Неточные совпадения
В серой, цвета осеннего неба, шубке, в странной шапочке
из меха голубой белки, сунув руки в муфту такого же
меха, она была подчеркнуто заметна. Шагала расшатанно, идти в ногу с нею было неудобно. Голубой, сверкающий воздух жгуче щекотал ее ноздри, она прятала нос в муфту.
Ломовой счастливо захохотал, Клим Иванович пошел тише, желая послушать, что еще скажет извозчик. Но на панели пред витриной оружия стояло человек десять,
из магазина вышел коренастый человек, с бритым лицом под бобровой шапкой, в пальто с обшлагами
из меха, взмахнул рукой и, громко сказав: «В дантиста!» — выстрелил. В проходе во двор на белой эмалированной вывеске исчезла буква а, стрелок, самодовольно улыбаясь, взглянул на публику, кто-то одобрил его...
Стекла витрин, более прозрачные, чем воздух, хвастались обилием жирного золота, драгоценных камней,
мехов, неисчерпаемым количеством осенних материй, соблазнительной невесомостью женского белья, парижане покрикивали, посмеивались,
из дверей ресторанов вылетали клочья музыки, и все вместе, создавая вихри звуков, подсказывало ритмы, мелодии, напоминало стихи, афоризмы, анекдоты.
Игрушки и машины, колокола и экипажи, работы ювелиров и рояли, цветистый казанский сафьян, такой ласковый на ощупь, горы сахара, огромные кучи пеньковых веревок и просмоленных канатов, часовня, построенная
из стеариновых свеч, изумительной красоты
меха Сорокоумовского и железо с Урала, кладки ароматного мыла, отлично дубленные кожи, изделия
из щетины — пред этими грудами неисчислимых богатств собирались небольшие группы людей и, глядя на грандиозный труд своей родины, несколько смущали Самгина, охлаждая молчанием своим его повышенное настроение.
— Так — уютнее, — согласилась Дуняша, выходя из-за ширмы в капотике, обшитом
мехом; косу она расплела, рыжие волосы богато рассыпались по спине, по плечам, лицо ее стало острее и приобрело в глазах Клима сходство с мордочкой лисы. Хотя Дуняша не улыбалась, но неуловимые, изменчивые глаза ее горели радостью и как будто увеличились вдвое. Она села на диван, прижав голову к плечу Самгина.
Из Кремля поплыл густой рев, было в нем что-то шерстяное, мохнатое, и казалось, что он согревает сыроватый, холодный воздух. Человек в поддевке на лисьем
мехе успокоительно сообщил...
— Дом — тогда дом, когда это доходный дом, — сообщил он, шлепая по стене кожаной, на
меху, перчаткой. — Такие вот дома — несчастье Москвы, — продолжал он, вздохнув, поскрипывая снегом, растирая его подошвой огромного валяного ботинка. — Расползлись они по всей Москве, как плесень, из-за них трамваи, тысячи извозчиков, фонарей и вообще — огромнейшие городу Москве расходы.
Егеря молча слушало человек шесть, один
из них, в пальто на
меху с поднятым воротником, в бобровой шапке, с красной тугой шеей, рукою в перчатке пригладил усы, сказал, вздохнув...
Пришел срок присылки денег
из деревни: Обломов отдал ей все. Она выкупила жемчуг и заплатила проценты за фермуар, серебро и
мех, и опять готовила ему спаржу, рябчики, и только для виду пила с ним кофе. Жемчуг опять поступил на свое место.
Но там удивились, денег ей не дали, а сказали, что если у Ильи Ильича есть вещи какие-нибудь, золотые или, пожалуй, серебряные, даже
мех, так можно заложить и что есть такие благодетели, что третью часть просимой суммы дадут до тех пор, пока он опять получит
из деревни.
Свадьба была отложена до осени по каким-то хозяйственным соображениям Татьяны Марковны — и в доме постепенно готовили приданое.
Из кладовых вынуты были старинные кружева, отобрано было родовое серебро, золото, разделены на две равные половины посуда, белье,
меха, разные вещи, жемчуг, брильянты.
Снесли мы куцавейку, на заячьем
меху была, продали, пошла она в газету и вот тут-то публиковалась: приготовляет, дескать, изо всех наук и
из арифметики: „Хоть по тридцати копеек, говорит, будут платить“.
Специально за дикой кошкой никто не охотится, и убой ее — дело случайное. Местные китайцы
из кошачьего
меха делают зимние воротники и шапки.
Здесь были шкуры зверей, оленьи панты, медвежья желчь, собольи и беличьи
меха, бумажные свечи, свертки с чаем, новые топоры, плотничьи и огородные инструменты, луки, настораживаемые на зверей, охотничье копье, фитильное ружье, приспособления для носки на спине грузов, одежда, посуда, еще не бывшая в употреблении, китайская синяя даба, белая и черная материя, одеяла, новые улы, сухая трава для обуви, веревки и тулузы [Корзины, сплетенные
из прутьев и оклеенные материей, похожей на бумагу, но настолько прочной, что она не пропускает даже спирт.] с маслом.
На ногах у него были надеты штаны, наколенники и унты
из рыбьей кожи, а на голове белое покрывало и поверх него маленькая шапочка
из козьего
меха с торчащим кверху беличьим хвостиком.
Подъезжая к лесу, увидел он соседа своего, гордо сидящего верхом, в чекмене, подбитом лисьим
мехом, и поджидающего зайца, которого мальчишки криком и трещотками выгоняли
из кустарника.
По счастию, мне недолго пришлось ломать голову, догадываясь, в чем дело. Дверь
из передней немного приотворилась, и красное лицо, полузакрытое волчьим
мехом ливрейной шубы, шепотом подзывало меня; это был лакей Сенатора, я бросился к двери.
— Дьяк? — пропела, теснясь к спорившим, дьячиха, в тулупе
из заячьего
меха, крытом синею китайкой. — Я дам знать дьяка! Кто это говорит — дьяк?
Со страхом оборотился он: боже ты мой, какая ночь! ни звезд, ни месяца; вокруг провалы; под ногами круча без дна; над головою свесилась гора и вот-вот, кажись, так и хочет оборваться на него! И чудится деду, что из-за нее мигает какая-то харя: у! у! нос — как
мех в кузнице; ноздри — хоть по ведру воды влей в каждую! губы, ей-богу, как две колоды! красные очи выкатились наверх, и еще и язык высунула и дразнит!
В летнее время он бывает одет в рубаху
из синей китайки или дабы и в такие же штаны, а на плечи про запас, на всякий случай, накинут полушубок или куртка
из тюленьего или собачьего
меха; ноги обуты в меховые сапоги.
Из прорех торчали клочьями бараний
мех или сухая трава.
Для спанья каждый имел козью шкурку, теплые чулки
из кабарожьей шкурки
мехом внутрь и одеяло, а вместо подушки — простой холщевой мешок с запасным бельем.
—
Из дудки только вылезла… — коротко объяснила Окся, оглядывая свой незамысловатый костюм, состоявший
из пестрядинной станушки, ветхого ситцевого сарафанишка и кофточки на каком-то собачьем
меху. — Едва не околела от холоду…
Ухватив второпях старую шубенку на беличьем
меху, она выбежала
из избы.
Дом двухэтажный, зеленый с белым, выстроен в ложнорусском, ёрническом, ропетовском стиле, с коньками, резными наличниками, петухами и деревянными полотенцами, окаймленными деревянными же кружевами; ковер с белой дорожкой на лестнице; в передней чучело медведя, держащее в протянутых лапах деревянное блюдо для визитных карточек; в танцевальном зале паркет, на окнах малиновые шелковые тяжелые занавеси и тюль, вдоль стен белые с золотом стулья и зеркала в золоченых рамах; есть два кабинета с коврами, диванами и мягкими атласными пуфами; в спальнях голубые и розовые фонари, канаусовые одеяла и чистые подушки; обитательницы одеты в открытые бальные платья, опушенные
мехом, или в дорогие маскарадные костюмы гусаров, пажей, рыбачек, гимназисток, и большинство
из них — остзейские немки, — крупные, белотелые, грудастые красивые женщины.
Не вози ты мне золотой и серебряной парчи, ни
мехов черного соболя, ни жемчуга бурмицкого, а привези ты мне золотой венец
из камениев самоцветныих, и чтоб был от них такой свет, как от месяца полного, как от солнца красного, и чтоб было от них светло в темную ночь, как среди дня белого».
Не вози ты мне золотой и серебряной парчи, ни черных
мехов соболя сибирского, ни ожерелья жемчуга бурмицкого, ни золота венца самоцветного, а привези ты мне тувалет
из хрусталю восточного, цельного, беспорочного, чтобы, глядя в него, видела я всю красоту поднебесную и чтоб, смотрясь в него, я не старилась и красота б моя девичья прибавлялася».
Шапки-мурмолки Плавин произвел
из картона, разрисовав его под бараний
мех.
— Семен Яковлевич, скажите мне что-нибудь, я так давно желала с вами познакомиться, — пропела с улыбкой и прищуриваясь та пышная дама
из нашей коляски, которая заметила давеча, что с развлечениями нечего церемониться, было бы занимательно. Семен Яковлевич даже не поглядел на нее. Помещик, стоявший на коленях, звучно и глубоко вздохнул, точно приподняли и опустили большие
мехи.
В средней и самой просторной комнате за небольшим столом помещался Феодосий Гаврилыч, старик лет около шестидесяти, с толсто повязанным на шее галстуком, прикрывавшим его зоб, и одетый в какой-то довольно засаленный чепанчик на беличьем
меху и вдобавок в вязаные
из козьего пуху сапоги.
Но в Сарапуле сел на пароход толстый мужчина, с дряблым, бабьим лицом без бороды и усов. Теплая длинная чуйка и картуз с наушниками
из лисьего
меха еще более усиливали его сходство с женщиной. Он тотчас же занял столик около кухни, где было теплее, спросил чайный прибор и начал пить желтый кипяток, не расстегнув чуйки, не сняв картуза, обильно потея.
Но тут незнакомец удивил его своим непонятным поведением: «Сняв с головы свой странный головной убор (по-видимому,
из бараньего
меха), он согнул стан таким образом, что голова его пришлась вровень с поясом Гопкинса, и, внезапно поймав одной рукой его руку, потянулся к ней губами с неизвестною целью.
Откуда-то из-за угла степенно вышел молодой татарин, снял с головы подбитую лисьим
мехом шапку, оскалил зубы и молча поклонился.
Из Нижнего Гордей Евстратыч действительно привез всем по гостинцу: бабушке — парчи на сарафан и настоящего золотого позумента, сыновьям — разного платья и невесткам — тоже. Самые лучшие гостинцы достались Нюше и Арише; первой — бархатная шубка на собольем
меху, а второй — весь золотой «прибор», то есть серьги, брошь и браслет. Такая щедрость удивила Татьяну Власьевну, так что она заметила Гордею Евстратычу...
Затем уничтожили наспинные ранцы
из телячьей шкуры,
мехом вверх, на которых прежде в походе накатывались свернутые толстым жгутом шинели, что было и тяжело, и громоздко, и неудобно.
Она и Панауров ехали в отдельном купе; на голове у него был картуз
из барашкового
меха какой-то странной формы.
Строгановы на реке Чусовой поставили Чусовской городок; а брат сибирского султана, Махметкул, на 20 июля 1573 года, «со многолюдством татар, остяков и с верхчусовскими вогуличами», нечаянно напал на него, многих российских подданных и ясачных (плативших царскую дань
мехами — ясак) остяков побил, жен и детей разбежавшихся и побитых жителей полонил и в том числе забрал самого посланника государева, Третьяка Чубукова, вместе с его служилыми татарами, с которыми он был послан
из Москвы «в казацкую орду».
В отеле, между тем, m-me Мерова сидела в качестве хозяйки в маленькой гостиной взятого отделения, а Янсутский в полной мундирной форме ртом и
мехами раздувал уголья в находящемся тут камине, чтобы скорее они разгорелись и дали
из себя приятную теплоту.
И вы подумайте, до чего дошел его страх: даже кричать перестал, точно не
из живого, а
из меха дергаю!
Теперь она попала
из одной крайности в другую: теперь, завернувшись в черную бархатную шубейку, обшитую заячьим
мехом, она трепеща отворяет дверь на голодарейку. — Чего тебе бояться, неопытная девушка: Борис Петрович уехал в город, его жена в монастырь, слушать поучения монахов и новости и<з> уст богомолок, не менее ею уважаемых.
Было очень тепло; капитан шел в довольно щегольском меховом пальто, расстегнутом и раскрытом около шеи; цветной атласный галстук с яркой булавкой выглядывал
из меха; шляпа капитана блестела, как полированная, а рукой, обтянутой в модную желтую перчатку с толстыми черными швами, он опирался на трость с большим костяным набалдашником.
Они привозили
из Африки слоновую кость, обезьян, павлинов и антилоп; богато украшенные колесницы
из Египта, живых тигров и львов, а также звериные шкуры и
меха из Месопотамии, белоснежных коней
из Кувы, парваимский золотой песок на шестьсот шестьдесят талантов в год, красное, черное и сандаловое дерево
из страны Офир, пестрые ассурские и калахские ковры с удивительными рисунками — дружественные дары царя Тиглат-Пилеазара, художественную мозаику
из Ниневии, Нимруда и Саргона; чудные узорчатые ткани
из Хатуара; златокованые кубки
из Тира;
из Сидона — цветные стекла, а
из Пунта, близ Баб-эль-Мандеба, те редкие благовония — нард, алоэ, трость, киннамон, шафран, амбру, мускус, стакти, халван, смирну и ладан, из-за обладания которыми египетские фараоны предпринимали не раз кровавые войны.
Марфа Андревна велела показать себе недоношенного внука, взглянула на него, покачала сомнительно головой и потребовала себе
из своей большой кладовой давно не употребляющуюся кармазинную бархатную шубку на заячьем
меху. Ребенка смазали теплым лампадным маслом и всунули в нагретый рукав этой шубки, а самую шубу положили в угол теплой лежанки, у которой стояла кровать Марфы Андревны. Здесь младенец должен был дозреть.
Сидим мы раз с тетушкой, на святках, после обеда у окошечка, толкуем что-то от Божества и едим в поспе моченые яблоки, и вдруг замечаем — у наших ворот на улице, на снегу, стоит тройка ямских коней. Смотрим — из-под кибитки из-за кошмы вылезает высокий человек в калмыцком тулупе, темным сукном крыт, алым кушаком подпоясан, зеленым гарусным шарфом во весь поднятый воротник обверчен, и длинные концы на груди жгутом свиты и за пазуху сунуты, на голове яломок, а на ногах телячьи сапоги
мехом вверх.
Наконец одна спичка вся загорелась и осветила на мгновение
мех его шубы, его руку с золотым перстнем на загнутом внутрь указательном пальце и засыпанную снегом, выбившуюся из-под веретья овсяную солому, и папироса загорелась.
Из кузниц часто выбегали, все в саже, евреи молотобойцы и мальчики, раздувавшие
меха, и смотрели на катанье.
Особенно памятно мне представление «Смерти Иоанна Грозного», — памятно по одному глупому и смешному происшествию. Грозного играл Тимофеев-Сумской. В парчовой длинной одежде, в островерхой шапке
из собачьего
меха — он походил на движущийся обелиск. Для того чтобы придать грозному царю побольше свирепости, он все время выдвигал вперед нижнюю челюсть и опускал вниз толстую губу, причем вращал глазами и рычал, как никогда.
— Если б мы их не истребляли, — сказал министр, — то они вскоре бы нас выгнали
из комнат наших и истребили бы все наши съестные припасы. К тому же мышьи и крысьи
меха у нас в высокой цене по причине их легкости и мягкости. Одним знатным особам дозволено их у нас употреблять.
В синей суконной шубе на лисьем
меху, подпоясанный гарусным кушаком, в мерлушчатой шапке, вылез
из саней Патап Максимыч и, оставя при лошадях работника, зачал в ворота стучать.
Думать, что нет бога, это, по учению Лао-Тсе, всё равно, что верить в то, что если дуешь
мехом, то дух идет
из меха, а не
из воздуха, и что
мех мог бы дуть и там, где не было бы воздуха.