Неточные совпадения
Свобода
есть что-то гораздо более
изначальное, чем справедливость.
Жестокая судьба государства
есть в конце концов судьба человека, его борьба с хаотическими стихиями в себе и вокруг себя, с
изначальным природным злом, восхождение человека к высшему и уже сверхгосударственному бытию.
Настоящая проблема свободы должна
быть поставлена вне награды и наказания, вне спасения или гибели, вне споров Блаженного Августина с Пелагием, Лютера с Эразмом, вне споров по поводу предопределения, которое нужно отрицать в самой
изначальной постановке вопроса, отрицать самое слово и понятие.
Я могу сказать, что у меня
был опыт
изначальной свободы, и, в связи с ней, и творческой новизны, и зла,
был острый опыт о личности и ее конфликте с миром общего, миром объективации, опыт выхода из власти общего,
был опыт человечности и сострадания,
был опыт о человеке, который
есть единственный предмет философии.
Мой
изначальный и обостренный персонализм, который неверно называют индивидуализмом, должен
был привести к столкновению.
Лозунг о «неприятии мира», провозглашенный мистическим анархизмом,
был изначальным лозунгом моей жизни,
был моей метафизической природой, а не увлечением какой-то эпохи.
Но во мне все же не
было изначальной любви к «жизни».
С П. Флоренским у нас
было изначальное взаимное отталкивание, слишком разные мы
были люди, враждебно разные.
С точки зрения современной психологии мою
изначальную тему можно
было бы формулировать как различение между бессознательным и сознанием, но научная психология и ее представители не способны к философскому обоснованию и развитию учения о бессознательном.
Факт веры, открывающей сущее, факт откровения сущего в вере и
есть изначальный факт, из которого должна исходить гносеология и философия.
Но,
быть может, под этим скрывается другая проблема, более жизненная и гораздо более
изначальная, предшествующая самой абстракции «субъекта»: проблема отношения бытия к бытию, одной функции жизни к досугам функциям мировой жизни.
Истинная философия, религиозная философия всегда открывает
изначальную данность, но открытие этой
изначальной данности
есть сложная работа вследствие помрачения, в котором мы живем.
С нашей точки зрения, гностицизм и прагматизм, интеллектуализм и волюнтаризм одинаково должны
быть преодолены, так как должна
быть сознана
изначальная данность в нас божественного.
Развитие не
есть отрицание прошлого, а
есть утверждение того, что в нем заложено, раскрытие вечных элементов бытия, разворачивание
изначальных качеств, пребывавших в потенциальном состоянии.
Глубоким представляется учение Мейстера Эккерта [Эккерт
был мистиком огромной силы, но он
был пантеист, превратил христианство в религию отвлеченной духовности и явился мистическим истоком протестантизма.] о Перво-Божестве (Gottheit), которое глубже и
изначальнее Бога (Gott).
— Я, — мол, — не потому в монахи пошёл, что сытно
есть хотел, а потому, что душа голодна! Жил и вижу: везде работа вечная и голод ежедневный, жульничество и разбой, горе и слёзы, зверство и всякая тьма души. Кем же всё это установлено, где наш справедливый и мудрый бог, видит ли он
изначальную, бесконечную муку людей своих?
Это
изначальное единство жизни раскололось после грехопадения, когда создался плен плоти и необходимость хозяйства, а тем самым обречено
было на особное существование и искусство.
Ибо Бог превышает (ύπερκείται) всякую сущность, сам не
будучи чем-либо из сущего, но превыше сущего, и из Него же все сущее; ибо только для всех скрытое божество одного Бога
есть изначальная божественная (θεαρχική) сила, которая управляет и т. наз. богами, и ангелами, и святыми людьми, а также она творит (δημιουργός) тех, кто чрез сопричастность становится богами, действительно, сама происходя из себя самой и беспричинно
будучи божеством» (εξ εαυτής και άναιτίως αϋτοθεοτης οδσα).] от всего сущего (δια της πάντων όντων αφαιρέσεως).
Есть какая-то
изначальная тоска и злоба, выражающаяся и в «мировой скорби», и во вражде всего со всем: πόλεμος πατήρ πάντων [Война — отец всех (греч.).
Антиномия тварности
есть лишь дальнейшее раскрытие
изначальной антиномии Абсолютного и относительного, выражающейся в безусловном НЕ отрицательного богословия, противоположном всякому ДА, однако вместе с тем и сопряженном с ним.
890, A: «το ον και αγαθού κρεϊττον εστί καί ενός είλικρενέστερον καί μονάδος άρχεγονώτερον» (Сущее лучше блага, чище единого и
изначальное монады).]; его нельзя, наконец, назвать и жизнью, он больше и выше, чем жизнь, он
есть вечный и неиссякаемый источник жизни» [De Profug.
Разрыв мужского и женского начала, отличающий природу власти и проявляющийся в ее жестком и насильническом характере, коренится в
изначальном нарушении полового равновесия в человечестве, а вовсе не связан с той или иной частной формой государственности, которая и вся-то вообще
есть внешняя реакция на внутреннее зло в человеке.
Практическое устремление религии Abgeschiedenheit
есть буддийская нирвана, не только акосмизм, но и антикосмизм: вырваться из мира, который возникает чрез раздвоение твари и Бога, в
изначальное божественное ничто. Очевидно, это воззрение не дает места идее истории, мирового процесса, мирового свершения: идеал восстановления первоначального состояния, апокатастасйс,
есть здесь голое отрицание мира.
Соединение полов, зачатие и рождение,
есть, по
изначальному определению Божию, норма пола [Об этом с исключительной прозорливостью учит в своей антропологии А. Н. Шмидт (цит. соч.), которая грешит разве только недостаточным признанием этой нормы для человечества в земном его бытии.].
Отсюда следует, между прочим, что самая эта антитеза духа и тела, столь излюбленная у метафизиков и моралистов, выражает собой не
изначальную сущность тела, но лишь известную его модальность, определенное состояние телесности (или, что в данном случае
есть одно и то же, духовности), но не ее существо; отсюда понятна и неизбежная ограниченность и связанная с нею ложность одинаково как спиритуализма, так и материализма, в которых допускается одна и та же ошибка: модальность, состояние, смешивается с самым существом телесности и сопряженной с ней духовности.
Она
есть изначальная ценность и единство, она характеризуется отношением к другому и другим, к миру, к обществу, к людям, как отношением творчества, свободы и любви, а не детерминации.
Общество предполагает раздельность его членов,
изначальная слиянность не
есть общество, и в ней нет личности (Эспинас).
Обращаясь к самопознанию, которое
есть одно из главных источников философского познания, я открываю в себе
изначальное, исходное: противление мировой данности, неприятие всякой объектности, как рабства человека, противоположение свободы духа необходимости мира, насилию и конформизму.
В сознании в себе первородного греха нет ничего унизительного для человека, как оно
есть в сознании своего
изначального ничтожества, своего происхождения из грязи.
Познание
есть всегда победа над древним,
изначальным страхом, ужасом.
Если человек
есть существо падшее и если пал он в силу присущей ему
изначальной свободы, то это значит, что он
есть существо высокое, свободный дух.
Рок и
есть то, что связано с меонической свободой, с
изначальной тьмой, с Ungrund’ом.
И этот меон
есть тайна
изначальной, первичной, домирной, добытийственной свободы в человеке.
В человеке
есть принцип свободы,
изначальной, ничем и никем не детерминированной свободы, уходящей в бездну небытия, меона, свободы потенциальной, и
есть принцип, определенный тем, что он
есть образ и подобие Божье, Божья идея, Божий замысел, который она может осуществить или загубить.
Если это ничто
есть изначальная, бездонная свобода, меоническая, несотворенная, то, хотя и остается непроницаемая тайна, на путях ее познания мы достигаем более осмысленных и менее оскорбительных результатов.
Смерть сопротивляется Божьему творению мира, она
есть возврат к
изначальному небытию.
Человек как
изначальное переживание
есть творение, но не творец.
Но в подлинном высшем гнозисе
есть изначальное откровение смысла, солнечный свет, падающий сверху на лестницу познания.
Баадер говорит, что идея андрогина не должна
была бы
быть чужда теологам: «Теологи всего менее должны
были бы чуждаться понятия
изначальной андрогинности, ибо Мария родила без мужа» [Fr. v. Baaders Leben und theosophischeWerke.
Ибо
изначальный грех и
есть рабство, несвобода духа, подчинение диавольской необходимости, бессилие определить себя свободным творцом, утеря себя через утверждение себя в необходимости «мира», а не в свободе Бога.
Гнозис
есть изначальное осмысливание, в нем
есть мужественная активность Логоса.
Самосознание человека как существа творческого
есть изначальное, а не производное самосознание.
Но правда негативной мистической теологии должна
быть отнесена к Перво-Божеству, к
изначальной Бездне.
Низшая свобода
была для него
изначальная, первая свобода, которая
есть свобода избрания добра, она связана с возможностью греха; высшая свобода
была последней, конечной свободой — свободой в Боге, в добре.
Очень возможно, впрочем, — даже и злодеям нужно отдавать справедливость, — что человек этот, опьяненный видом крови стольких невинных жертв, временно перестал
быть человеком и стал зверем, сыном
изначального хаоса, детищем темных и страшных вожделений.