Неточные совпадения
Какое ни придумай
имя, уж непременно найдется в каком-нибудь углу нашего
государства, благо велико, кто-нибудь, носящий его, и непременно рассердится не на живот, а на смерть, станет говорить, что автор нарочно приезжал секретно, с тем чтобы выведать все, что он такое сам, и в каком тулупчике ходит, и к какой Аграфене Ивановне наведывается, и что любит покушать.
Они написали на бумаге по-китайски: «Что за люди? какого
государства, города, селения? куда идут?» На катере никто не знал по-китайски и написали им по-русски
имя фрегата, год, месяц и число.
Овосава — это
имя, Бунгоно — нечто вроде фамилии, которая, кажется, дается, как и в некоторых европейских
государствах, от владений, поместьев или земель, по крайней мере так у высшего сословия.
Они назвали залив, где мы стояли, по
имени, также и все его берега, мысы, острова, деревни, сказали даже, что здесь родина их нынешнего короля; еще объявили, что южнее от них, на день езды, есть место, мимо которого мы уже прошли, большое и торговое, куда свозятся товары в
государстве.
9-го августа, при той же ясной, но, к сожалению, чересчур жаркой погоде, завидели мы тридесятое
государство. Это были еще самые южные острова, крайние пределы, только островки и скалы Японского архипелага, носившие европейские и свои
имена. Тут были Юлия, Клара, далее Якуносима, Номосима, Ивосима, потом пошли саки: Тагасаки, Коссаки, Нагасаки. Сима значит остров, саки — мыс, или наоборот, не помню.
Но А. Д. Самарин столкнулся с темным, иррациональным началом в церковной жизни, в точке скрепления церкви и
государства, с влияниями, которые не могут быть даже названы реакционными, так как для них нет никакого разумного
имени.
Граница между обоими
государствами проходит здесь по прямой линии от устья реки Тур (по-китайски Байминхе [Бай-мин-хэ — речка ста
имен, то есть река, на которой живут многие.]) к реке Сунгаче (по-китайски Суначан [Сунчжа-Ачан — вероятно, название маньчжурское, означающее пять связей — пять сходящихся лучей, пять отрогов и т.д.]), берущей начало из озера Ханка в точке, имеющей следующие географические координаты: 45° 27' с. ш. к 150° 10' в. д. от Ферро на высоте 86 м над уровнем моря.
Нельзя же двум великим историческим личностям, двум поседелым деятелям всей западной истории, представителям двух миров, двух традиций, двух начал —
государства и личной свободы, нельзя же им не остановить, не сокрушить третью личность, немую, без знамени, без
имени, являющуюся так не вовремя с веревкой рабства на шее и грубо толкающуюся в двери Европы и в двери истории с наглым притязанием на Византию, с одной ногой на Германии, с другой — на Тихом океане.
Он объявляет бунт против
государства и всякой власти, но это бунт не во
имя человеческой личности.
Гордитеся, тщеславные созидатели градов, гордитесь, основатели
государств; мечтайте, что слава
имени вашего будет вечна; столпите камень на камень до самых облаков; иссекайте изображения ваших подвигов и надписи, дела ваши возвещающие.
А между тем путаница в понятиях производит путаницу и в практической жизни. Тут мы на каждом шагу встречаемся и с взяточничеством, и с наглейшим обиранием казны, и с полным равнодушием к уплате податей, и, наконец, с особым явлением, известным под
именем сепаратизма. И всё — следствие неясности наших представлений о
государстве.
Да, все политическое существование современной Германии представляет отнюдь не торжество
государства, а только сплошную борьбу во
имя его.
Она жила, распоряжалась, кормила чиновников обедами, выдавала беременных девок замуж за мужиков в дальние деревни, содержала целую стаю приказных, которые
именем ее вели тяжебные дела в судах, и никогда ей даже на мысль не приходило, что она живет и действует таким образом — в
государстве.
Как! когда заводы на Урале в течение двух веков пользовались неизменным покровительством
государства, которое поддерживало их постоянными субсидиями, гарантиями и высокими тарифами; когда заводчикам задаром были отданы миллионы десятин на Урале с лесами, водами и всякими минеральными сокровищами, только насаждай отечественную горную промышленность; когда на Урале во
имя тех же интересов горных заводов не могли существовать никакие огнедействующие заведения, и уральское железо должно совершать прогулку во внутреннюю Россию, чтобы оттуда вернуться опять на Урал в виде павловских железных и стальных изделий, и хромистый железняк, чтобы превратиться в краску, отправлялся в Англию, — когда все это творилось, конечно, притязания какого-то паршивого земства, которое ни с того ни с сего принялось обкладывать заводы налогами, эти притязания просто были смешны.
От
имени Благодетеля объявляется всем нумерам Единого
Государства...
Руки перевязаны пурпурной лентой (старинный обычай: объяснение, по-видимому, в том, что в древности, когда все это совершалось не во
имя Единого
Государства, осужденные, понятно, чувствовали себя вправе сопротивляться, и руки в них обычно сковывались цепями).
— Итак — вы тоже? Вы — Строитель «Интеграла»? Вы — кому дано было стать величайшим конквистадором. Вы — чье
имя должно было начать новую, блистательную главу истории Единого
Государства… Вы?
— Я не знаю, собственно, что вы разумеете под
именем политиков, — возразил ему молодой человек, — но Гегель в отношении права, нравственности и
государства говорит, что истина этих предметов достаточно ясно высказана в положительных законах.
Дьяк прочел им обвинение в намерении извести царя чарами, в преступных сношениях с врагами
государства и в притеснении народа
именем Иоанновым.
Жизнепонимание общественное потому и служило основанием религий, что в то время, когда оно предъявлялось людям, оно казалось им вполне непонятным, мистическим и сверхъестественным. Теперь, пережив уже этот фазис жизни человечества, нам понятны разумные причины соединения людей в семьи, общины,
государства; но в древности требования такого соединения предъявлялись во
имя сверхъестественного и подтверждались им.
«Мы перестали быть людьми и сделались вещами — собственностью вымышленногоо чего-то, что мы называем
государством, которое порабощает каждого во
имя воли всех, тогда как все, взятые отдельно, хотят как раз противное тому, что их заставляют делать…
Так что для всякого человека, посредством воинской повинности поставленного в необходимость вдуматься в значение
государства, во
имя которого от него требуется жертва его спокойствия, безопасности и жизни, не может не быть ясным, что для жертв этих нет уже в наше время никакого основания.
Для того, чтобы убедиться в том, что каждый человек, исполняющий воинскую повинность, становится участником таких дел
государства, которые он не признает и не может признавать, пусть всякий вспомнит только то, что творится в каждом
государстве во
имя порядка и блага народов и исполнителем чего всегда является войско.
При общей же воинской повинности выходит то, что люди, принесши все требуемые от них жертвы для того, чтобы избавиться от жестокости борьбы и от непрочности жизни, после всех принесенных жертв призываются опять ко всем тем опасностям, от которых они думали избавиться, и кроме того та совокупность —
государство, во
имя которой личности отреклись от своих выгод, подвергается опять такой же опасности уничтожения, какой прежде подвергалась сама личность.
Если прежде человеку говорили, что он без подчинения власти
государства будет подвержен нападениям злых людей, внутренних и внешних врагов, будет вынужден сам бороться с ними, подвергаться убийству, что поэтому ему выгодно нести некоторые лишения для избавления себя от этих бед, то человек мог верить этому, так как жертвы, которые он приносил
государству, были только жертвы частные и давали ему надежду на спокойную жизнь в неуничтожающемся
государстве, во
имя которого он принес свои жертвы.
Но ежели бы кто, видя, как извозчик истязует лошадь, почел бы за нужное, рядом фактов, взятых из древности или и в истории развития современных
государств, доказать вред такого обычая, то сие не токмо не возбраняется, но именно и составляет тот высший вид пенкоснимательства, который в современной литературе известен под
именем"науки".
Екатерина Завоевательница стоит на ряду с первыми Героями вселенной; мир удивлялся блестящим успехам Ее оружия — но Россия обожает Ее уставы, и воинская слава Героини затмевается в Ней славою Образовательницы
государства. Меч был первым властелином людей, но одни законы могли быть основанием их гражданского счастья; и находя множество Героев в Истории, едва знаем несколько
имен, напоминающих разуму мудрость законодательную.
Польши нет; но ее мятежные и несчастные жители, утратив
имя свое, нашли мир и спокойствие под державою трех союзных
Государств.
Монархиня говорит, что истинное оскорбление Величества есть только злодейский умысел против Государя (478); что не должно наказывать за слова как за действия (481), кроме случая, в котором возмутитель проповедует мятеж и бунт, следственно, уже действует (480); что слова всего более подвержены изъяснениям и толкам; что безрассудная нескромность не есть злоба (481); что для самого безумного носителя
имени Царей должно определить только исправительное наказание (482); что в «самодержавном
государстве хотя и нетерпимы язвительные сочинения, но что их не должно вменять в преступление, ибо излишняя строгость в рассуждении сего будет угнетением разума, производит невежество, отнимает охоту писать и гасит дарования ума» (484).
Любчанские купцы
От
имени Ганзы высокохвальной
На
государстве здравствуют тебе!
Олег, следуя за течением Днепра, возлюбил красные берега его и в благословенной стране Киевской основал столицу своего обширного
государства; но Великий Новгород был всегда десницею князей великих, когда они славили делами
имя русское. Олег под щитом новогородцев прибил щит свой к вратам цареградским. Святослав с дружиною новогородскою рассеял, как прах, воинство Цимисхия, и внук Ольгин вашими предками был прозван Владетелем мира.
Еще находясь в Берлине, Пугачев, по рассказам принцессы, действовал, насколько было ему возможно, в пользу своей сестры, законной наследницы русского престола, скрывавшейся под разными
именами сначала в Персии, а потом в разных
государствах Европы.
Без Екатерины Понятовскому никогда бы не владеть короной Сигизмундов и Батория, без ее помощи эта корона давно бы слетела с головы его, и, конечно, если бы до императрицы дошли теперь сведения, что он принимает участие в химерических замыслах «всклепавшей на себя
имя», он бы ранее положенного судьбой срока лишился
государства.
Кто мог быть этот человек, которому не ставят на письме никакого титула, а просто пишут одно его короткое
имя: «Филипп Кольберг», тогда как всякому человеку прибавляется хоть «благородие» или хоть «милостивое
государство»?
Во
имя величия
государства и престижа власти истязали людей и народ.
Св. Людовик — явление редкое в истории, редки и люди власти, отдавшие свою силу социальным реформам во
имя человека, а не возрастанию самой власти, могущества
государства и нации.
Правда анархизма против неправды
государства заключается в том, что
государство не должно ставить себе «великих» целей и жертвовать человеком и народом во
имя этих якобы великих целей.
Во
имя своего охранения, своего расширения, своего могущества
государство считает все дозволенным.
— В войске русском, в судах, в местах финансовых, административных, вы везде стоите с нами рядом. Взгляните в адрес-календарь и вы удостоверитесь собственными глазами, сколько польских
имен занимают видные, почетные и выгодные места в
государстве.
Наступил 1565 год. До Новгорода донеслась роковая весть, облетевшая с быстротою молнии все русское
государство; царь оставил Москву на произвол судьбы и удалился в Александровскую слободу. Пришло известие об учреждении неведомой еще опричины, а затем из уст в уста стало переходить грозное
имя Малюты, уже окруженное ореолом крови и стонов.
Стр. 105. МакиавеллиНикколо (1469–1527) — итальянский политический мыслитель, писатель, считавший, что задачи упрочения
государства оправдывают любые средства.
Имя Макиавелли стало нарицательным для характеристики человека, пренебрегающего требованиями морали во
имя своих целей.
По свидетельству иноземцев, приезжавших в Россию для торговли, «Иоанн затмил своих предков могуществом, имеет много врагов и смиряет их. Литва, Польша, Швеция, Дания, Ливония, Крым и Ногаи ужасаются русского
имени» [Н. М. Карамзин. «История
Государства Российского». Т. IX.].
В извинение слабости, веку принадлежавшей, надобно, однако ж, сказать, что люди эти, большею частью дураки только по
имени и наружности, бывали нередко полезнейшими членами
государства, говоря в шутках сильным лицам, которым служили, истины смелые, развеселяя их в минуты гнева, гибельные для подвластных им, намекая в присказочках и побасенках о неправдах судей и неисправностях чиновных исполнителей, — о чем молчали высшие бояре по сродству, хлебосольству, своекорыстию и боязни безвременья.
— Бывают случаи, что полиция или судебная власть арестовывают человека за самое пустое нарушение правил или проступок, но, наведя о нем справки, обнаруживают, что задержанный опасный преступник, скрывающийся под ложным
именем и разыскивается за другие, более важные преступления во Франции или в другом
государстве.
Но не говоря уже о всей несправедливости приложения отжившего закона возмездия к некоторым случаям насилия, оставляя безнаказанными самые ужасные и жестокие насилия, совершаемые
государством во
имя суеверия будущего устройства, приложение грубого возмездия за насилия, совершаемые так называемыми разбойниками, ворами, кроме того явно неразумно и ведет прямо к противоположному той цели, ради которой совершается.
Традиционное русское народничество всегда было враждебно великому
государству и великой культуре, всегда требовало свержения ценностей во
имя народного блага и народных интересов, истребления качеств во
имя количества.