Неточные совпадения
Они испытывали оба одинаковое чувство, подобное тому, какое испытывает ученик после неудавшегося экзамена, оставшись
в том же
классе или навсегда исключенный
из заведения.
Его товарищ с детства, одного круга, одного общества и товарищ по корпусу, Серпуховской, одного с ним выпуска, с которым он соперничал и
в классе, и
в гимнастике, и
в шалостях, и
в мечтах честолюбия, на-днях вернулся
из Средней Азии, получив там два чина и отличие, редко даваемое столь молодым генералам.
Большой дом со старою семейною мебелью; не щеголеватые, грязноватые, но почтительные старые лакеи, очевидно, еще
из прежних крепостных, не переменившие хозяина; толстая, добродушная жена
в чепчике с кружевами и турецкой шали, ласкавшая хорошенькую внучку, дочь дочери; молодчик сын, гимназист шестого
класса, приехавший
из гимназии и, здороваясь с отцом, поцеловавший его большую руку; внушительные ласковые речи и жесты хозяина — всё это вчера возбудило
в Левине невольное уважение и сочувствие.
Потом
в продолжение некоторого времени пустился на другие спекуляции, именно вот какие: накупивши на рынке съестного, садился
в классе возле тех, которые были побогаче, и как только замечал, что товарища начинало тошнить, — признак подступающего голода, — он высовывал ему из-под скамьи будто невзначай угол пряника или булки и, раззадоривши его, брал деньги, соображаяся с аппетитом.
Не шевельнул он ни глазом, ни бровью во все время
класса, как ни щипали его сзади; как только раздавался звонок, он бросался опрометью и подавал учителю прежде всех треух (учитель ходил
в треухе); подавши треух, он выходил первый
из класса и старался ему попасться раза три на дороге, беспрестанно снимая шапку.
Я поставлю полные баллы во всех науках тому, кто ни аза не знает, да ведет себя похвально; а
в ком я вижу дурной дух да насмешливость, я тому нуль, хотя он Солона заткни за пояс!» Так говорил учитель, не любивший насмерть Крылова за то, что он сказал: «По мне, уж лучше пей, да дело разумей», — и всегда рассказывавший с наслаждением
в лице и
в глазах, как
в том училище, где он преподавал прежде, такая была тишина, что слышно было, как муха летит; что ни один
из учеников
в течение круглого года не кашлянул и не высморкался
в классе и что до самого звонка нельзя было узнать, был ли кто там или нет.
Ему на время показалось, как бы он очутился
в какой-то малолетней школе, затем, чтобы сызнова учиться азбуке, как бы за проступок перевели его
из верхнего
класса в нижний.
В тогдашний грубый век это составляло одно
из занимательнейших зрелищ не только для черни, но и для высших
классов.
Так школьник, неосторожно задравши своего товарища и получивши за то от него удар линейкою по лбу, вспыхивает, как огонь, бешеный выскакивает
из лавки и гонится за испуганным товарищем своим, готовый разорвать его на части; и вдруг наталкивается на входящего
в класс учителя: вмиг притихает бешеный порыв и упадает бессильная ярость. Подобно ему,
в один миг пропал, как бы не бывал вовсе, гнев Андрия. И видел он перед собою одного только страшного отца.
Надо брать пример с немцев, у них рост социализма идет нормально, путем отбора лучших
из рабочего
класса и включения их
в правящий
класс, — говорил Попов и, шагнув, задел ногой ножку кресла, потом толкнул его коленом и, наконец, взяв за спинку, отставил
в сторону.
Он перевелся
из другого города
в пятый
класс; уже третий год, восхищая учителей успехами
в науках, смущал и раздражал их своим поведением. Среднего роста, стройный, сильный, он ходил легкой, скользящей походкой, точно артист цирка. Лицо у него было не русское, горбоносое, резко очерченное, но его смягчали карие, женски ласковые глаза и невеселая улыбка красивых, ярких губ; верхняя уже поросла темным пухом.
Утром сели на пароход, удобный, как гостиница, и поплыли встречу караванам барж, обгоняя парусные рыжие «косоуши», распугивая увертливые лодки рыбаков. С берегов,
из богатых сел, доплывали звуки гармоники, пестрые группы баб любовались пароходом, кричали дети, прыгая
в воде, на отмелях.
В третьем
классе, на корме парохода, тоже играли, пели. Варвара нашла, что Волга действительно красива и недаром воспета она
в сотнях песен, а Самгин рассказывал ей, как отец учил его читать...
Рындин — разорившийся помещик, бывший товарищ народовольцев, потом — толстовец, теперь — фантазер и анархист, большой, сутулый, лет шестидесяти, но очень моложавый; у него грубое, всегда нахмуренное лицо, резкий голос, длинные руки. Он пользуется репутацией человека безгранично доброго, человека «не от мира сего». Старший сын его сослан, средний — сидит
в тюрьме, младший, отказавшись учиться
в гимназии, ушел
из шестого
класса в столярную мастерскую. О старике Рындине Татьяна сказала...
— Ты что не играешь? — наскакивал на Клима во время перемен Иван Дронов, раскаленный докрасна, сверкающий, счастливый. Он действительно шел
в рядах первых учеников
класса и первых шалунов всей гимназии, казалось, что он торопится сыграть все игры, от которых его оттолкнули Туробоев и Борис Варавка. Возвращаясь
из гимназии с Климом и Дмитрием, он самоуверенно посвистывал, бесцеремонно высмеивая неудачи братьев, но нередко спрашивал Клима...
Он был сыном уфимского скотопромышленника, учился
в гимназии, при переходе
в седьмой
класс был арестован, сидел несколько месяцев
в тюрьме, отец его
в это время помер, Кумов прожил некоторое время
в Уфе под надзором полиции, затем, вытесненный
из дома мачехой, пошел бродить по России, побывал на Урале, на Кавказе, жил у духоборов, хотел переселиться с ними
в Канаду, но на острове Крите заболел, и его возвратили
в Одессу. С юга пешком добрался до Москвы и здесь осел, решив...
«История — результат культурной деятельности интеллигенции. Конечно — так. Учение о роли
классов в истории? Это — одна
из бесплодных попыток теоретического объяснения социальных противоречий. Не буржуа, не пролетарии пишут историю, а некто третий».
И мешал грузчик
в красной рубахе; он жил
в памяти неприятным пятном и, как бы сопровождая Самгина, вдруг воплощался то
в одного
из матросов парохода, то
в приказчика на пристани пыльной Самары,
в пассажира третьего
класса, который, сидя на корме, ел орехи, необыкновенным приемом раскалывая их: положит орех на коренные зубы, ударит ладонью снизу по челюсти, и — орех расколот.
— Совершенно ясно, что культура погибает, потому что люди привыкли жить за счет чужой силы и эта привычка насквозь проникла все
классы, все отношения и действия людей. Я — понимаю: привычка эта возникла
из желания человека облегчить труд, но она стала его второй природой и уже не только приняла отвратительные формы, но
в корне подрывает глубокий смысл труда, его поэзию.
События
в доме, отвлекая Клима от усвоения школьной науки, не так сильно волновали его, как тревожила гимназия, где он не находил себе достойного места. Он различал
в классе три группы: десяток мальчиков, которые и учились и вели себя образцово; затем злых и неугомонных шалунов, среди них некоторые, как Дронов, учились тоже отлично; третья группа слагалась
из бедненьких, худосочных мальчиков, запуганных и робких,
из неудачников, осмеянных всем
классом. Дронов говорил Климу...
Эти люди, заполняющие амфитеатр, слишком разнообразно одетые, ведут себя нервозно, точно школьники
в классе,
из которого ушел учитель.
— Начал было
в гимназии, да
из шестого
класса взял меня отец и определил
в правление. Что наша наука! Читать, писать, грамматике, арифметике, а дальше и не пошел-с. Кое-как приспособился к делу, да и перебиваюсь помаленьку. Ваше дело другое-с: вы проходили настоящие науки.
— Да, темная… «Чин
из четырнадцати овчин — это я понимаю, так как я сама за чиновником была. Это значит, что он четырнадцатого
класса. А насчет имени и рекомендаций, прямо объявляет, что насчет рекомендаций, говорит, я ими пренебрегаю и у меня их нет, а я гениальные мысли имею и знаю достойных людей, которые всякий мой план готовы привести за триста рублей
в исполнение».
Из географии,
в порядке, по книге, как проходили
в классе, по климатам, по народам, никак и ничего он не мог рассказать, особенно когда учитель спросит...
Я выдумал это уже
в шестом
классе гимназии, и хоть вскорости несомненно убедился, что глуп, но все-таки не сейчас перестал глупить. Помню, что один
из учителей — впрочем, он один и был — нашел, что я «полон мстительной и гражданской идеи». Вообще же приняли эту выходку с какою-то обидною для меня задумчивостью. Наконец, один
из товарищей, очень едкий малый и с которым я всего только
в год раз разговаривал, с серьезным видом, но несколько смотря
в сторону, сказал мне...
Эта, уже утрированная, мечта повлияла даже тогда на мой успех
в седьмом
классе гимназии; я перестал учиться именно
из фанатизма: без образования будто прибавлялось красоты к идеалу.
Прибавлю, однако, что я кончил гимназический курс
в последнем году плохо, тогда как до седьмого
класса всегда был
из первых, а случилось это вследствие той же идеи, вследствие вывода, может быть ложного, который я
из нее вывел.
С самых низших
классов гимназии, чуть кто-нибудь
из товарищей опережал меня или
в науках, или
в острых ответах, или
в физической силе, я тотчас же переставал с ним водиться и говорить.
В гимназии я до самого седьмого
класса был
из первых, я был очень хорош
в математике.
Здесь,
в толпе низшего
класса,
в большинстве, во-первых, бросается
в глаза нагота, как я сказал, а потом преобладает какой-нибудь один цвет, но не
из ярких, большею частью синий.
Нехлюдов, еще не выходя
из вагона, заметил на дворе станции несколько богатых экипажей, запряженных четвернями и тройками сытых, побрякивающих бубенцами лошадей; выйдя же на потемневшую от дождя мокрую платформу, он увидал перед первым
классом кучку народа, среди которой выделялась высокая толстая дама
в шляпе с дорогими перьями,
в ватерпруфе, и длинный молодой человек с тонкими ногами,
в велосипедном костюме, с огромной сытой собакой
в дорогом ошейнике.
Попав
из сельской школы по своим выдающимся способностям
в гимназию, Набатов, содержа себя всё время уроками, кончил курс с золотой медалью, но не пошел
в университет, потому что еще
в VII
классе решил, что пойдет
в народ,
из которого вышел, чтобы просвещать своих забытых братьев.
Была
в нем одна лишь черта, которая во всех
классах гимназии, начиная с низшего и даже до высших, возбуждала
в его товарищах постоянное желание подтрунить над ним, но не
из злобной насмешки, а потому, что это было им весело.
Кстати,
в классах он всегда стоял по учению
из лучших, но никогда не был отмечен первым.
Чистые
в душе и сердце мальчики, почти еще дети, очень часто любят говорить
в классах между собою и даже вслух про такие вещи, картины и образы, о которых не всегда заговорят даже и солдаты, мало того, солдаты-то многого не знают и не понимают
из того, что уже знакомо
в этом роде столь юным еще детям нашего интеллигентного и высшего общества.
Вот раз он бросается на всех на дворе, когда выходили
из классов, а я как раз стою
в десяти шагах и смотрю на него.
Они расходились по домам
из класса со своими ранчиками за плечами, другие с кожаными мешочками на ремнях через плечо, одни
в курточках, другие
в пальтишках, а иные и
в высоких сапогах со складками на голенищах,
в каких особенно любят щеголять маленькие детки, которых балуют зажиточные отцы.
Видишь, действие у меня происходит
в шестнадцатом столетии, а тогда, — тебе, впрочем, это должно быть известно еще
из классов, — тогда как раз было
в обычае сводить
в поэтических произведениях на землю горние силы.
Через год после того, как пропал Рахметов, один
из знакомых Кирсанова встретил
в вагоне, по дороге
из Вены
в Мюнхен, молодого человека, русского, который говорил, что объехал славянские земли, везде сближался со всеми
классами,
в каждой земле оставался постольку, чтобы достаточно узнать понятия, нравы, образ жизни, бытовые учреждения, степень благосостояния всех главных составных частей населения, жил для этого и
в городах и
в селах, ходил пешком
из деревни
в деревню, потом точно так же познакомился с румынами и венграми, объехал и обошел северную Германию, оттуда пробрался опять к югу,
в немецкие провинции Австрии, теперь едет
в Баварию, оттуда
в Швейцарию, через Вюртемберг и Баден во Францию, которую объедет и обойдет точно так же, оттуда за тем же проедет
в Англию и на это употребит еще год; если останется
из этого года время, он посмотрит и на испанцев, и на итальянцев, если же не останется времени — так и быть, потому что это не так «нужно», а те земли осмотреть «нужно» — зачем же? — «для соображений»; а что через год во всяком случае ему «нужно» быть уже
в Северо — Американских штатах, изучить которые более «нужно» ему, чем какую-нибудь другую землю, и там он останется долго, может быть, более года, а может быть, и навсегда, если он там найдет себе дело, но вероятнее, что года через три он возвратится
в Россию, потому что, кажется,
в России, не теперь, а тогда, года через три — четыре, «нужно» будет ему быть.
Один
из самых печальных результатов петровского переворота — это развитие чиновнического сословия.
Класс искусственный, необразованный, голодный, не умеющий ничего делать, кроме «служения», ничего не знающий, кроме канцелярских форм, он составляет какое-то гражданское духовенство, священнодействующее
в судах и полициях и сосущее кровь народа тысячами ртов, жадных и нечистых.
Как и прочих братьев, матушка предположила поместить меня
в московский университетский пансион, состоявший
из осьми
классов и одного приготовительного.
Матушка видела мою ретивость и радовалась.
В голове ее зрела коварная мысль, что я и без посторонней помощи, руководствуясь только программой, сумею приготовить себя, года
в два, к одному
из средних
классов пансиона. И мысль, что я одиниз всех детей почти ничего не буду стоить подготовкою, даже сделала ее нежною.
Один
из вверенных ему учеников, чтобы склонить своего аудитора написать ему
в списке scit, [Знает (лат.).] тогда как он своего урока
в зуб не знал, принес
в класс завернутый
в бумагу, облитый маслом блин.
Вместо этого переезда я осуществил свою мечту, вышел
из шестого
класса кадетского корпуса и начал готовиться на аттестат зрелости для поступления
в университет.
Няни
в России были совсем особым социальным слоем, выходящим
из сложившихся социальных
классов.
Как-то на выставке появился женский портрет ученика
из класса В. А. Серова.
По субботам члены «Русского гимнастического общества»
из дома Редлиха на Страстном бульваре после вечерних
классов имели обычай ходить
в ближайшие Сандуновские бани, а я всегда шел
в Палашовские, рядом с номерами «Англия», где я жил.
На ученической квартире, которую после смерти отца содержала моя мать, я был «старшим».
В этот год одну комнату занимал у нас юноша Подгурский, сын богатого помещика, готовившийся к поступлению
в один
из высших
классов. Однажды директор, посетив квартиру, зашел
в комнату Подгурского
в его отсутствии и повел
в воздухе носом.
Фигура священника Крюковского была по — своему характерная и интересная. Однажды, уже
в высших
классах, один
из моих товарищей, Володкевич, добрый малый, любивший иногда поговорить о высоких материях, сказал мне с глубокомысленным видом...
В пансионе Рыхлинского было много гимназистов, и потому мы все заранее знакомились с этой рукописной литературой.
В одном
из альбомов я встретил и сразу запомнил безыменное стихотворение, начинавшееся словами: «Выхожу задумчиво
из класса». Это было знаменитое добролюбовское «Размышление гимназиста лютеранского вероисповедания и не Киевского округа». По вопросу о том, «был ли Лютер гений или плут», бедняга говорил слишком вольно, и
из «чувства законности» он сам желает, чтобы его высекли.
Мне было интересно узнать, что скрывается
в этой мгла с мрачным неверием, бурей и громами… Но
в это время на одной
из кроватей послышалось движение, и раздался голос младшего Конахевича. Это был мальчик не особенно способный, но усидчивый и серьезный. Старший был прежде его кумиром. Теперь он догнал его, и оба были
в одном
классе.