Неточные совпадения
Вчерашнего дни я…» Ну, тут уж пошли дела семейные: «…
сестра Анна Кириловна приехала к нам
с своим мужем; Иван Кирилович очень потолстел и всё
играет на скрипке…» — и прочее, и прочее.
— Благодарствуйте, что сдержали слово, — начала она, — погостите у меня: здесь, право, недурно. Я вас познакомлю
с моей
сестрою, она хорошо
играет на фортепьяно. Вам, мсьё Базаров, это все равно; но вы, мсьё Кирсанов, кажется, любите музыку; кроме
сестры, у меня живет старушка тетка, да сосед один иногда наезжает в карты
играть: вот и все наше общество. А теперь сядем.
Сестры Сомовы жили у Варавки, под надзором Тани Куликовой: сам Варавка уехал в Петербург хлопотать о железной дороге, а оттуда должен был поехать за границу хоронить жену. Почти каждый вечер Клим подымался наверх и всегда заставал там брата, играющего
с девочками. Устав
играть, девочки усаживались на диван и требовали, чтоб Дмитрий рассказал им что-нибудь.
Сестра рассказала про детей, что они остались
с бабушкой,
с его матерью и, очень довольная тем, что спор
с ее мужем прекратился, стала рассказывать про то, как ее дети
играют в путешествие, точно так же, как когда-то он
играл с своими двумя куклами —
с черным арапом и куклой, называвшейся француженкой.
Наконец все кое-как улаживается. К подъезду подают возок, четвернею навынос, в который садится матушка
с сестрой — и очень редко отец (все знакомые сразу угадывали, что он «никакой роли» в доме не
играет).
Сестры на нетерпеливые расспросы мамаши отвечали очень подробно, и, во-первых, что «ровно ничего, кажется, без нее не случилось», что князь приходил, что Аглая долго к нему не выходила,
с полчаса, потом вышла, и, как вышла, тотчас же предложила князю
играть в шахматы; что в шахматы князь и ступить не умеет, и Аглая его тотчас же победила; стала очень весела и ужасно стыдила князя за его неуменье, ужасно смеялась над ним, так что на князя жалко стало смотреть.
У Сони была большая кукла,
с ярко раскрашенным лицом и роскошными льняными волосами, подарок покойной матери. На эту куклу я возлагал большие надежды и потому, отозвав
сестру в боковую аллейку сада, попросил дать мне ее на время. Я так убедительно просил ее об этом, так живо описал ей бедную больную девочку, у которой никогда не было своих игрушек, что Соня, которая сначала только прижимала куклу к себе, отдала мне ее и обещала в течение двух-трех дней
играть другими игрушками, ничего не упоминая о кукле.
Ее начал серьезно лечить Сверстов, объявивши Егору Егорычу и Сусанне, что старуха поражена нервным параличом и что у нее все более и более будет пропадать связь между мозгом и языком, что уже и теперь довольно часто повторялось; так, желая сказать: «Дайте мне ложку!» — она говорила: «Дайте мне лошадь!» Муза
с самого первого дня приезда в Кузьмищево все посматривала на фортепьяно, стоявшее в огромной зале и про которое Муза по воспоминаниям еще детства знала, что оно было превосходное, но
играть на нем она не решалась, недоумевая, можно ли так скоро после смерти
сестры заниматься музыкой.
Малолетний сынок то смотрел, как удят рыбу
сестры (самому ему удить на глубоких местах еще не позволяли), то
играл около матери, которая не спускала
с него глаз, боясь, чтоб ребенок не свалился как-нибудь в воду.
У него в оперетке тогда
играли С.А. Бельская, О.О. Садовская, Зорина, Рюбан (псевдоним его
сестры А.В Лентовской, артистки Малого театра), Правдин, Родон, Давыдов, Ферер — певец Большого театра.
Она разволновалась, так что даже на щеках у нее выступил легкий румянец, и
с увлечением говорила о том, будет ли прилично, если она благословит Алешу образом; ведь она старшая
сестра и заменяет ему мать; и она все старалась убедить своего печального брата, что надо
сыграть свадьбу как следует, торжественно и весело, чтобы не осудили люди.
В большом доме напротив, у инженера Должикова
играли на рояле. Начинало темнеть, и на небе замигали звезды. Вот медленно, отвечая на поклоны, прошел отец в старом цилиндре
с широкими загнутыми вверх полями, под руку
с сестрой.
Я начал опять вести свою блаженную жизнь подле моей матери; опять начал читать ей вслух мои любимые книжки: «Детское чтение для сердца и разума» и даже «Ипокрену, или Утехи любословия», конечно не в первый раз, но всегда
с новым удовольствием; опять начал декламировать стихи из трагедии Сумарокова, в которых я особенно любил представлять вестников, для чего подпоясывался широким кушаком и втыкал под него, вместо меча, подоконную подставку; опять начал
играть с моей
сестрой, которую
с младенчества любил горячо, и
с маленьким братом, валяясь
с ними на полу, устланному для теплоты в два ряда калмыцкими, белыми как снег кошмами; опять начал учить читать свою сестрицу: она училась сначала как-то тупо и лениво, да и я, разумеется, не умел приняться за это дело, хотя очень горячо им занимался.
— Чужой:
сестра моя
с барином
играла, оно и сказывается.
Сестра Татьяна вдруг привезла из Воргорода жениха, сухонького, рыжеватого человечка в фуражке инженера; лёгкий, быстрый на ногу, очень весёлый, он был на два года моложе Татьяны, и, начиная
с неё, все в доме сразу стали звать его Митя. Он
играл на гитаре, пел песни, одна из них, которую он распевал особенно часто, казалась Якову обидной для
сестры и очень возмущала мать.
С самой середы, когда обещано было представленье в цирке, до четверга, — благодаря нежной заботливости Верочки, ее уменью развлекать
сестру и брата, оба вели себя самым примерным образом. Особенно трудно было справиться
с Зизи, — девочкой болезненной, заморенной лекарствами, в числе которых тресковый жир
играл видную роль и служил всегда поводом к истерическим рыданьям и капризам.
Приехав к святкам домой, я увидел Тетясю и меньше обратил на нее внимания, нежели на маменькин самовар. Не знаю, наружность ли Тетяси была так обыкновенна или судьба моя не пришла, только я видел ее и не видел, смотрел на нее и не смотрел. Она была
с моими
сестрами,
с которыми я, по причине различных занятий, редко видался, исключая Софийки, которую я обучал
играть на гуслях и петь кантики.
Играла m-lle Allan, приехавшая из Петербурга; после спектакля он хотел ехать; но, за большим разгоном, лошадей не достали, и Гоголь
с сестрою ночевали у нас.
Софья начала ноктюрн. Она
играла довольно плохо, но
с чувством.
Сестра ее
играла одни только польки и вальсы, и то редко. Подойдет, бывало, своей ленивой походкой к роялю, сядет, спустит бурнус
с плеч на локти (я не видал ее без бурнуса), заиграет громко одну польку, не кончит, начнет другую, потом вдруг вздохнет, встанет и отправится опять к окну. Странное существо была эта Варвара!
— Ты сегодня сразу, как приехала,
играть начала что-то… Я еще не понимаю этого… ну, смотри, пойму, неладно тебе будет! И улыбочки у тебя этакие… и всё такое… Я тоже
с вашей
сестрой умею обращаться…
— Конечно, Танечка, конечно, пускай
сыграет, — упрашивала она
сестру, и вдруг со своей обычной стремительностью, схватив за руку маленького пианиста, она потащила его в залу, повторяя: — Ничего, ничего… Вы
сыграете, и она останется
с носом… Ничего, ничего.
Напрасно он называл себя ее сыном, но она не верила, и спустя несколько времени просит он: «Позволь мне, матушка, взять сааз и идти, я слышал, здесь близко есть свадьба:
сестра меня проводит; я буду петь и
играть, и все, что получу, принесу сюда и разделю
с вами».
Другая
сестра, Соня, девочка шести лет,
с кудрявой головкой и
с цветом лица, какой бывает только у очень здоровых детей, у дорогих кукол и на бонбоньерках,
играет в лото ради процесса игры.
Здесь я брал уроки английского языка у одной из княжон, читал
с ней Шекспира и Гейне, музицировал
с другими
сестрами, ставил пьесы,
играл в них как главный режиссер и актер, читал свои критические этюды, отдельные акты моих пьес и очерки казанской жизни, вошедшие потом в роман"В путь-дорогу".
Она жила
с своей старшей
сестрой, танцовщицей Марьей Александровной, у Владимирской церкви, в доме барона Фредерикса. Я нашел ее такой обаятельной, как и на сцене, и мое авторское чувство не мог не ласкать тот искренний интерес,
с каким она отнеслась к моей пьесе. Ей сильно хотелось
сыграть роль Верочки еще в тот же сезон, но
с цензурой разговоры были долгие.
Зимой в 1863 году поехал я на свидание
с моей матерью и пожил при ней некоторое время. В Нижнем жила и моя
сестра с мужем. Я вошел в тогдашнее нижегородское общество. И там театральное любительство уже процветало. Меня стали просить ставить"Однодворца"и
играть в нем. Я согласился и не только
сыграл роль помещика, но и выступил в роли графа в одноактной комедии Тургенева"Провинциалка".
Тут был уютный двухэтажный домик
с маленькими окнами; весною из этих окон неслись нежные звуки рояля; стройная и высокая красавица,
сестра моего товарища,
играла Шопена.
Да! Девочки Конопацкие
с их тетей, Екатериной Матвеевной. И Люба, и Катя, и Наташа! Я повел гостей в сад… Не могу сейчас припомнить, были ли в то время дома
сестры, старший брат Миша. Мы гуляли по саду,
играли, — и у меня в воспоминании я один среди этой опьяняющей радости, милых девичьих улыбок, блеска заходящего солнца и запаха сирени.
Мой старший брат Миша
играть не любил. Он больше интересовался лошадьми и все свободное время проводил в конюшне
с кучером Тарасычем.
Играл я обычно
с сестрою Юлею, моложе меня на полтора года. Вот как мы
с нею
играли.
Что-нибудь экстренное заставило ее двоюродную
сестру выехать утром. Обыкновенно она выезжала после двух. Но Любаша все-таки прошла наверх, завернула в детскую, где бонна-англичанка
играла с детьми в какую-то поучительную игру, и справилась у Авдотьи Ивановны, в котором часу приходит новая"компаньонка".
Только что стала зима, на Москве торжества и пиры пошли. Сам государь
с сестрой фаворита обручался, фаворит
с Шереметевой, князь Заборовский
с княжной Тростенской. Ровно знал князь Алексей Юрьич, что скоро перемена последует: только Святки минули и свадьбы
играть стало невозбранно, он повенчался
с княжной.
— О! — проговорила слепая девочка. — Это мое единственное желание, господин Гросс! Я хочу видеть не только для себя, но и ради братьев. Мне кажется, что если бы я была зрячей, мальчики больше были бы со мной, им было бы веселее тогда
играть и разговаривать
с бодрой и здоровой
сестрою. А,
играя с ними, я бы могла отговаривать и удерживать их от многих их проказ и шалостей!
Когда Евгения Львовна Дашковская со своей
сестрою подъезжают к дому в Кузнечном, где я живу, я неожиданно получаю приглашение от антрепренерши участвовать у нее на Пороховых еженедельно, а летом поехать
с ее труппой
играть в ее театре, в дачной местности на станции Сиверской.
Доверчивая и честная по натуре, она и не подозревала, что ее двоюродная
сестра играет комедию и
с адским расчетом ловко строит ей роковую западню.
Так
с иронией относился к «невольному путешественнику» непрекрасный пол, но надо сознаться, что в этом отношении
играло роль и ревнивое чувство, пробужденное слишком красноречивыми взглядами их жен,
сестер и дочерей, бросаемыми на «красавчика».
— Да то, что женщина, которая ихнего брата полюбит, ни в грош ими не ставится; им надо, чтобы
играли с ними в любовь, а ежели какая из нашей
сестры по глупости да всерьез к ним привяжется, пиши аминь всему делу… Мужчина такой помыкать начнет, да потом и бросит, как ненужную тряпку… Помни это и люби только самое себя… Чай, если бы он, такой красивый да статный, не светлейшим бы был, а служил бы у нас в кондитерской, ведь не влюбилась бы в него?..