Неточные совпадения
С философской точки зрения относительная
историческая жизнь может быть признана самостоятельной сферой самой абсолютной жизни, одним из
явлений ее разыгрывающейся драмы.
Если под революцией понимать совершаемые в известный
исторический день насилия, убийства, кровопролития, если понимать под ней отмену всех свобод, концентрационные лагеря и пр., то желать революции нельзя и нельзя ждать от нее
явления нового человека, можно только при известных условиях видеть в ней роковую необходимость и желать ее смягчения.
И это было вполне осознано католичеством, хотя и скреплено с относительными телесно-историческими
явлениями (папизм).
Еще не занимались хорошенько разбором причин, по которым, при данном нашем
историческом положении, мы видим такие
явления, противоречащие тому, чего следует ожидать от самого устройства организма.
Иисус из Назарета и был
историческим, конкретным
явлением Сына Бога, Логоса, Смысла творения.
Приведу
историческую справку о том социальном
явлении, которое носит неблагозвучное имя шпионажа.
Одним словом, мы должны понять, что такой великий человек, как Лаевский, и в падении своем велик; что его распутство, необразованность и нечистоплотность составляют
явление естественно-историческое, освященное необходимостью, что причины тут мировые, стихийные и что перед Лаевским надо лампаду повесить, так как он — роковая жертва времени, веяний, наследственности и прочее.
Эта глава именно показывает, что автор не вовсе чужд общей
исторической идеи, о которой мы говорили; но вместе с тем в ней же находится очевидное доказательство того, как трудно современному русскому историку дойти до сущности, до основных начал во многих
явлениях нашей новой истории.
Мы еще не можем в своих
исторических изысканиях отрешиться от интересов этого прошедшего, так близкого к нам и так постоянно, хоть иногда и незаметно, присутствующего в большей части
явлений настоящего.
Но стоит раз обратиться истории на этот путь, стоит раз сознать, что в общем ходе истории самое большое участие приходится на долю народа и только весьма малая Доля остается для отдельных личностей, — и тогда
исторические сведения о
явлениях внутренней жизни народа будут иметь гораздо более цены для исследователей и, может быть, изменят многие из доселе господствовавших
исторических воззрений.
Зная это, всякий, кому может попасться в руки книга г. Жеребцова, думает, конечно, и о реформе Петра как о
явлении совершенно законном и естественном, вызванном
исторической необходимостью, обусловленном самим предшествующим развитием древней Руси.
Радуясь прекрасному
явлению в литературе нашей, как общему добру, мы с большим удовольствием извещаем читателей, что, наконец, словесность наша обогатилась первым
историческим романом, первым творением в этом роде, которое имеет народную физиономию: характеры, обычаи, нравы, костюм, язык.
Всякое
явление историческое, всякое государственное постановление, всякий общественный вопрос обсуживается там в литературе с различных точек зрения, сообразно интересам различных партий.
Дело в том, что наука строится по известным заданиям, она ставит себе лишь определенные проблемы, а соответственно сосредоточивает и свое внимание лишь на известных
явлениях, отметая другие (напр., очевидно, что вся религиозно-историческая наука при ее основоположном и методическом рационализме строится на принципиальном отрицании чуда, и поэтому все элементы чудесного в религии, без которых, быть может, нельзя и понять последнюю, она относит к области легенд и сказок).
Итак, на эмпирической поверхности происходит разложение религиозного начала власти и торжествует секуляризация, а в мистической глубине подготовляется и назревает новое откровение власти —
явление теократии, предваряющее ее окончательное торжество за порогом этого зона [Термин древнегреческой философии, означающий «жизненный век», «вечность»; в иудео-христианской традиции означает «мир», но не в пространственном смысле (космос), а в
историческом и временном аспекте («век», «эпоха»).]
Солнечное
явление Пушкина, радость и обетование русской культуры, ее духовный центр в первую половину XIX века мы ощущаем уже как принадлежащее к иной
исторической, а быть может, и космической эпохе, он относится даже не к отцам, но к дедам нашим.
Между первым и вторым метаисторическим
явлениями Христа лежит напряженное
историческое время, в котором человек проходит через все прельщения и порабощения.
Социологическая теория нравственности должна, в сущности, вслед за Дюркгеймом признать общество Божеством, а не природно-историческим
явлением, погруженным в грех.
Достоевский с гениальной чуткостью открывает, что беспокойное и мятежное русское скитальчество, странничество нашего духа есть
явление глубоко национальное,
явление русского народного духа. «В Алеко Пушкин уже отыскал и гениально отметил несчастного скитальца в родной земле,
исторического русского страдальца».
Все категории пережитого уже солнечного дня непригодны для того, чтобы разобраться в событиях и
явлениях нашего вечернего
исторического часа.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими
явлениями жизни. То же нужно сказать о целях
исторических лиц и народов.
Явление, достойное серьезного
исторического исследования, на которое, сколько мне помнится, еще не было обращено внимания исследователей.
Раскол и раскольники представляют одно из любопытнейших
явлений в
исторической жизни русского народа. Но это
явление, хотя и существует более двух столетий, остается доселе надлежащим образом неисследованным. Ни администрация, ни общество обстоятельно не знают, что такое раскол. Этого мало: девять десятых самих раскольников вполне не сознают, что такое раскол.
Только благодаря этому ложному учению, всосавшемуся в плоть и кровь наших поколений, могло случиться то удивительное
явление, что человек точно выплюнул то яблоко познания добра и зла, которое он, по преданию, съел в раю, и, забыв то, что вся история человека только в том, чтобы разрешать противоречия разумной и животной природы, стал употреблять свой разум на то, чтобы находить законы
исторические одной своей животной природы.
Теперь говорить обо всем этом, кажется, можно только в интересах
исторических, как о любопытном и прискорбном
явлении, характеризующем то десятилетие, когда у нас, после охоты к реформам, возобладала безумная страсть перечить всяким улучшениям; но поднять этот вопрос и довести его до того положения, в которое он был уже поставлен графом Д. А. Толстым, в ближайшем будущем едва ли не безнадежно.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает всё меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого-нибудь
явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного
исторического лица, ложны сами в себе.
Ежели бы это был пример из истории Китая, мы бы могли сказать, что это
явление не
историческое (лазейка историков, когда чтò не подходит под их мерку); ежели бы дело касалось столкновения непродолжительного, в котором участвовали бы малые количества войск, мы бы могли принять это
явление за исключение; но событие это совершилось на глазах наших отцов, для которых решался вопрос жизни и смерти отечества, и война эта была величайшая из всех известных войн…