Неточные совпадения
Жили стрельцы в особенной пригородной слободе, названной по их
имени Стрелецкою, а на противоположном конце
города расположилась слобода Пушкарская, в которой обитали опальные петровские пушкари и их потомки.
Есть род людей, известных под
именем: люди так себе, ни то ни се, ни в
городе Богдан, ни в селе Селифан, по словам пословицы.
У тоненького в три года не остается ни одной души, не заложенной в ломбард; у толстого спокойно, глядь — и явился где-нибудь в конце
города дом, купленный на
имя жены, потом в другом конце другой дом, потом близ
города деревенька, потом и село со всеми угодьями.
Из-под нанкового [Нанковая — особая хлопчатобумажная ткань, по
имени китайского
города Нанкина, где она изготовлялась.] жилета торчала манишка, вся скомканная, запачканная и залитая.
В этих словах Самгину послышалась нотка цинизма. Духовное завещание было безукоризненно с точки зрения закона, подписали его солидные свидетели, а иск — вздорный, но все-таки у Самгина осталось от этого процесса впечатление чего-то необычного. Недавно Марина вручила ему дарственную на ее
имя запись: девица Анна Обоимова дарила ей дом в соседнем губернском
городе. Передавая документ, она сказала тем ленивым тоном, который особенно нравился Самгину...
Когда, отдохнув после трудного обеда, все собрались к чаю, вдруг пришел воротившийся из
города обломовский мужик, и уж он доставал, доставал из-за пазухи, наконец насилу достал скомканное письмо на
имя Ильи Иваныча Обломова.
Когда кто приходил посторонний в дом и когда в прихожей не было ни Якова, ни Егорки, что почти постоянно случалось, и Василиса отворяла двери, она никогда не могла потом сказать, кто приходил. Ни
имени, ни фамилии приходившего она передать никогда не могла, хотя состарилась в
городе и знала в лицо последнего мальчишку.
О Якутске собственно я знал только, да и вы, вероятно, не больше знаете, что он главный
город области этого
имени, лежит под 62˚ с‹еверной› широты, производит торг пушными товарами и что, как я узнал теперь, в нем нет… гостиницы. Я даже забыл, а может быть и не знал никогда, что в нем всего две тысячи семьсот жителей.
Они написали на бумаге по-китайски: «Что за люди? какого государства,
города, селения? куда идут?» На катере никто не знал по-китайски и написали им по-русски
имя фрегата, год, месяц и число.
Далее по всем направлениям колонии проложены и пролагаются вновь шоссе, между портами учреждено пароходство; возникло много новых
городов, которых
имена приобретают в торговом мире более и более известности.
Нам подали шлюпки, и мы, с людьми и вещами, свезены были на прибрежный песок и там оставлены, как совершенные Робинзоны. Что толку, что Сибирь не остров, что там есть
города и цивилизация? да до них две, три или пять тысяч верст! Мы поглядывали то на шкуну, то на строения и не знали, куда преклонить голову. Между тем к нам подошел какой-то штаб-офицер, спросил
имена, сказал свое и пригласил нас к себе ужинать, а завтра обедать. Это был начальник порта.
Узнав же
имя автора, заинтересовались и тем, что он уроженец нашего
города и сын «вот этого самого Федора Павловича».
Весьма вероятно, что то же самое происходило в разных губернских и уездных
городах, в столицах и господских домах.
Имя автора я узнал через несколько месяцев.
Дня через два она уехала в
город и всем дворовым дала отпускные. Потом совершила на их
имя дарственную запись, которою отдавала дворовым, еще при жизни, усадьбу и землю в полную собственность, а с них взяла частное обязательство, что до смерти ее они останутся на прежнем положении.
Рескрипт, можно сказать, даже подстрекнул его. Уверившись, что слух о предстоящей воле уже начинает проникать в народ, он призвал станового пристава и обругал его за слабое смотрение, потом съездил в
город и назвал исправника колпаком и таким женским
именем, что тот с минуту колебался, не обидеться ли ему.
В
городе Дубно нашей губернии был убит уездный судья. Это был поляк, принявший православие, человек от природы желчный и злой. Положение меж двух огней озлобило его еще больше, и его
имя приобрело мрачную известность. Однажды, когда он возвращался из суда, поляк Бобрик окликнул его сзади. Судья оглянулся, и в то же мгновение Бобрик свалил его ударом палки с наконечником в виде топорика.
Здесь меч лежал на столпе, из сребра изваянном, на коем изображалися морские и сухопутные сражения, взятие
городов и прочее сего рода; везде видно было вверху
имя мое, носимое Гением славы, над всеми сими подвигами парящим.
Так в
городе и прозвали этих шалунов «подкалывателями», и были между ними
имена, которыми как будто бы гордилась городская хроника: Полищуки, два брата (Митька и Дундас), Володька Грек, Федор Миллер, капитан Дмитриев, Сивохо, Добровольский, Шпачек и многие другие.
— Нет, говорю тебе, француз. Видишь, там у него все: и
города французские и люди с французскими
именами.
По возвращении Вихрова снова в уездный
город, к нему сейчас же явился исправник, под тем будто бы предлогом, чтобы доставить ему два предписания губернатора, присланные на
имя Вихрова.
— Ко мне сейчас почтмейстер заезжал и привез письмо на ваше
имя, которое прислано до востребования; а потом ему писало из Петербурга начальство его, чтобы он вручил его вам тотчас, как вы явитесь в
город.
Ей приходилось жить под чужим
именем, пользуясь фальшивым документом, переодеваться, скрываясь от шпионов, возить пуды запрещенных книг по разным
городам, устраивать побеги для ссыльных товарищей, сопровождать их за границу.
Мальчик, по
имени Валек, высокий, тонкий, черноволосый, угрюмо шатался иногда по
городу без особенного дела, заложив руки в карманы и кидая по сторонам взгляды, смущавшие сердца калачниц. Девочку видели только один или два раза на руках пана Тыбурция, а затем она куда-то исчезла, и где находилась — никому не было известно.
— Да, я знаю, что ни вы, ни он не назвали моего
имени, но ваше рыцарство пропало понапрасну: все равно по
городу катится сплетня.
К концу академического года Введенский покинул гимназию, постригся в монахи под
именем Мисаила и очень скоро получил место ректора семинарии в поволжском
городе.
Так прошли перед выпускными юнкерами все фельдфебели, портупей-юнкера и юнкера с высокими отметками. Соблазнительные полки с хорошими стоянками быстро разбирались. Для второразрядных оставались только далекие места в провинциальных уездных
городах,
имена которых юнкера слышали первый раз в своей жизни.
Князь Василий Львович привез с собою вдовую сестру Людмилу Львовну, по мужу Дурасову, полную, добродушную и необыкновенно молчаливую женщину; светского молодого богатого шалопая и кутилу Васючкб, которого весь
город знал под этим фамильярным
именем, очень приятного в обществе уменьем петь и декламировать, а также устраивать живые картины, спектакли и благотворительные базары; знаменитую пианистку Женни Рейтер, подругу княгини Веры по Смольному институту, а также своего шурина Николая Николаевича.
Что-то как бы напомнилось ему при
имени «шпигулинские». Он даже вздрогнул и поднял палец ко лбу: «шпигулинские!» Молча, но всё еще в задумчивости, пошел он, не торопясь, к коляске, сел и велел в
город. Пристав на дрожках за ним.
— Следовало бы это, следовало! — горячился Егор Егорыч. — Глупый, дурацкий
город! Но, к несчастию, тут вот еще что: я приехал на ваши рамена возложить новое бремя, — съездите, бога ради, к князю и убедите его помедлить высылкой на каторгу Лябьева, ибо тот подал просьбу на высочайшее
имя, и просите князя не от меня, а от себя, — вы дружественно были знакомы с Лябьевым…
Егор Егорыч, поняв, что старухи в этом случае не переубедишь, на другой день послал в
город за секретарем уездного суда, который и написал на
имя Музы дарственную от Юлии Матвеевны, а на
имя Сусанны — духовную.
Второе: архивариус земского суда откопал в старых делах показание одного бродяги-нищего, пойманного и в суде допрашивавшегося, из какового показания видно, что сей нищий назвал себя бежавшим из Сибири вместе с другим ссыльным, который ныне служит у господина губернского предводителя Крапчика управляющим и
имя коего не Тулузов, а семинарист Воздвиженский, сосланный на поселение за кражу церковных золотых вещей, и что вот-де он вывернулся и пребывает на свободе, а что его, старика, в тюрьме держат; показанию этому, как говорит архивариус, господа члены суда не дали, однако, хода, частию из опасения господина Крапчика, который бы, вероятно, заступился за своего управителя, а частию потому, что получили с самого господина Тулузова порядочный, должно быть, магарыч, ибо неоднократно при его приезде в
город у него пировали и пьянствовали.
Ни исправника, ни помощника его в
городе не было. Нас принял непременный член, ветхий старичок, по
имени Пантелей Егорыч, и сейчас же предупредительно посадил.
Между тем настал день, назначенный для судного поединка. Еще до восхода солнца народ столпился на Красной площади; все окна были заняты зрителями, все крыши ими усыпаны. Весть о предстоящем бое давно разнеслась по окрестностям. Знаменитые
имена сторон привлекли толпы из разных сел и
городов, и даже от самой Москвы приехали люди всех сословий посмотреть, кому господь дарует одоление в этом деле.
Жандармский ключ бежал по дну глубокого оврага, спускаясь к Оке, овраг отрезал от
города поле, названное
именем древнего бога — Ярило. На этом поле, по семикам, городское мещанство устраивало гулянье; бабушка говорила мне, что в годы ее молодости народ еще веровал Яриле и приносил ему жертву: брали колесо, обвертывали его смоленой паклей и, пустив под гору, с криками, с песнями, следили — докатится ли огненное колесо до Оки. Если докатится, бог Ярило принял жертву: лето будет солнечное и счастливое.
И разные другие нелепые слухи ходили по
городу о здешней гимназии: говорили о переодетой гимназистом барышне, потом
имя Пыльникова стали понемногу соединять с Людмилиным. Товарищи начали дразнить Сашу любовью к Людмиле. Сперва он легко относился к этим шуточкам, потом начал по временам вспыхивать и заступаться за Людмилу, уверяя, что ничего такого не было и нет.
Варвара жаловалась Грушиной на свою Наталью. Грушина указала ей новую прислугу, Клавдию, и расхвалила ее. Решили ехать за нею сейчас же, на Самородину-речку, где она жила пока у акцизного чиновника, на-днях получившего перевод в другой
город. Варвару остановило только
имя. Она с недоумением спросила...
Та жизнь, о которой хвалебно и красочно говорил отец, обошла
город, в котором человек, по
имени Самсон, был горбат, плешив, кривонос и шил картузы из старых штанов.
Верстах в семнадцати от Нового Багрова принимает он в себя наш Бугуруслан и, усиленный его водами, недалеко от
города Бугуруслана соединяется с Большим Кинелем, теряя в нем знаменательное и звучное свое
имя.
Сергиевск — ныне заштатный
город, давший свое
имя находящимся в двенадцати верстах от него серным источникам, известным под названием Сергиевских серных вод.
Он заготовил в уездном
городе на
имя одного из своих достойных друзей законную доверенность от Прасковьи Ивановны на продажу Парашина и Куролесова (Чурасово из милости оставлял ей) и всякий день два раза спускался в подвал к своей жене и уговаривал подписать доверенность; просил прощенья, что в горячности так строго с нею обошелся; обещался, в случае ее согласия, никогда не появляться ей на глаза и божился, что оставит духовную, в которой, после своей смерти, откажет ей всё имение.
Страшное слово «мачеха», давно сделавшееся прилагательным
именем для выражения жестокости, шло как нельзя лучше к Александре Петровне; но Сонечку нельзя было легко вырвать из сердца отца; девочка была неуступчивого нрава, с ней надо было бороться, и оттого злоба мачехи достигла крайних пределов; она поклялась, что дерзкая тринадцатилетняя девчонка, кумир отца и целого
города, будет жить в девичьей, ходить в выбойчатом платье и выносить нечистоту из-под ее детей…
Сказав свое
имя: «Ариногел Кук» — и сообщив, что живет за
городом, а теперь заблаговременно получил номер в гостинице, Кук пригласил меня разделить его помещение.
Я был или мог быть в
городах этих, но
имена гаваней означали для меня другой «Тулон» и вовсе не тот «Сидней», какие существовали действительно; надписи золотых букв хранили неоткрытую истину.
Прелестный вид, представившийся глазам его, был общий, губернский, форменный: плохо выкрашенная каланча, с подвижным полицейским солдатом наверху, первая бросилась в глаза; собор древней постройки виднелся из-за длинного и, разумеется, желтого здания присутственных мест, воздвигнутого в известном штиле; потом две-три приходские церкви, из которых каждая представляла две-три эпохи архитектуры: древние византийские стены украшались греческим порталом, или готическими окнами, или тем и другим вместе; потом дом губернатора с сенями, украшенными жандармом и двумя-тремя просителями из бородачей; наконец, обывательские дома, совершенно те же, как во всех наших
городах, с чахоточными колоннами, прилепленными к самой стене, с мезонином, не обитаемым зимою от итальянского окна во всю стену, с флигелем, закопченным, в котором помещается дворня, с конюшней, в которой хранятся лошади; дома эти, как водится, были куплены вежливыми кавалерами на дамские
имена; немного наискось тянулся гостиный двор, белый снаружи, темный внутри, вечно сырой и холодный; в нем можно было все найти — коленкоры, кисеи, пиконеты, — все, кроме того, что нужно купить.
Подробнее об этом дальше, а пока я скажу, что «Обреченные» — это беллетристический рассказ с ярким и верным описанием ужасов этого завода, где все
имена и фамилии изменены и не назван даже самый
город, где был этот завод, а главные действующие лица заменены другими, — словом, написан так, чтобы и узнать нельзя было, что одно из действующих лиц — я, самолично, а другое главное лицо рассказа совсем не такое, как оно описано, только разве наружность сохранена…
Актер. Искать
город… лечиться… Ты — тоже уходи… Офелия… иди в монастырь… Понимаешь — есть лечебница для организмов… для пьяниц… Превосходная лечебница… Мрамор… мраморный пол! Свет… чистота, пища… всё — даром! И мраморный пол, да! Я ее найду, вылечусь и… снова буду… Я на пути к возрожденью… как сказал… король… Лир! Наташа… по сцене мое
имя Сверчков-Заволжский… никто этого не знает, никто! Нет у меня здесь
имени… Понимаешь ли ты, как это обидно — потерять
имя? Даже собаки имеют клички…
"Пора!" — шепнул Литвинов и вслед за угольщиками спустился в
город, повернул к зданию железной дороги и отправил телеграмму на
имя Татьяниной тетки, Капитолины Марковны.
— Разорительная затея с этим домом, который я намерена отдать
городу под психиатрическую лечебницу
имени моего отца…
— Нет! — возразил он. — Разрушающий так же славен, как и тот, кто созидает
города. Посмотри — мы не знаем, Эней или Ромул построили Рим, но — точно известно
имя Алариха и других героев, разрушавших этот
город.
Третья страница посвящена корреспонденции из
городов, коих
имена не попали в «Список городских поселений», изданный статистическим отделом министерства внутренних дел.