Неточные совпадения
Он еще крепко обнял женщину, наскоро отер слезы и вскочил на лошадь. Он ударил ее по бокам и
исчез в облаке
пыли; за ним с двух сторон отчаянно бросились вдогонку три дворняжки и залились лаем.
Последний, если хотел, стирал
пыль, а если не хотел, так Анисья влетит, как вихрь, и отчасти фартуком, отчасти голой рукой, почти носом, разом все сдует, смахнет, сдернет, уберет и
исчезнет; не то так сама хозяйка, когда Обломов выйдет
в сад, заглянет к нему
в комнату, найдет беспорядок, покачает головой и, ворча что-то про себя, взобьет подушки горой, тут же посмотрит наволочки, опять шепнет себе, что надо переменить, и сдернет их, оботрет окна, заглянет за спинку дивана и уйдет.
Из придорожной травы, покрытой мелкой
пылью, то и дело взлетали, как ракеты, маленькие птички и быстро
исчезали в воздушном пространстве.
Клубок
пыли исчез. Я повернулся к городу. Он лежал
в своей лощине, тихий, сонный и… ненавистный. Над ним носилась та же легкая пелена из
пыли, дыма и тумана, местами сверкали клочки заросшего пруда, и старый инвалид дремал
в обычной позе, когда я проходил через заставу. Вдобавок, около пруда, на узкой деревянной кладочке, передо мной вдруг выросла огромная фигура Степана Яковлевича, ставшего уже директором. Он посмотрел на меня с высоты своего роста и сказал сурово...
Мы миновали православное кладбище, поднявшись на то самое возвышение дороги, которое когда-то казалось мне чуть не краем света, и откуда мы с братом ожидали «рогатого попа». Потом и улица, и дом Коляновских
исчезли за косогором… По сторонам тянулись заборы, пустыри, лачуги, землянки, перед нами лежала белая лента шоссе, с звенящей телеграфной проволокой, а впереди,
в дымке
пыли и тумана, синела роща, та самая, где я когда-то
в первый раз слушал шум соснового бора…
Солнце склонялось к закату, а наша «тройка» все еще устало месила
пыль по проселкам, окруженная зноем и оводами. Казалось, мы толчемся на одном месте. Некованые копыта мягко шлепали по земле; темнело, где-нибудь на дальнем болоте гудел «бугай»,
в придорожной ржи сонно ударял перепел, и нетопыри пролетали над головами, внезапно появляясь и
исчезая в сумерках.
Писарь сделал Вахрушке выразительный знак, и неизвестный человек
исчез в дверях волости. Мужики все время стояли без шапок, даже когда дроги
исчезли, подняв облако
пыли. Они постояли еще несколько времени, погалдели и разбрелись по домам, благо уже солнце закатилось и с реки потянуло сыростью. Кое-где
в избах мелькали огоньки. С ревом и блеяньем прошло стадо, возвращавшееся с поля. Трудовой крестьянский день кончался.
Но где мне гнаться за его превосходительством! Он поднял
пыль столбом, которая по пролете его
исчезла, и я, приехав
в Клин, нашел даже память его погибшую с шумом.
Подымались,
исчезали в облаке
пыли и опять плыли сверху, между тем как внизу гигантские краны бесшумно ворочались на своих основаниях, подхватывая все новые платформы с глыбами кирпичей и гранита…
Но последних слов уже не было слышно. Коляска, принятая дружно четверкою сильных коней,
исчезла в облаках
пыли. Подали и мой тарантас; я сел
в него, и мы тотчас же проехали городишко. «Конечно, этот господин привирает, — подумал я, — он слишком сердит и не может быть беспристрастным. Но опять-таки все, что он говорил о дяде, очень замечательно. Вот уж два голоса согласны
в том, что дядя любит эту девицу… Гм! Женюсь я иль нет?»
В этот раз я крепко задумался.
Ночные бабочки вились и, сыпля
пыль с крылышек, бились по столу и
в стаканах, то влетали
в огонь свечи, то
исчезали в черном воздухе, вне освещенного круга.
В доказательство этой последней мысли Пепко галантно раскланялся с двумя шикарными дамами, катившими полулежа
в шикарном «ланде». Они даже не повернули головы
в нашу сторону, приняв нас, вероятно, за оборванцев, и быстро
исчезли в облачке
пыли, гнавшемся за ними. Пепко глухо расхохотался.
Дернул он из-под колеса, колесо закрутилось, и я увидел привязанную к нему промелькнувшую фигуру человека. Выпрастывая сундук, Вася толкнул идола, и тот во весь свой рост, вдвое выше человеческого, грохнулся. Загрохотало, затрещало ломавшееся дерево, зазвенело где-то внизу под ним разбитое стекло. Солнце скрылось, полоса живого золота
исчезла, и
в полумраке из тучи
пыли выполз Вася, таща за собой сундук, сам мохнатый и серый, как сатана,
в которого он ткнулся мордой.
Молнии, слепя глаза, рвали тучи…
В голубом блеске их вдали вставала горная цепь, сверкая синими огнями, серебряная и холодная, а когда молнии гасли, она
исчезала, как бы проваливаясь
в тёмную пропасть. Всё гремело, вздрагивало, отталкивало звуки и родило их. Точно небо, мутное и гневное, огнём очищало себя от
пыли и всякой мерзости, поднявшейся до него с земли, и земля, казалось, вздрагивала
в страхе пред гневом его.
Шум — подавлял,
пыль, раздражая ноздри, — слепила глаза, зной — пек тело и изнурял его, и все кругом казалось напряженным, теряющим терпение, готовым разразиться какой-то грандиозной катастрофой, взрывом, за которым
в освеженном им воздухе будет дышаться свободно и легко, на земле воцарится тишина, а этот пыльный шум, оглушительный, раздражающий, доводящий до тоскливого бешенства,
исчезнет, и тогда
в городе, на море,
в небе станет тихо, ясно, славно…
На наш взгляд, такой поступок опозорил бы только женщину; но я замечал много раз, что простые люди принимают это наоборот, как самое тяжкое оскорбление своей личности. И действительно, Степан вздрогнул, конь его, казалось, сейчас кинется на татарку. Но он удержал его, подняв на дыбы. Толпа шарахнулась, расчистив путь, и через минуту Степан
исчез за околицей
в туче снежной
пыли под грохот и улюлюканье торжествующей толпы.
Аул обстрелян. Снова подъезжает полковник Хасанов и, по приказанию генерала, летит
в аул. Крик войны снова раздается, и конница
исчезает в поднятом ею облаке
пыли.
Слышу, слышу твое приближение.
Ты снова восходишь над
пылью,
Как виденье, мгновенна.
В новой
пыли ты
исчезнешь,
Новый ветер тебя унесет.
В вагон вошел хромой мужик, ускользнувший от глаз кондуктора. Он высунулся из окна и долго смотрел назад, где
в пыли, поднятой поездом,
исчезал его товарищ.
Косарь шел, хромая, и тяжело опирался на палку. Солнце било
в лицо, во рту пересохло, на зубах скрипела
пыль;
в груди злобно запеклось что-то тяжелое и горячее. Шел час, другой, третий… Дороге не было конца,
в стороны тянулась та же серая, безлюдная степь. А на горизонте слабо зеленели густые леса, блестела вода; дунет ветер — призрачные леса колеблются и тают
в воздухе, вода
исчезает.
И опять полился поток суровых обличений. И вдруг я опять почувствовал, как кругом жарко, душно и тоскливо… Солнце жгло без пощады и отдыха; нечем было дышать, воздух был горячий и влажный, как
в бане; ласточки низко носились над степью, задевая крыльями желтую траву. Никитин уже
исчез из виду. Вдали, на дороге, длинною полосою золотилась
пыль,
в пыли двигался обоз с углем. Волы ступали, устало помахивая светло-серыми головами, хохлы-погонщики, понурившись, шли рядом. Все изнемогало от жары…
Поднялась
пыль за местечком по дороге из Менцена, быстро вилась клубом,
исчезла в местечке; уже на берегу виден татарский всадник — это Мурзенко.