Неточные совпадения
Дорога идет,
извиваясь между кустарниками, опускаясь в небольшие овраги, где протекают шумные ручьи
под сенью высоких трав; кругом амфитеатром возвышаются синие громады Бешту, Змеиной, Железной и Лысой горы.
Но что бы ни было, читатель,
Увы! любовник молодой,
Поэт, задумчивый мечтатель,
Убит приятельской рукой!
Есть место: влево от селенья,
Где жил питомец вдохновенья,
Две сосны корнями срослись;
Под ними струйки
извилисьРучья соседственной долины.
Там пахарь любит отдыхать,
И жницы в волны погружать
Приходят звонкие кувшины;
Там у ручья в тени густой
Поставлен памятник простой.
По эту сторону насыпи пейзаж был более приличен и не так густо засорен людями: речка
извивалась по холмистому дерновому полю, поле украшено небольшими группами берез, кое-где возвышаются бронзовые стволы сосен,
под густой зеленью их крон — белые палатки, желтые бараки, штабеля каких-то ящиков, покрытые брезентами, всюду красные кресты, мелькают белые фигуры сестер милосердия,
под окнами дощатого домика сидит священник в лиловой рясе — весьма приятное пятно.
Здесь я брал все время у него деньги
под векселя и залоги, и он
извивался передо мною как раб, и вдруг вчера я узнаю от него в первый раз, что я — уголовный преступник.
— Ах, когда я не могу!.. —
извивалась от кокетства Вера, закатывая глаза
под верхние веки. — Когда вы такие симпатичные.
Стал слышен свист. Он
извивался в тишине тонкой струйкой, печальный и мелодичный, задумчиво плутал в пустыне тьмы, искал чего-то, приближался. И вдруг исчез
под окном, точно воткнувшись в дерево стены.
— Попался! — давя его, шептал Кожемякин, но от волнения сердце остановилось, руки ослабели, вор,
извиваясь, вылез из-под него и голосом Дроздова прошептал...
Узкая, едва заметная тропинка
извивалась по болоту; по обеим сторонам ее расстилались, по-видимому, зеленеющие луга; но горе проезжему, который, пленясь их наружностию, решился бы съехать в сторону с грязной и беспокойной дороги:
под этой обманчивой зеленой оболочкою скрывалась смерть, и один неосторожный шаг на эту бездонную трясину подвергал проезжего неминуемой гибели; увязнув раз, он не мог бы уже без помощи других выбраться на твердое место: с каждым новым усилием погружался бы все глубже и, продолжая тонуть понемногу, испытал бы на себе все мучения медленных казней, придуманных бесчеловечием и жестокостию людей.
Тут дорога, которая версты две
извивалась полями, повернула налево и пошла лесом. Кирша попевал беззаботно веселые песни, заговаривал с проезжим, шутил; одним словом, можно было подумать, что он совершенно спокоен и не опасается ничего. Но в то же время малейший шорох возбуждал все его внимание: он приостанавливал
под разными предлогами своего коня, бросал зоркий взгляд на обе стороны дороги и, казалось, хотел проникнуть взором в самую глубину леса.
Тут тропинка снова постепенно ползла на отлогую длинную гору,
извиваясь между дерев как змея, исчезая по временам
под сухими хрупкими листьями и хворостом.
Мы шли узкой тропинкой, по ней взад и вперёд ползали маленькие красные змейки,
извиваясь у нас
под ногами. Тишина, царившая вокруг, погружала в мечтательно-дремотное состояние. Следом за нами по небу медленно двигались чёрные стаи туч. Сливаясь друг с другом, они покрыли всё небо сзади нас, тогда как впереди оно было ещё ясно, хотя уже клочья облаков выбежали в него и резво неслись куда-то вперёд, обгоняя нас.
— Вставай, я никому не скажу, — сказал он шёпотом, уже понимая, что убил мальчика, видя, что из-под щеки его, прижатой к полу, тянется,
извиваясь, лента тёмненькой крови.
Уже совершенно стемнело, когда они переехали через каменный мост,
под которым узкой лентой
извивалась зловонная речка; в ней дрожали, расплываясь, отражения уличных фонарей.
А по краям дороги,
под деревьями, как две пёстрые ленты, тянутся нищие — сидят и лежат больные, увечные, покрытые гнойными язвами, безрукие, безногие, слепые…
Извиваются по земле истощённые тела, дрожат в воздухе уродливые руки и ноги, простираясь к людям, чтобы разбудить их жалость. Стонут, воют нищие, горят на солнце их раны; просят они и требуют именем божиим копейки себе; много лиц без глаз, на иных глаза горят, как угли; неустанно грызёт боль тела и кости, — они подобны страшным цветам.
Я беру у него каплю крови и смотрю
под микроскопом: среди кровяных телец быстро
извиваются тонкие спиральные существа; это спириллы возвратного тифа, и я с полною уверенностью говорю: у больного — возвратный тиф.
Все бросились наверх и были поражены тем, что увидали. Действительно, море точно горело по бокам корвета, вырываясь из-под него блестящим, ослепляющим глаз пламенем. Около океан сиял широкими полосами,
извиваясь по мере движения волны змеями, и, наконец, в отдалении сверкал пятнами, звездами, словно брильянтами. Бока корвета, снасти, мачты казались зелеными в этом отблеске.
A часом позднее, одетые в ситцевые, крестьянские, изрядно помятые рубахи и наскоро перешитые ими штаны, доставшиеся солдатикам после поимки двух австрийских шпионов, простоволосые, с умышленно растрепанными головами и Бог весть откуда добытыми онучами, Игорь и Милица, стараясь производить возможно менее шума,
извиваясь, как змеи между буграми и холмиками, тянувшимися цепью вплоть до самой деревни, занятой неприятелем, выползли на поле-пустырь, из-под прикрытья лесной опушки.
Дальше улица была немощеная, заросшая гусиной гречей, пересекалась большим оврагом, где
под доской, переброшенной для пешеходов, в черной тинистой воде
извивались жирные пиявки.
Маленькие «макаки»
извивались под сапожищами лохматого чудовища с кровожадною рожею, и это чудовище олицетворяло Россию.
То во всей этой красоте все что-то портит: в роднике я вижу бездну пиявиц, вокруг пальмы прыгают огромные жабы, а
под самым бальзамным кустом
извивается аспид.
Сцена представляет английский сад; вправо беседка; перед нею садовые скамейки и несколько стульев; влево площадка
под древнею липою, обставленная кругом скамейками; от нее, между кустами и деревьями, вьются в разных направлениях дорожки; впереди решетка садовая, примыкающая к богатому господскому дому; за нею видны луга, по которым
извивается река, и село на высоте. Подле беседки, на ветвях деревьев, висят две епанчи, бумажный венец и шлем.
О. Василий быстро обернулся: там, где темнела среди ветел крыша его домика, неподвижно стоял густой клуб черного смолистого дыма, и
под ним
извивалось, словно придавленное, багровое, без свету, пламя.