Неточные совпадения
Я рад был бы стереть вас с лица земли, но я уважаю вас: вы не
портите никакого дела; теперь вы занимаетесь дурными делами, потому что так требует ваша обстановка, но дать вам другую обстановку, и вы с
удовольствием станете безвредны, даже полезны, потому что без денежного расчета вы не хотите делать зла, а если вам выгодно, то можете делать что угодно, — стало быть, даже и действовать честно и благородно, если так будет нужно.
Я им это поставил в большую заслугу. Пастор непременно
испортил бы все, сказал бы глупую проповедь и с своим чинным благочестием похож был бы на муху в стакане с вином, которую непременно надобно вынуть, чтоб пить с
удовольствием.
— Я хотела только уехать от благодарности. Кто меня благодарит —
удовольствие мое
портит. Ведь я не для него это сделала, а для себя. Как же он смеет меня благодарить? Я не расслышала, о чем вы меня спрашивали.
— Как за что? за прежние тайные
удовольствия в тиши ночей во святой Москве, в греховном Петербурге; за беседы, за планы, за списки, за все, за все забавы, которых след я сохранил и в кармане и в памяти, и могу вам всю вашу карьеру
испортить.
Не надо было итти, но раз пришел, не надо
портить их
удовольствия.
Эти слова были сигналом к, отъезду кортежа в ближайшую кухмистерскую, где Прокоп заказал погребальный обед. Ели: щи, приготовленные кухаркой Карнеевой, московских поросят с кашей, осетрину по-русски, жареную телятину и ледник (мороженое). И я имел
удовольствие видеть, как во щи капали Прокоповы слезы и нимало не
портили их.
Евгенья Степановна, например, любила кошек, собачек, певчих птичек, которые, надобно заметить, как-то у нее не сорили, не пачкали и ничего не
портили; Василий Васильич совсем не любил их, но самая безобразная, хрипучая моська, с языком на сторону, по прозванию «Калмык», была ему приятна и дорога, потому что ее любила Евгенья Степановна, и он кормил, ласкал отвратительного Калмыка с
удовольствием и благодарностью.
— Ловко! — одобряет публика вывод оратора. А Тяпа мычит, потирая себе грудь. Так же точно он мычит, когда с похмелья выпивает первую рюмку водки. Ротмистр сияет. Читают корреспонденции. Тут для ротмистра — «разливанное море», по его словам. Он всюду видит, как купец скверно делает жизнь и как он
портит сделанное до него. Его речи громят и уничтожают купца. Его слушают с
удовольствием, потому что он — зло ругается.
— К чему это так рано? — продолжала матушка, — я не думаю, чтобы эта бездельная привычка
портить воздух, необходимый для нашего дыхания, могла приносить очень много
удовольствия; но если уже ты хочешь курить, то, пожалуйста, не скрывайся и кури при мне. Это по крайней мере не будет тебя приучать иметь от матери тайны.
Теперь она не видела в нем ничего, кроме неудобного спутника жизни, который
портил ей всякое
удовольствие своим глупым педантизмом и смешными понятиями о чести и всюду ставил ей преграды.