислушивался, но,
казалось, долго чего-то понять не мог.
— Когда?.. — приостановился Раскольников, припоминая, — да дня за три до ее смерти я был у ней,
кажется. Впрочем, я ведь не выкупить теперь вещи иду, — подхватил он с какою-то торопливою и
особенною заботой о вещах, — ведь у меня опять всего только рубль серебром… из-за этого вчерашнего проклятого бреду!
Одинцова не изъявила
особенного удивления, когда на другой день Аркадий сказал ей, что уезжает с Базаровым; она
казалась рассеянною и усталою.
— Конечно, — заметил Николай Петрович, — ты здесь родился, тебе все должно
казаться здесь чем-то
особенным…
Перемена к лучшему продолжалась недолго. Приступы болезни возобновились. Василий Иванович сидел подле Базарова.
Казалось, какая-то
особенная мука терзала старика. Он несколько раз собирался говорить — и не мог.
Ему
казалось иногда, что и в Одинцовой происходит перемена, что в выражении ее лица проявлялось что-то
особенное, что, может быть…
И смешная печаль о фарфоровом трубочисте и все в этой девочке
казалось Климу фальшивым. Он смутно подозревал, что она пытается показать себя такой же
особенной, каков он, Клим Самгин.
Ему всегда
казалось, что взрослые наблюдают за ним, ждут от него
особенных слов и поступков.
Самгин насторожился; в словах ее было что-то умненькое. Неужели и она будет философствовать в постели, как Лидия, или заведет какие-нибудь деловые разговоры, подобно Варваре? Упрека в ее беззвучных словах он не слышал и не мог видеть, с каким лицом она говорит. Она очень растрогала его нежностью, ему
казалось, что таких ласк он еще не испытывал, и у него было желание сказать ей
особенные слова благодарности. Но слов таких не находилось, он говорил руками, а Никонова шептала...
Ему
казалось, что в обычном шуме города сегодня он различает какой-то
особенный, глухой, тревожный гул.
Одевалась она просто, если разглядеть подробно все, что на ней было надето, но
казалась великолепно одетой. И материя ее платья как будто была
особенная, и ботинки не так сидят на ней, как на других.
— Ах, как еще далеко до него! — прошептала она про себя. — Нет, ничего
особенного не случилось! — прибавила она вслух, рассеянно, стараясь
казаться беззаботной, и смотрела на него ласково, дружески.
Я, конечно, обращался к нему раз, недели две тому, за деньгами, и он давал, но почему-то мы тогда разошлись, и я сам не взял: он что-то тогда забормотал неясно, по своему обыкновению, и мне
показалось, что он хотел что-то предложить, какие-то особые условия; а так как я третировал его решительно свысока во все разы, как встречал у князя, то гордо прервал всякую мысль об
особенных условиях и вышел, несмотря на то что он гнался за мной до дверей; я тогда взял у князя.
В «отдыхальне» подали чай, на который просили обратить
особенное внимание. Это толченый чай самого высокого сорта: он родился на одной горе, о которой подробно говорит Кемпфер. Часть этого чая идет собственно для употребления двора сиогуна и микадо, а часть, пониже сорт, для высших лиц. Его толкут в порошок, кладут в чашку с кипятком — и чай готов. Чай превосходный, крепкий и ароматический, но нам он
показался не совсем вкусен, потому что был без сахара. Мы, однако ж, превознесли его до небес.
—
Кажется, ничего
особенного. Благодарствуйте.
Их было так много, так они были однообразны и в такие
особенные странные условия они были поставлены, что Нехлюдову
казалось, что это не люди, а какие-то
особенные, страшные существа.
Ведь очевидно, что мальчик этот не какой-то
особенный злодей, а самый обыкновенный — это видят все — человек, и что стал он тем, что есть, только потому, что находился в таких условиях, которые порождают таких людей. И потому,
кажется, ясно, что, для того чтобы не было таких мальчиков, нужно постараться уничтожить те условия, при которых образуются такие несчастные существа.
— Привалов… Гм… Привалов очень сложная натура, хотя он
кажется простачком. В нем постоянно происходит внутренняя борьба… Ведь вместе с правами на наследство он получил много недостатков и слабостей от своих предков. Вот для вас эти слабости-то и имеют
особенную важность.
Со стороны этот люд мог
показаться тем сбродом, какой питается от крох, падающих со стола господ, но староверческие предания придавали этим людям совсем
особенный тон: они являлись чем-то вроде хозяев в бахаревском доме, и сама Марья Степановна перед каждым кануном отвешивала им земной поклон и покорным тоном говорила: «Отцы и братия, простите меня, многогрешную!» Надежде Васильевне не нравилось это заказное смирение, которым прикрывались те же недостатки и пороки, как и у никониан, хотя по наружному виду от этих выдохшихся обрядов веяло патриархальной простотой нравов.
К Привалову Надежда Васильевна относилась теперь иначе, чем в Узле; она точно избегала его, как это
казалось ему иногда. О прежних откровенных разговорах не было и помину; в присутствии Привалова Надежда Васильевна обращалась с мужем с
особенной нежностью, точно хотела этим показать первому, что он здесь лишний. Даже Лоскутов заметил эту перемену в жене и откровенно, как всегда, высказал ей свое мнение.
— Мне
кажется, что нет ли здесь какой-нибудь
особенной причины… Александр мне говорил, что Зося произвела на Привалова сильное впечатление…
— Как все? Что такое все? — как-то жалко залепетал Ляховский, испытующе переводя глаза с Половодова на дядюшку. —
Кажется, между нами нет никаких
особенных секретов…
Тем не менее даже тогда, когда я уже знал и про это
особенное обстоятельство, мне Иван Федорович все
казался загадочным, а приезд его к нам все-таки необъяснимым.
Вследствие ли
особенной чистоты воздуха или каких-либо иных причин звезды по величине и яркости лучей
казались крупнее, и от этого на небе было светлее, чем на земле.
Вид в долину Сицы со стороны моря очень красив. Высокие горы с острыми и причудливыми вершинами
кажутся величественными. Я несколько раз видел их впоследствии, и всегда они производили на меня впечатление какой-то
особенной дикой красоты.
— Я-то ничего
особенного, Марья Алексевна, а вот Вера Павловна как будто бледна, — или мне так
показалось?
—
Кажется, никого особенно. Из них никого сильно. Но нет, недавно мне встретилась одна очень странная женщина. Она очень дурно говорила мне о себе, запретила мне продолжать знакомство с нею, — мы виделись по совершенно
особенному случаю — сказала, что когда мне будет крайность, но такая, что оставалось бы только умереть, чтобы тогда я обратилась к ней, но иначе — никак. Ее я очень полюбила.