Неточные совпадения
Она, сознав свою вину, но не высказав ее, стала нежнее
к нему, и они
испытали новое удвоенное счастье
любви.
И всё это сделала Анна, и взяла ее на руки, и заставила ее попрыгать, и поцеловала ее свежую щечку и оголенные локотки; но при виде этого ребенка ей еще яснее было, что то чувство, которое она
испытывала к нему, было даже не
любовь в сравнении с тем, что она чувствовала
к Сереже.
После этого, как, бывало, придешь на верх и станешь перед иконами, в своем ваточном халатце, какое чудесное чувство
испытываешь, говоря: «Спаси, господи, папеньку и маменьку». Повторяя молитвы, которые в первый раз лепетали детские уста мои за любимой матерью,
любовь к ней и
любовь к богу как-то странно сливались в одно чувство.
Иногда Клим
испытывал желание возразить девочке, поспорить с нею, но не решался на это, боясь, что Лида рассердится. Находя ее самой интересной из всех знакомых девочек, он гордился тем, что Лидия относится
к нему лучше, чем другие дети. И когда Лида вдруг капризно изменяла ему, приглашая в тарантас
Любовь Сомову, Клим чувствовал себя обиженным, покинутым и ревновал до злых слез.
Я это
испытал на себе: лишь только я начал развивать эту идею о новой заповеди — и сначала, разумеется, шутя, я вдруг начал понимать всю степень моей, таившейся во мне,
любви к твоей матери.
Женщин этих сближало еще и то отвращение, которое обе они
испытывали к половой
любви. Одна ненавидела эту
любовь потому, что изведала весь ужас ее; другая потому, что, не
испытав ее, смотрела на нее как на что-то непонятное и вместе с тем отвратительное и оскорбительное для человеческого достоинства.
Смотритель подошел
к ним, и Нехлюдов, не дожидаясь его замечания, простился с ней и вышел,
испытывая никогда прежде не испытанное чувство тихой радости, спокойствия и
любви ко всем людям. Радовало и подымало Нехлюдова на неиспытанную им высоту сознание того, что никакие поступки Масловой не могут изменить его
любви к ней. Пускай она заводит шашни с фельдшером — это ее дело: он любит ее не для себя, а для нее и для Бога.
— О, как мало знают те, которые никогда не любили! Мне кажется, никто еще не описал верно
любви, и едва ли можно описать это нежное, радостное, мучительное чувство, и кто
испытал его хоть раз, тот не станет передавать его на словах.
К чему предисловия, описания?
К чему ненужное красноречие?
Любовь моя безгранична… Прошу, умоляю вас, — выговорил наконец Старцев, — будьте моей женой!
В другой раз Лаврецкий, сидя в гостиной и слушая вкрадчивые, но тяжелые разглагольствования Гедеоновского, внезапно, сам не зная почему, оборотился и уловил глубокий, внимательный, вопросительный взгляд в глазах Лизы… Он был устремлен на него, этот загадочный взгляд. Лаврецкий целую ночь потом о нем думал. Он любил не как мальчик, не
к лицу ему было вздыхать и томиться, да и сама Лиза не такого рода чувство возбуждала; но
любовь на всякий возраст имеет свои страданья, — и он
испытал их вполне.
Они хорошо знали,
испытав на себе власть немки, ее жестокий, неумолимый педантизм, ее жадность, высокомерие и, наконец, ее извращенную, требовательную, отвратительную
любовь то
к одной, то
к другой фаворитке.
При первом свидании с бабушкой, когда я увидал ее худое, морщинистое лицо и потухшие глаза, чувство подобострастного уважения и страха, которые я
к ней
испытывал, заменились состраданием; а когда она, припав лицом
к голове Любочки, зарыдала так, как будто перед ее глазами был труп ее любимой дочери, даже чувством
любви заменилось во мне сострадание.
Ведь это он из излишней
любви ко мне, так сказать, из ревности делает — он это сам говорит, — он ревнует меня
к генералу, расположение мое боится потерять,
испытывает меня, хочет узнать, чем я для него могу пожертвовать.
— Так жить нельзя, Пепко, как мы живем… Это — жалкое прозябание, нищета, несчастье. Возьмем хоть твой «женский вопрос»… Ты так легко
к нему относишься, а между тем здесь похоронена целая трагедия. В известном возрасте мужчина
испытывает мучительную потребность в
любви и реализует ее в подавляющем большинстве случаев самым неудачным образом. Взять, например, хоть тебя…
Я
испытал на своем веку много, так много, что теперь при воспоминании голова кружится, и я теперь крепко понял мозгом, своей изболевшей душой, что назначение человека или ни в чем, или только в одном — в самоотверженной
любви к ближнему.
— Да-с, я знаю, — перекрикивал нас седой господин, — вы говорите про то, что считается существующим, а я говорю про то, что есть. Всякий мужчина
испытывает то, что вы называете
любовью,
к каждой красивой женщине.
— И если б ты знала, как я понимаю твое отвращение, друг мой! Ужасно поклясться перед алтарем божиим в
любви к тому, кого не можешь любить! Ужасно принадлежать тому, кого даже не уважаешь! А он потребует твоей
любви; он для того и женится, я это знаю по взглядам его на тебя, когда ты отвернешься. Каково ж притворяться! Я сама двадцать пять лет это
испытываю. Твой отец погубил меня. Он, можно сказать, высосал всю мою молодость, и сколько раз ты видела слезы мои!..
И она сказала, что любит его — не прощает и любит. И это возможно? И как, какими словами назвать то чувство
к отцу, которое сейчас
испытывает сын его, Саша Погодин, —
любовь? — ненависть и гнев? — запоздалая жажда мести и восстания и кровавого бунта? Ах, если бы теперь встретиться с ним… не может ли Телепнев заменить его, ведь они друзьями были!
Он все
испытал, и ему еще в юности опротивели все удовольствия, которые можно достать за деньги;
любовь светских красавиц тоже опротивела ему, потому что ничего не давала сердцу; науки тоже надоели, потому что он увидел, что от них не зависит ни слава, ни счастье; самые счастливив люди — невежды, а слава — удача; военные опасности тоже ему скоро наскучили, потому что он не видел в них смысла и скоро привык
к ним.
Профессиональный заклинатель или тот, кого тоска, отчаянье,
любовь, беда приобщили
к природе, кому необычные обстоятельства внушили дар заклинаний, — обращаются
к природе, стремясь
испытать ее, прося, чтобы она поведала свои тайны.
И он спросил себя: любит ли он кого, любит ли Софью Ивановну, отца Серапиона,
испытал ли он чувство
любви ко всем этим лицам, бывшим у него нынче,
к этому ученому юноше, с которым он так поучительно беседовал, заботясь только о том, чтобы показать ему свой ум и неотсталость от образования.
Всякий приезд Николая Павловича в корпус, — а он часто езжал
к ним, — когда входила бодрым шагом эта высокая, с выпяченной грудью, горбатым носом над усами и с подрезанными бакенбардами фигура в военном сюртуке и могучим голосом здоровалась с кадетами, Касатский
испытывал восторг влюбленного, такой же, какой он
испытывал после, когда встречал предмет
любви.
Объясняясь в
любви, Вера была пленительно хороша, говорила красиво и страстно, но он
испытывал не наслаждение, не жизненную радость, как бы хотел, а только чувство сострадания
к Вере, боль и сожаление, что из-за него страдает хороший человек.
В его
любви к Марье Петровне я до сих пор видел больше комическую сторону, а теперь понял, какие муки должен был
испытывать этот человек.
Многим кажется, что если исключить из жизни личность и
любовь к ней, то ничего не останется. Им кажется, что без личности нет жизни. Но это только кажется людям, которые не
испытывали радости самоотвержения. Откинь от жизни личность, отрекись от нее, и останется то, что составляет сущность жизни —
любовь, дающее несомненное благо.
И вот я вижу мою добрую старую тетушку в шелковом платье, вижу ее лиловый зонтик с бахромой, который почему-то так несообразен с этой ужасной по своей простоте картиной смерти, лицо, готовое сию минуту расплакаться. Помню выразившееся на этом лице разочарование, что нельзя тут ни
к чему употребить арнику, и помню больное, скорбное чувство, которое я
испытал, когда она мне с наивным эгоизмом
любви сказала: «Пойдем, мой друг. Ах, как это ужасно! А вот ты все один купаешься и плаваешь».
Боюсь, что я ненавижу его. Если я не
испытывал еще
любви, то я не знаю и ненависти, и так странно будет, если ненависть я должен буду начать с отца Марии!.. В каком тумане мы живем, человече! Вот я произнес имя Марии, вот духа моего коснулся ее ясный взор, и уже погасла и ненависть
к Магнусу (или я выдумал ее?), и уже погас страх перед человеком и жизнью (или я выдумал и это?), и великая радость, великий покой нисходят на мою душу.
В нашу кровь и западало что-то горное:
любовь к крутизнам и высоким подъемам,
к оврагам, густо заросшим лопухом и крапивой, которые наше воображение превращало в целые леса,
к отвесным почти «откосам», где карабкались козы — белые и темношерстные: истое нижегородское животное, кормилица мелкого люда. Коз мы любили особенной какой-то
любовью, и когда я в Неаполе в 1870 году увидал их в таком количестве, таких умных и прирученных, я
испытывал точно встречу с чем-то родным.
Но мало и этого, деятельность
любви для людей, признающих жизнь в благе животной личности, представляет такие затруднения, что проявления ее становятся не только мучительными, но часто и невозможными. «Надо не рассуждать о
любви, — говорят обыкновенно люди, не понимающие жизни, а предаваться тому непосредственному чувству предпочтения, пристрастия
к людям, которое
испытываешь, и это-то и есть настоящая
любовь».
Мучительность страдания — это только та боль, которую
испытывают люди при попытках разрывания той цепи
любви к предкам,
к потомкам,
к современникам, которая соединяет жизнь человеческую с жизнью мира.
Чувство, которое я
испытал, было странное умиление, жалость, и совершенно новая
любовь к тебе,
любовь такая, при которой я совершенно перенесся в тебя, и
испытывал то самое, что ты
испытывала.
— Молод ты, Яков Потапович, но считают тебя все не по летам разумным, а потому понимаешь ты, чай, многое, что еще и не
испытывал, поймешь, чай, и сердце девичье, когда первою страстною
любовью оно распаляется, когда притом не понимает или, быть может, не хочет понять той
любви молодец,
к которому несутся все помышления девушки… Понимаешь ли ты все это, Яков Потапович?
Виталина. Так лучше
испытаем силу его
любви к тебе! Он знает, что ты дочь мелкого канцелярского служителя, и это не пугает его.
Любовь его выше всех предрассудков, говорил мне отец, когда просил у меня руки твоей… Что ж?.. спустим тебя одною ступенью ниже, откроемся ему…
Он должен
испытать сначала горькие разочарования и неудачи в
любви к тленным и недостойным предметам.
Князь Никита не
испытал семейных огорчений, как не
испытал и сладостей семейной жизни: он был, как сам называл себя, «старым холостяком», отдававшим всю свою жизнь исключительно делам государственным и придворным интригам, что было в описываемое нами время нераздельно. Его сердце и ум были всецело поглощены колоссальным честолюбием, но в первом, впрочем, находили себе место привязанность
к брату и нежная
любовь к племяннице.
Гориславская. Он отступился, но я должна ли была, могла ли это сделать?.. Когда вы приняли меня
к себе в дом, мне было уже двенадцать лет, кровные связи уж глубоко пустили корни в моем сердце; я знала своего отца,
испытала его ласки, его
любовь, я сама привыкла любить его.
В часы свиданий с Минкиной он стал
испытывать не наслаждения
любви, которой и не было
к ней в его сердце, не даже забвение страсти, а мучения страха перед приближающейся грозой, когда воздух становится так сперт, что нечем дышать, и когда в природе наступает та роковая тишина, предвестница готового разразиться громового удара.
— Прости, соколик мой ясный, прости, желанный мой, из одной
любви к тебе, моему касатику, все это я, подлая, сделала, захотелось привязать тебя еще пуще
к себе и видела я, что хочешь ты иметь от меня ребеночка, а меня Господь наказал за что-то бесплодием, прости, ненаглядный мой, за тебя готова я жизнь отдать, так люблю тебя, из спины ремни вырезать, пулю вражескую за тебя принять,
испытать муку мученическую… — начала, обливаясь слезами, причитать Настасья Федоровна, стараясь поймать в свои объятия ноги отступавшего от нее графа.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился
к Пьеру с вопросом,
испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для
любви и зависти
к законному мужу.
Перетаскивая с дворником мебель, думал о том, как хитро устроен человек: птица
к зиме летит на юг, а человек
испытывает влечение и
любовь к дому своему, коробочке, копошится, устраивает, готовится
к дождям и метелям. Сейчас у меня это носит характер даже увлечения, и только мелькающий в глазах образ моей Лидочки, которая в прежние года по-своему помогала мне в уборке, пронизывает сердце острой и безнадежной болью. Ее-то уж не будет!
Вспоминая теперь всё то зло, которое я делал,
испытал и видел вследствие вражды народов, мне ясно, что причиной всего был грубый обман, называемый патриотизмом и
любовью к отечеству.
Вспомнив затем, как всегда в той жизни, при взгляде в широко открытое окно, не защищенное решеткой, или в небесный простор, я
испытывал потребность лететь, мучительную по своей явной бесплодности и нелепости, — я вдруг почувствовал нежность
к решетке, нежную благодарность, почти
любовь.
Очевидно было, что l’amour, [
любовь,] которую так любил француз, была не та низшего и простого рода
любовь, которую Пьер
испытывал когда-то
к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая
любовь, которую он
испытывал к Наташе (оба рода этой
любви Рамбаль одинаково презирал — одна была l’amour des charretiers, другая l’amour des nigauds); [
любовь извощиков, другая
любовь дурней,] l’amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений
к женщине и в комбинации уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Но не то с душевным состоянием тех людей, которые пользуются насилием, подчиняются ему, участвуют в нем. Все эти тысячи, миллионы людей вместо естественного и свойственного людям чувства
любви к братьям
испытывают ко всем людям, кроме маленького кружка единомышленников, только чувства ненависти, осуждения и страха, и до такой степени заглушают в себе все человеческие чувства, что убийства братьев кажутся им необходимыми условиями блага их жизни.
Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему-то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки,
испытывал одно и то же чувство готовности
к любви и ожидания счастья, которое
испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
Много и много раз я перечитывал нагорную проповедь и всякий раз
испытывал одно и то же: восторг и умиление при чтении тех стихов о подставлении щеки, отдаче рубахи, примирении со всеми,
любви к врагам — и то же чувство неудовлетворенности.