Неточные совпадения
Этьен был мальчик лет пятнадцати, высокий, мясистый, с испитой физиономией, впалыми, посинелыми внизу глазами и с огромными по летам руками и ногами; он был неуклюж,
имел голос неприятный и неровный, но казался очень
довольным собою и был точно таким, каким мог быть, по моим понятиям, мальчик, которого секут розгами.
Лаврецкий
имел право быть
довольным: он сделался действительно хорошим хозяином, действительно выучился пахать землю и трудился не для одного себя; он, насколько мог, обеспечил и упрочил быт своих крестьян.
Ольга Александровна не ссорилась и старалась быть всем
довольною. Только квартира ей не совсем нравилась: сыровата оказалась, да Ольге Александровне хотелось
иметь при жилье разные хозяйственные удобства, которых Розанов не
имел в виду при спешном найме. Еще Ольге Александровне очень не понравилась купленная мужем тяжелая мебель из красного дерева, но она и в этом случае ограничилась только тем, что почасту называла эту мебель то дровами, то убоищем.
Озеро в Р. неопрятное, низменное; вода в нем тухлая, никуда не пригодная; даже рыба
имеет затхлый, болотный вкус; но вдали, по берегу, разбросано
довольное количество сел, которые, в яркий солнечный день, представляют приятную панораму для глаз.
Квартира Лябьевых в сравнении с логовищем Феодосия Гаврилыча представляла верх изящества и вкуса, и все в ней как-то весело смотрело: натертый воском паркет блестел; в окна через чистые стекла ярко светило солнце и играло на листьях тропических растений, которыми уставлена была гостиная; на подзеркальниках простеночных зеркал виднелись серебряные канделябры со множеством восковых свечей; на мраморной тумбе перед средним окном стояли дорогие бронзовые часы; на столах, покрытых пестрыми синелевыми салфетками, красовались фарфоровые с прекрасной живописью лампы; мебель была обита в гостиной шелковой материей, а в наугольной — дорогим английским ситцем; даже лакеи, проходившие по комнатам,
имели какой-то
довольный и нарядный вид: они очень много выручали от карт, которые по нескольку раз в неделю устраивались у Лябьева.
Девушка сидела задумчивая и побледневшая. Она не могла хорошо разобраться в своих ощущениях, но ее неудержимо тянуло к разговору. Силуян, как это тоже часто бывает у поэтов, почувствовал каким-то инстинктом, что он
имеет успех: лицо у него стало уверенное и
довольное. Он замедлил ход тройки и повернулся опять.
Стало быть, теперь, когда желание мое было осуществлено, я
имел, по-видимому, полное основание считать себя
довольным и осчастливленным.
Но значительное лицо, совершенно, впрочем,
довольный домашними семейными нежностями, нашел приличным
иметь для дружеских отношений приятельницу в другой части города.
— Ну, как проздравлять! — отвечал Спиридон Спиридоныч, очень
довольный тем, что у него просят советов. — Известно как: имею-де счастие обличить вам свое проздравление.
Он говорит, что «политическая система государей московских заслуживала удивление своею мудростию,
имея целию одно благоденствие народа», и что «народ, избавленный князьями московскими от бедствий внутреннего междоусобия и внешнего ига, не жалел о своих древних вечах и сановниках;
довольный действием, не спорил о правах.
Я возвратился домой очень
довольный этой встречей, мне давно хотелось
иметь урок — не для денег, которых хотя было у меня и немного, но доставало на мои умеренные желания, но мне желалось учить, хотелось
иметь право передавать другому свои знания, убеждения, а того и другого было в моей голове довольно в запасе.
Всевозможные тифы, горячки,
Воспаленья — идут чередом,
Мрут, как мухи, извозчики, прачки,
Мерзнут дети на ложе своем.
Ни в одной петербургской больнице
Нет кровати за сотню рублей.
Появился убийца в столице,
Бич
довольных и сытых людей.
С бедняками, с сословием грубым,
Не
имеет он дела! тайком
Ходит он по гостиным, по клубам
С смертоносным своим кистенем.
Очень
довольные таким началом, мы сели отдохнуть под непроницаемой тенью старых лип и даже позавтракали, потому что
имели предусмотрительность запастись хлебом и сыром.
— И то сказать, нельзя быть счастливым и
довольным, если не чувствуешь себя на своем месте, — продолжала Елена Ивановна. — Каждый из вас
имеет свою полосу, каждый из вас трудится и знает, для чего трудится; муж мой строит мосты, одним словом, у каждого свое место. А я? Я только хожу. Полосы у меня своей нет, я не тружусь и чувствую себя как чужая. Всё это я говорю, чтобы вы не судили по наружному виду; если человек одет богато и
имеет средства, то это еще не значит, что он доволен своей жизнью.
Но здесь не то: здесь установившаяся иерархия не
имеет даже надобности быть поддерживаема: так ясна для всех ее польза и необходимость, до такой степени заслужила она внутреннее одобрение каждого, даже наименее ею ублаготворенного, до такой степени все при ней сознают себя счастливыми и
довольными…
Начать с того, что такой господин ни в каком случае не может быть совершенно умным; не может он также
иметь тех добрых качеств душевных качеств, которые извиняют недостаток умственных способностей; это ясно: чтобы постоянно сохранять веселость, нужно, прежде всего, быть
довольным собою и своим положением (что показывает уже некоторую ограниченность природы); но что всего важнее, необходимо чувствовать глубокое равнодушие к положению ближних: все весельчаки страшные эгоисты; это факт.
Одно только лицо в гостиной совсем не
имело скорбного вида — напротив, скорее веселый и
довольный.
«Коршун» снова
имел свой прежний внушительный и красивый вид, и старший офицер, хлопотавший все эти дни на корвете, любовным взором своих маленьких черных глазок ласкал почти готовую грот-мачту, с
довольным видом пощипывая свои длинные, густые черные бакенбарды…
Для нее ничто не было ново: ни подлость Горданова, ни дряблая, старческая ветренность мужа, ни характер проделок Казимиры, и отчеты Ропшина ей были нужны только затем, чтобы поверять образ действий Павла Николаевича, которым Глафира теперь
имела основание быть совершенно
довольною.
Офицеры вышли в сад. После яркого света и шума в саду показалось им очень темно и тихо. До самой калитки шли они молча. Были они полупьяны, веселы, довольны, но потемки и тишина заставили их на минуту призадуматься. Каждому из них, как Рябовичу, вероятно, пришла одна и та же мысль: настанет ли и для них когда-нибудь время, когда они, подобно Раббеку, будут
иметь большой дом, семью, сад, когда и они будут
иметь также возможность, хотя бы неискренно, ласкать людей, делать их сытыми, пьяными,
довольными?
Он, казалось, даже вырос, не говоря уже о том, что пополнел и
имел приятный вид упитанного,
довольного собою и окружающими, человека.
Потом расспрашивал он врача, доволен ли отпускаемыми припасами, не нужно ли ему чего, и, когда Антон успокоил его на счет свой, завел с ним беседу о состоянии Италии, о папе, о политических отношениях тамошних государств и мнении, какое в них
имеют о Руси. Умные вопросы свои и нередко умные возражения облекал он в грубые формы своего нрава, времени и местности.
Довольный ответами Эренштейна, он не раз повторял Аристотелю с видимым удовольствием...
Довольный и веселый, не чуя беды, вернулся Николай Леопольдович в свою петербургскую квартиру. Расплатившись с Милашевичем и по мелким векселям, да еще со скидкою, он
имел удовольствие уложить в опустелый было почти несгораемый шкаф довольно кругленькую сумму в бумагах.