Неточные совпадения
Казалось бы, дело весьма простое: Андрей Петрович весьма мог поручить своему
сыну эту комиссию вместо отсылки через почту; но известие это меня как-то неестественно придавило и
испугало.
— Извольте, извольте, господа, — тотчас же согласился князь, — после первой недоверчивости я решил, что я могу ошибаться и что Павлищев действительно мог иметь
сына. Но меня поразило ужасно, что этот
сын так легко, то есть, я хочу сказать, так публично выдает секрет своего рождения и, главное, позорит свою мать. Потому что Чебаров уже и тогда
пугал меня гласностию…
Мать Василья Райнера это ужасно
пугало, но она не смела противоречить мужу и только старалась усилить на
сына свое кроткое влияние.
Князь, который до сих пор, как уже упомянул я, ограничивался в сношениях с Николаем Сергеичем одной сухой, деловой перепиской, писал к нему теперь самым подробным, откровенным и дружеским образом о своих семейных обстоятельствах: он жаловался на своего
сына, писал, что
сын огорчает его дурным своим поведением; что, конечно, на шалости такого мальчика нельзя еще смотреть слишком серьезно (он, видимо, старался оправдать его), но что он решился наказать
сына,
попугать его, а именно: сослать его на некоторое время в деревню, под присмотр Ихменева.
Его
пугало, что
сын вышел неудачный, а дочь останется одинокою.
— Что, — говорят, —
сыне: выкупу у нас нет, а
пугать, — говорят, — нам неверных не позволено, потому что и без того люди лукавые и непреданные, и с ними из политики мы вежливость соблюдаем.
Ее любовь к
сыну была подобна безумию, смешила и
пугала меня своей силой, которую я не могу назвать иначе, как яростной силой. Бывало, после утренней молитвы, она встанет на приступок печи и, положив локти на крайнюю доску полатей, горячо шипит...
Мурин уже раскаивался, что
испугал Передонова: его
сын учился в гимназии, и потому он считал своею обязанностью всячески угождать гимназическим учителям. Теперь он стал извиняться перед Передоновым и угощал его вином и сельтерскою.
— Это что? — закричала она. — Что это здесь происходит? Вы, Егор Ильич, врываетесь в благородный дом с своей ватагой,
пугаете дам, распоряжаетесь!.. Да на что это похоже? Я еще не выжила из ума, слава богу, Егор Ильич! А ты, пентюх! — продолжала она вопить, набрасываясь на
сына. — Ты уж и нюни распустил перед ними! Твоей матери делают оскорбление в ее же доме, а ты рот разинул! Какой ты порядочный молодой человек после этого? Ты тряпка, а не молодой человек после этого!
— Это, что вы видите, — продолжал он, — кухаркин
сын; всякий день, каналья, волочит ко мне после обеда гребень: «Дяденька, говорит,
попугай неприятелей». Соседки-дьячихи дети, семинаристы, его научили. Прошу вас в комнату.
Рашель все
пугает меня, квакает: класс, класс! Какой класс? Это я — класс! Меня она и ненавидит. Да. Меня.
Сына увела, как цыган — коня. Ну — а внука не получит, нет! (Замолчала, думает.) Что-то мне нездоровится. Устала, что ли… Завари малины!
Все это было беспокойно, и до часу Елена Петровна не ложилась, поджидала
сына; потом долго молилась перед иконой Божьей Матери Утоли Моя Печали и хотела уснуть, но не могла: вспоминался разговор и с каждою минутою
пугал все больше.
Артамонов остановился, обернулся; Илья, протянув руку, указывал книгой на кресты в сером небе. Песок захрустел под ногами отца, Артамонов вспомнил, что за несколько минут пред этим он уже слышал что-то обидное о фабрике и кладбище. Ему хотелось скрыть свою обмолвку, нужно, чтоб
сын забыл о ней, и, по-медвежьи, быстро идя на него, размахивая палкой, стремясь
испугать, Артамонов старший крикнул...
Быком, наклоня голову, Артамонов старший ходил по корпусам, по двору, шагал по улице посёлка,
пугая ребятишек, и всюду ощущал нечто новое, странное: в этом большом деле он являлся почти лишним, как бы зрителем. Было приятно видеть, что Яков понимает дело и, кажется, увлечён им; его поведение не только отвлекало от мыслей о старшем
сыне, но даже примиряло с Ильёй.
— Иов, — говорю, — меня не касается! Я на его месте сказал бы господу: не
пугай, но ответь ясно — где пути к тебе? Ибо аз есмь
сын силы твоея и создан тобою по подобию твоему, — не унижай себя, отталкивая дитя твоё!
Горят аулы; нет у них защиты,
Врагом
сыны отечества разбиты,
И зарево, как вечный метеор,
Играя в облаках,
пугает взор.
Самоотверженная любовь баронессы к
сыну не
пугала ее супруга: с этой стороны он был обеспечен клятвою Амалии, что она не посмеет открыть происхождение Антона и искать правам его законного утверждения.
Виталина. Негодяй хотел только посердить тебя, а, может, и
попугать за равнодушие к
сыну.
«Внук Петра Великого», как сказано было в манифесте Елисаветы Петровны, был совершенно таинственный незнакомец для русских людей.
Сын Анны Петровны, Петр Федорович, долгие годы издали
пугал, как призрак, русских венценосцев. Анна Иоанновна и Анна Леопольдовна ненавидели «чертушку», что живет в Голштинии, как прозвали Петра Федоровича при дворе. Елизавета Петровна решилась рассеять призрак тем, что вызвала его из далекой тьмы на русский свет.