Неточные совпадения
В то время как он подходил к ней, красивые глаза его особенно нежно заблестели, и с чуть-заметною счастливою и скромно-торжествующею улыбкой (так
показалось Левину), почтительно и осторожно наклонясь над нею, он протянул ей свою
небольшую, но широкую руку.
Чичиков подвинулся к пресному пирогу с яйцом и, съевши тут же с
небольшим половину, похвалил его. И в самом деле, пирог сам по себе был вкусен, а после всей возни и проделок со старухой
показался еще вкуснее.
Собакевич, оставив без всякого внимания все эти мелочи, пристроился к осетру, и, покамест те пили, разговаривали и ели, он в четверть часа с
небольшим доехал его всего, так что когда полицеймейстер вспомнил было о нем и, сказавши: «А каково вам, господа,
покажется вот это произведенье природы?» — подошел было к нему с вилкою вместе с другими, то увидел, что от произведенья природы оставался всего один хвост; а Собакевич пришипился так, как будто и не он, и, подошедши к тарелке, которая была подальше прочих, тыкал вилкою в какую-то сушеную маленькую рыбку.
Барыни сошли и после
небольшого прения о том, кому на какой стороне сидеть и за кого держаться (хотя, мне
кажется, совсем не нужно было держаться), уселись, раскрыли зонтики и поехали.
Они достигли
небольшой площадки, где,
казалось, была часовня; по крайней мере, к стене был приставлен узенький столик в виде алтарного престола, и над ним виден был почти совершенно изгладившийся, полинявший образ католической мадонны.
Он бросился в угол, запустил руку под обои и стал вытаскивать вещи и нагружать ими карманы. Всего оказалось восемь штук: две маленькие коробки, с серьгами или с чем-то в этом роде, — он хорошенько не посмотрел; потом четыре
небольшие сафьянные футляра. Одна цепочка была просто завернута в газетную бумагу. Еще что-то в газетной бумаге,
кажется орден…
Казалось, она находилась во власти каких-то тайных, для нее самой неведомых сил; они играли ею, как хотели; ее
небольшой ум не мог сладить с их прихотью.
Двадцать пять верст
показались Аркадию за целых пятьдесят. Но вот на скате пологого холма открылась наконец
небольшая деревушка, где жили родители Базарова. Рядом с нею, в молодой березовой рощице, виднелся дворянский домик под соломенною крышей. У первой избы стояли два мужика в шапках и бранились. «Большая ты свинья, — говорил один другому, — а хуже малого поросенка». — «А твоя жена — колдунья», — возражал другой.
Его стройная фигура и сухое лицо с
небольшой темной бородкой; его не сильный, но внушительный голос, которым он всегда умел сказать слова, охлаждающие излишний пыл, — весь он
казался человеком, который что-то знает, а может быть, знает все.
Пришел длинный и длинноволосый молодой человек с шишкой на лбу, с красным, пышным галстуком на тонкой шее; галстук, закрывая подбородок, сокращал, а пряди темных, прямых волос уродливо суживали это странно-желтое лицо, на котором широкий нос
казался чужим. Глаза у него были
небольшие, кругленькие, говоря, он сладостно мигал и улыбался снисходительно.
Ослепительно блестело золото ливрей идолоподобно неподвижных кучеров и грумов, их головы в лакированных шляпах
казались металлическими, на лицах застыла суровая важность, как будто они правили не только лошадьми, а всем этим движением по кругу, над
небольшим озером; по спокойной, все еще розоватой в лучах солнца воде, среди отраженных ею облаков плавали лебеди, вопросительно и гордо изогнув шеи, а на берегах шумели ярко одетые дети, бросая птицам хлеб.
Новости следовали одна за другой с
небольшими перерывами, и
казалось, что с каждым днем тюрьма становится все более шумной; заключенные перекликались между собой ликующими голосами, на прогулках Корнев кричал свои новости в окна, и надзиратели не мешали ему, только один раз начальник тюрьмы лишил Корнева прогулок на три дня. Этот беспокойный человек, наконец, встряхнул Самгина, простучав...
Явилась крупная чернобровая женщина, в белой полупрозрачной блузке, с грудями, как два маленькие арбуза, и чрезмерно ласковой улыбкой на подкрашенном лице, — особенно подчеркнуты были на нем ядовито красные губы. В руках, обнаженных по локоть, она несла на подносе чайную посуду, бутылки, вазы, за нею следовал курчавый усатенький человечек, толстогубый, точно негр;
казалось, что его смуглое лицо было очень темным, но выцвело. Он внес
небольшой серебряный самовар. Бердников командовал по-французски...
В состоянии физической усталости и уныния под вечер въехал в
небольшой, тесно скученный городок, он
казался прикрепленным к земле, точно гвоздями, колокольнями полутора десятков церквей.
Свернув папиросу объема
небольшой сигары, он обильно дымил крепким синим дымом ядовитого запаха;
казалось, что дым идет не только из его рта, ноздрей, но даже из ушей.
В длинных дырах его копошились
небольшие фигурки людей, и
казалось, что движение их становится все более тревожным, более бессмысленным; встречаясь, они останавливались, собирались
небольшими группами, затем все шли в одну сторону или же быстро бежали прочь друг от друга, как бы испуганные.
Среди этих домов люди, лошади, полицейские были мельче и незначительнее, чем в провинции, были тише и покорнее. Что-то рыбье, ныряющее заметил в них Клим,
казалось, что все они судорожно искали, как бы поскорее вынырнуть из глубокого канала, полного водяной пылью и запахом гниющего дерева.
Небольшими группами люди останавливались на секунды под фонарями, показывая друг другу из-под черных шляп и зонтиков желтые пятна своих физиономий.
Вдруг на опушке леса из-за
небольшого бугра
показался огромным мухомором красный зонтик, какого не было у Лидии и Алины, затем под зонтиком Клим увидел узкую спину женщины в желтой кофте и обнаженную, с растрепанными волосами, острую голову Лютова.
Неспешное движение поезда заставляло этот городок медленно кружиться;
казалось, что все его необыкновенные постройки вращаются вокруг невидимой точки, меняют места свои, заслоняя друг друга, скользят между песчаных дорожек и
небольших площадей.
— Просто — до ужаса… А говорят про него, что это — один из крупных большевиков… Вроде полковника у них. Муж сейчас приедет, — его ждут, я звонила ему, — сказала она ровным, бесцветным голосом, посмотрев на дверь в приемную мужа и, видимо, размышляя: закрыть дверь или не надо?
Небольшого роста, но очень стройная, она
казалась высокой, в красивом лице ее было что-то детски неопределенное, синеватые глаза смотрели вопросительно.
За магазином, в
небольшой комнатке горели две лампы, наполняя ее розоватым сумраком; толстый ковер лежал на полу, стены тоже были завешаны коврами, высоко на стене — портрет в черной раме, украшенный серебряными листьями; в углу помещался широкий, изогнутый полукругом диван, пред ним на столе кипел самовар красной меди, мягко блестело стекло, фарфор.
Казалось, что магазин, грубо сверкающий серебром и золотом, — далеко отсюда.
Женщина улыбнулась, ковыряя песок концом зонтика. Улыбалась она своеобразно: перед тем, как разомкнуть крепко сжатые губы
небольшого рта, она сжимала их еще крепче, так, что в углах рта появлялись лучистые морщинки. Улыбка
казалась вынужденной, жестковатой и резко изменяла ее лицо, каких много.
Райский немного смутился и поглядывал на Леонтья, что он, а он ничего. Потом он, не скрывая удивления, поглядел на нее, и удивление его возросло, когда он увидел, что годы так пощадили ее: в тридцать с
небольшим лет она
казалась если уже не прежней девочкой, то только разве расцветшей, развившейся и прекрасно сложившейся физически женщиной.
— Сделайте одолжение, — прибавила тотчас же довольно миловидная молоденькая женщина, очень скромно одетая, и, слегка поклонившись мне, тотчас же вышла. Это была жена его, и,
кажется, по виду она тоже спорила, а ушла теперь кормить ребенка. Но в комнате оставались еще две дамы — одна очень
небольшого роста, лет двадцати, в черном платьице и тоже не из дурных, а другая лет тридцати, сухая и востроглазая. Они сидели, очень слушали, но в разговор не вступали.
В одном только кабинете пастора, наполненном книгами и рукописями, были два
небольших окна со стеклами, подаренными ему,
кажется, человеком Соединенных Штатов.
В ней все было красиво: и
небольшой белый лоб с шелковыми прядями мягких русых волос, и белый детски пухлый подбородок, неглубокой складкой, как у полных детей, упиравшийся в белую, точно выточенную шею с коротенькими золотистыми волосами на крепком круглом затылке, и даже та странная лень, которая лежала,
кажется, в каждой складке платья, связывала все движения и едва теплилась в медленном взгляде красивых светло-карих глаз.
Отроги хребта, сильно размытые и прорезанные горными ключами,
казались сопками, разобщенными друг от друга. Дальше за ними виднелся гребень водораздела; точно высокой стеной окаймлял он истоки Такунчи. Природа словно хотела резко отграничить здесь прибрежный район от бассейна Имана. В том же месте, где соединялись 3 ручья, была
небольшая полянка, и на ней стояла маленькая фанзочка, крытая корьем и сухой травой.
От реки Бабкова берег делает
небольшой изгиб. Чтобы сократить путь, мы поднялись по одному из притоков реки Каменной, перевалили через горный кряж, который здесь достигает высоты 430 м, и вышли на реку Холонку, невдалеке от ее устья, где застали Хей-ба-тоу с лодкой. За штиль ночью ветер,
казалось, хотел наверстать потерянное и дул теперь особенно сильно; анемометр показывал 215.
Это была девушка не восьми лет, как мне
показалось сначала по
небольшому ее росту, но тринадцати или четырнадцати.
— Удивляюсь я, — продолжал он после
небольшого молчания, — отчего здесь блох нету.
Кажется, где бы им и быть?
Солнечный свет струился жидким желтоватым потоком сквозь запыленные стекла двух
небольших окошек и,
казалось, не мог победить обычной темноты комнаты: все предметы были освещены скупо, словно пятнами.
— Барин-то,
кажется, заснул, — промолвил Ермолай после
небольшого молчания. — Ты к лекарю не ходи, Арина: хуже будет.
С вершины перевала нам открылся великолепный вид на реку Улахе. Солнце только что скрылось за горизонтом. Кучевые облака на небе и дальние горы приняли неясно-пурпуровую окраску. Справа от дороги светлой полосой змеилась река. Вдали виднелись какие-то фанзы. Дым от них не подымался кверху, а стлался по земле и
казался неподвижным. В стороне виднелось
небольшое озерко. Около него мы стали биваком.
Девушка, которую он назвал своей сестрою, с первого взгляда
показалась мне очень миловидной. Было что-то свое, особенное, в складе ее смугловатого, круглого лица, с
небольшим тонким носом, почти детскими щечками и черными, светлыми глазами. Она была грациозно сложена, но как будто не вполне еще развита. Она нисколько не походила на своего брата.
Уставили мою коляску на
небольшом дощанике, и мы поплыли. Погода,
казалось, утихла; татарин через полчаса поднял парус, как вдруг утихавшая буря снова усилилась. Нас понесло с такой силой, что, нагнав какое-то бревно, мы так в него стукнулись, что дрянной паром проломился и вода разлилась по палубе. Положение было неприятное; впрочем, татарин сумел направить дощаник на мель.
Традиция русской творческой религиозной мысли
казалась совершенно прерванной, ее поддерживала лишь
небольшая группа представителей философской и богословской мысли, которых не признавали настоящими православными.
В тот год у нас служил кучер Петро, человек уже старый, ходивший в бараньем кожухе лето и зиму. Лицо у него было морщинистое, а тонкие губы под
небольшими усами сохраняли выражение какой-то необъяснимой горечи. Он был необыкновенно молчалив, никогда не принимал участия в толках в пересудах дворни и не выпускал изо рта глиняной «люльки», в которой помешивал иногда горящий табак прямо заскорузлым мизинцем. Мне
кажется, что именно он первый сказал, глядя на сломанную «фигуру...
Учитель немецкого языка, Кранц… Подвижной человек,
небольшого роста, с голым лицом, лишенным растительности, сухой, точно сказочный лемур, состоящий из одних костей и сухожилий.
Казалось, этот человек сознательно стремился сначала сделать свой предмет совершенно бессмысленным, а затем все-таки добиться, чтобы ученики его одолели. Всю грамматику он ухитрился превратить в изучение окончаний.
Тот дом, в котором,
казалось мне, мы жили «всегда», был расположен в узком переулке, выбегавшем на
небольшую площадь. К ней сходилось несколько улиц; две из них вели на кладбища.
Но в этот момент в дверях
показался какой-то старик
небольшого роста, в раскольничьем полукафтанье.
Журавль весь светло-пепельного сизого цвета; передняя часть его головы покрыта черными перышками, а задняя, совершенно голая, поросла темно-красными бородавочками и
кажется пятном малинового цвета; от глаз идут беловатые полоски, исчезающие в темно-серых перьях позади затылка, глаза
небольшие, серо-каштановые и светлые, хвост короткий: из него, начиная с половины спины, торчат вверх пушистые, мягкие, довольно длинные, красиво загибающиеся перья; ноги и три передние пальца покрыты жесткою, как будто истрескавшеюся, черною кожею.
Глаза темные, брови широкие и красные, голова
небольшая, шея довольно толстая; издали глухарь-косач
покажется черным, но это несправедливо: его голова и шея покрыты очень темными, но в то же время узорно-серыми перышками; зоб отливает зеленым глянцем, хлупь испещрена белыми пятнами по черному полю, а спина и особенно верхняя сторона крыльев — по серому основанию имеют коричневые длинные пятна; нижние хвостовые перья — темные, с белыми крапинками на лицевой стороне, а верхние, от спины идущие, покороче и серые; подбой крыльев под плечными суставами ярко-белый с черными крапинами, а остальной — сизо-дымчатый; ноги покрыты мягкими, длинными, серо-пепельного цвета перышками и очень мохнаты до самых пальцев; пальцы же облечены, какою-то скорлупообразною, светлою чешуйчатою бронею и оторочены кожаною твердою бахромою; ногти темные, большие и крепкие.
В августе они вторично
показываются, как будто возвращаются назад, но также в
небольшом числе, почему и не могу утвердительно сказать: с молодыми ли пролетают они в августе, или это стайки холостые.
Красноустик вдвое или почти втрое больше обыкновенной ласточки; цвет его перьев темно-кофейный, издали
кажется даже черным, брюшко несколько светлее, носик желтоватый, шея коротенькая, головка довольно велика и кругла, ножки тонкие,
небольшие, какого-то неопределенного дикого цвета, очевидно не назначенные для многого беганья, хвостик белый, а концы хвостовых перьев черноватые; крылья длинные, очень острые к концам, которые, когда птичка сидит, накладываются один на другой, как у всех птиц, имеющих длинные крылья, например: у сокола, копчика и даже у обыкновенной ласточки.
При первом взгляде на это
небольшое, худощавое созданьице
казалось, что это еще девочка, но в ее неторопливых, размеренных движениях сказывалась нередко солидность женщины.
В это время в поле моего зрения на самом краю выступа, как мне
показалось, мелькнул какой-то
небольшой предмет, величиной с наперсток.
18 октября мы распрощались с селением Акур-Дата. При впадении своем в Тумнин река Акур разбивается на два больших и несколько малых рукавов. Когда идешь по одному из них и не видишь остальных,
кажется, будто Акур
небольшая речка, но затем протоки начинают сливаться, увеличиваться в размерах и, наконец, исчезают совсем. Тогда только выясняется истинная ширина реки.
Я уже хотел было схватиться руками за край выступа, как опять
показался тот же
небольшой продолговатый предмет, но уже в другом месте.
И действительно, Самсон Силыч держит всех, можно сказать, в страхе божием. Когда он
показывается, все смотрят ему в глаза и с трепетом стараются угадать, — что, каков он? Вот
небольшая сцена, из которой видно, какой трепет от него распространяется по всему дому. В комнату вбегает Фоминишна и кричит...
— Да это… это копия с Ганса Гольбейна, — сказал князь, успев разглядеть картину, — и хоть я знаток
небольшой, но,
кажется, отличная копия. Я эту картину за границей видел и забыть не могу. Но… что же ты…