Неточные совпадения
— Вся эта
политика всовывания соломинок в колеса
истории…
Среда, в которой он вращался, адвокаты с большим самолюбием и нищенской практикой, педагоги средней школы, замученные и раздраженные своей практикой, сытые, но угнетаемые скукой жизни эстеты типа Шемякина, женщины, которые читали
историю Французской революции, записки m-me Роллан и восхитительно путали
политику с кокетством, молодые литераторы, еще не облаянные и не укушенные критикой, собакой славы, но уже с признаками бешенства в их отношении к вопросу о социальной ответственности искусства, представители так называемой «богемы», какие-то молчаливые депутаты Думы, причисленные к той или иной партии, но, видимо, не уверенные, что программы способны удовлетворить все разнообразие их желаний.
Действие этого иррационального начала создает непредвиденное и неожиданное в нашей
политике, превращает нашу
историю в фантастику, в неправдоподобный роман.
В
истории действуют иррациональные силы, с которыми мало считаются сторонники разумной
политики.
Империализм с его колониальной
политикой есть одно из внешних выражений этого неотвратимого движения
истории.
Политика вперед, а главное —
история революции; я ее знал только по рассказам m-me Прово.
Исключительно аскетическое религиозное сознание отворачивалось от земли, от плоти, от
истории, от космоса, и потому на земле, в
истории этого мира языческое государство, языческая семья, языческий быт выдавались за христианские, папизм и вся средневековая религиозная
политика назывались теократией.
Все тут скажется: и писанная
история, и устные предания, и педагогические особенности, и институт урядников, и внутренняя
политика, и «не белы снеги»…
И таким образом, вся эта
история измором кончилась. А будь-ка губернатор построже, да взгляни на дело с точки зрения «внутренней
политики» — ну, и быть бы бычку на веревочке! Фюить!
Все общество, в разных углах комнат, разбивалось на кружки, и в каждом кружке шли очень оживленные разговоры; толковали о разных современных вопросах, о
политике, об интересах и новостях дня, передавали разные известия, сплетни и анекдоты из правительственного, военного и административного мира, обсуждали разные проекты образования, разбирали вопросы
истории, права и даже метафизики, и все эти разнородные темы обобщались одним главным мотивом, который в тех или других вариациях проходил во всех кружках и сквозь все темы, и этим главным мотивом были Польша и революция — революция польская, русская, общеевропейская и, наконец, даже общечеловеческая.
Но пасифизм не хочет знать духовных условий прекращения войн, он остается на поверхности, в сфере небытийственной
политики и правовых формул, не замечая иррациональных сил
истории.
Нет ни малейшего преувеличения в том, что я сообщал в тех очерках о ее изумительной памяти и любознательности во всем, что —
история,
политика, наполеоновская эпоха, война 1812 года.
Весь дух немецкого буршеншафта был для нас чудовищно чужд. Никаких общественных интересов, презрение к «
политике», узкий национализм; кутежи, дуэли, любовные
истории, — в этом проходила жизнь, это воспевали их песни.
— Господин генерал-кригскомиссар! Я только теперь признаю вас таким, — произнесла баронесса с видимым смирением. — Вы победили меня. Горжусь, по крайней мере, тем, что, имев дело с могучим царем Алексеевичем и умнейшим министром нашего века, едва не разрушила побед одного и смелой
политики другого. Надеюсь, что для изображения этой борьбы
история уделит одну страничку лифляндке Зегевольд.
Без учения, без наставлений, руководимый только природным умом, он держался мудрых правил во внешней и внутренней
политике, силою и храбростью восстановляя свободу и целость России, губя царство Батыево, тесня, обрывая Литву, сокрушая вольность новгородскую, захватывая уделы, расширяя московские владения до пустынь Сибирских и Норвежской Лапландии [Н. М. Карамзин. «
История Государства Российского». Т. VI.].
С этого времени начинается исключительное влияние Потемкина на дела государственные и ряд великих заслуг, оказанных им России. Тонкий
политик, искусный администратор, человек с возвышенной душой и светлым умом, он вполне оправдал доверие и дружбу императрицы и пользовался своею почти неограниченною властью лишь для блага и величия родины. Имя его тесно связано со всеми славными событиями Екатерининского царствования и справедливо занимает в
истории одно из самых видных и почетных мест.
Несмотря на такое ненормальное положение главы государства, несмотря на такую беспримерную в
истории изолированность царя от «земли», царь этот еще не слабел в делах войн и внешней
политики и еще продолжал являться с блеском и величием в отношении к другим державам.
Старый мир, который рушится и к которому не должно быть возврата, и есть мир новой
истории с его рационалистическим просвещением, с его индивидуализмом и гуманизмом, с его либерализмом и демократизмом, с его блестящими национальными монархиями и империалистической
политикой, с его чудовищной индустриально-капиталистической системой хозяйства, с его могущественной техникой и внешними завоеваниями и успехами, с безудержной и безграничной похотью жизни, с его безбожием и бездушием, с разъяренной борьбой классов и социализмом как увенчанием всего пути новой
истории.
В нынешний трагический момент русской
истории все партии определяются прежде всего своим отношением к войне и к международной
политике.
Мы вступаем в эпоху, когда изверились уже во все
политики и когда политическая сторона жизни не будет уже играть той роли, какую играла в новой
истории, когда ей придется уступить место более реальным духовным и хозяйственным процессам.