Неточные совпадения
Там нашли однажды собаку, признанную бешеною потому только, что она бросилась от людей прочь, когда на нее собрались с вилами и топорами,
исчезла где-то
за горой; в овраг свозили падаль; в овраге предполагались и разбойники, и волки, и разные другие существа, которых или в том краю, или совсем на свете не было.
Последний, если хотел, стирал пыль, а если не хотел, так Анисья влетит, как вихрь, и отчасти фартуком, отчасти голой рукой, почти носом, разом все сдует, смахнет, сдернет, уберет и
исчезнет; не то так сама хозяйка, когда Обломов выйдет в сад, заглянет к нему в комнату, найдет беспорядок, покачает головой и, ворча что-то про себя, взобьет подушки
горой, тут же посмотрит наволочки, опять шепнет себе, что надо переменить, и сдернет их, оботрет окна, заглянет
за спинку дивана и уйдет.
С полчаса посидел я у огня. Беспокойство мое
исчезло. Я пошел в палатку, завернулся в одеяло, уснул, а утром проснулся лишь тогда, когда все уже собирались в дорогу. Солнце только что поднялось из-за горизонта и посылало лучи свои к вершинам
гор.
На другой день было еще темно, когда я вместе с казаком Белоножкиным вышел с бивака. Скоро начало светать; лунный свет поблек; ночные тени
исчезли; появились более мягкие тона. По вершинам деревьев пробежал утренний ветерок и разбудил пернатых обитателей леса. Солнышко медленно взбиралось по небу все выше и выше, и вдруг живительные лучи его брызнули из-за
гор и разом осветили весь лес, кусты и траву, обильно смоченные росой.
Мать остановилась у порога и, прикрыв глаза ладонью, осмотрелась. Изба была тесная, маленькая, но чистая, — это сразу бросалось в глаза. Из-за печки выглянула молодая женщина, молча поклонилась и
исчезла. В переднем углу на столе
горела лампа.
Дорожка эта скоро превратилась в тропинку и наконец совсем
исчезла, пересеченная канавой. Санин посоветовал вернуться, но Марья Николаевна сказала: «Нет! я хочу в
горы! Поедем прямо, как летают птицы», — и заставила свою лошадь перескочить канаву. Санин тоже перескочил.
За канавой начинался луг, сперва сухой, потом влажный, потом уже совсем болотистый: вода просачивалась везде, стояла лужицами. Марья Николаевна пускала лошадь нарочно по этим лужицам, хохотала и твердила: «Давайте школьничать!»
Так
исчез в жизни Владимира этот светлый и добрый образ воспитателя. «Где-то наш monsieur Joseph?» [господин Жозеф (фр.).] — часто говаривали мать или сын, и они оба задумывались, и в воображении у них носилась кроткая, спокойная и несколько монашеская фигура, в своем длинном дорожном сюртуке, пропадающая
за гордыми и независимыми норвежскими
горами.
Бельтова велела подать закуску, — вдруг раздался звонкий колокольчик, и отличнейшая почтовая тройка летела через мост, загнула
за гору —
исчезла и минуты две спустя показалась вблизи; ямщик правил прямо к господскому дому и, лихо подъехав, мастерски осадил лошадей у подъезда.
Со всем тем лицо ее выражало более суеты и озабоченности, чем когда-нибудь; она перебегала от крылечка в клетушку, от клетушки к задним воротам, от задних ворот снова к крылечку, и во все время этих путешествий присутствовавшие могли только видеть одни ноги тетушки Анны: верхняя же часть ее туловища
исчезала совершенно
за горшками, лагунчиками, скрывалась
за решетом, корчагою или корытом, которые каждый раз подымались
горою на груди ее, придерживаемые в обхват руками.
Он не остановился, даже не оглянулся и, повернув в проулок,
исчез. Илья медленно прошёл
за прилавок, чувствуя, что от слов товарища его лицо так
горит, как будто он в жарко растопленную печь посмотрел.
От крика они разлетятся в стороны и
исчезнут, а потом, собравшись вместе, с горящими восторгом и удалью глазами, они со смехом будут рассказывать друг другу о том, что чувствовали, услышав крик и погоню
за ними, и что случилось с ними, когда они бежали по саду так быстро, точно земля
горела под ногами.
При впрыскивании одного шприца двухпроцентного раствора почти мгновенно наступает состояние спокойствия, тотчас переходящее в восторг и блаженство. И это продолжается только одну, две минуты. И потом все
исчезает бесследно, как не было. Наступает боль, ужас, тьма. Весна гремит, черные птицы перелетают с обнаженных ветвей на ветви, а вдали лес щетиной ломаной и черной тянется к небу, и
за ним
горит, охватив четверть неба, первый весенний закат.
Мало-помалу показалась речка с угловатыми своими загибами, потом ветлы и кровля мельницы, еще выше — потянулись поля с знакомым осинником, потом снова все это попряталось одно
за другим; вот уже
исчезли мельница, господский дом, село, а вот и избушка Антона начала уходить
за горою…
Страх, в котором держала скотница свою питомицу, часто даже
исчезал в ребенке от избытка
горя. Так случалось почти всякий раз, когда Домна, смягчившись после взрыва необузданной ярости, начинала ласкать и нежить собственных детей своих. Громко раздавались тогда
за печуркою рыдания и всхлипывания одинокой, заброшенной девочки…
— Ну, ин, видно, так, — равнодушно подтверждали ямщики. Некоторое время они следили
за поворачивавшимися огнями парохода, как бы обсуждая, что принесет им с собою эта редкая еще на Лене новинка: облегчение суровой доли и освобождение или окончательную гибель… Оба огня на кожухах
исчезли, и только три звездочки на мачтах двигались еще некоторое время в черной тени высоких береговых
гор… Потом и они угасли… Над Леной лежала непроницаемая ночь, молчаливая и таинственная…
Последние отблески
исчезли…
За горами был полный день, но внизу опять сгущался туман, склоны
гор задернулись мутной одноцветной дымкой. Рассеянный свет просачивался из-за
гор, холодный и неприветливый…
В углублении от
горы к
горе проплыла легкая тучка, вся в огне, и
исчезла за соседней вершиной.
Двое из горцев
исчезли за стеною с той стороны, где крепость примыкает к
горам, третий, в котором было не трудно узнать Абрека, направился к мосту.
Тогда Зенон, не желая ничем прибавлять розни, коротко ответил ближе стоявшим, что он имеет обычай молиться в благоговейном молчании, но не осуждает и тех, которые любят поднимать к небу и глаза и руки, нужно только, чтобы руки молящихся были чисты от корысти, а душа — свободна от всякого зла и возносилась бы к небу с мыслью о вечности. Тогда в ней
исчезает страх
за утрату кратковременной земной жизни и…
гора начинает двигаться…