Неточные совпадения
Дни мчались: в воздухе нагретом
Уж разрешалася зима;
И он не сделался поэтом,
Не умер, не сошел с ума.
Весна живит его: впервые
Свои покои запертые,
Где зимовал он, как сурок,
Двойные окна, камелек
Он ясным утром оставляет,
Несется вдоль Невы в санях.
На синих, иссеченных льдах
Играет солнце; грязно тает
На улицах разрытый
снег.
Куда по нем свой быстрый бег...
Было приятно слушать добрые слова, глядя, как
играет в печи красный и золотой огонь, как над котлами вздымаются молочные облака пара, оседая сизым инеем
на досках косой крыши, — сквозь мохнатые щели ее видны голубые ленты неба. Ветер стал тише, где-то светит солнце, весь двор точно стеклянной пылью досыпан,
на улице взвизгивают полозья саней, голубой дым вьется из труб дома, легкие тени скользят по
снегу, тоже что-то рассказывая.
На горах
снег пролежал вплоть до Николы вешнего, а горные речонки
играли двумя неделями позже.
На дворе стояла оттепель; солнце
играло в каплях тающего
на иглистых листьях сосны
снега; невдалеке
на земле было большое черное пятно, вылежанное ночевавшим здесь стадом зубров, и с этой проталины несся сильный запах парного молока.
Оставшись одна, она подошла к окну и встала перед ним, глядя
на улицу. За окном было холодно и мутно.
Играл ветер, сдувая
снег с крыш маленьких сонных домов, бился о стены и что-то торопливо шептал, падал
на землю и гнал вдоль улицы белые облака сухих снежинок…
Играли на полях певучие вьюги, осеняя холмы белыми крыльями, щедро кутая городок в пышные сугробы
снега, выли по ночам голодные, озябшие волки, и, отвечая им, злобно лаяли трусоватые окуровские собаки.
Уже дважды падал мокрый весенний
снег — «внук за дедом приходил»; дома и деревья украсились ледяными подвесками, бледное, но тёплое солнце марта радугой
играло в сосульках льда, а заспанные окна домов смотрели в голубое небо, как прозревшие слепцы. Галки и вороны чинили гнёзда; в поле, над проталинами, пели жаворонки, и Маркуша с Борисом в ясные дни ходили ловить их
на зеркало.
В ту минуту мне казалось, что я весь занят этими ощущениями. За окном
на ветках виднелись хлопья
снега, освещенные желтыми лучами солнца. Золотисто-желтая полоса ярко била в окна и
играла на чайнике, который (я знал это) только что принес Маркелыч. Маркелыча сейчас не было, но я чувствовал его недавнее присутствие и разговор с Титом.
Я начал опять вести свою блаженную жизнь подле моей матери; опять начал читать ей вслух мои любимые книжки: «Детское чтение для сердца и разума» и даже «Ипокрену, или Утехи любословия», конечно не в первый раз, но всегда с новым удовольствием; опять начал декламировать стихи из трагедии Сумарокова, в которых я особенно любил представлять вестников, для чего подпоясывался широким кушаком и втыкал под него, вместо меча, подоконную подставку; опять начал
играть с моей сестрой, которую с младенчества любил горячо, и с маленьким братом, валяясь с ними
на полу, устланному для теплоты в два ряда калмыцкими, белыми как
снег кошмами; опять начал учить читать свою сестрицу: она училась сначала как-то тупо и лениво, да и я, разумеется, не умел приняться за это дело, хотя очень горячо им занимался.
Помню, когда отца несли, то
играла музыка,
на кладбище стреляли. Он был генерал, командовал бригадой, между тем народу шло мало. Впрочем, был дождь тогда. Сильный дождь и
снег.
Все сделается сухо, бело, чисто и опрятно; бесчисленные зверьковые и звериные следы, всяких форм и размеров, показывают, что и звери обрадовались
снегу, что они прыгали,
играли большую часть долгой ночи, валялись по
снегу, отдыхали
на нем в разных положениях и потом, после отдыха, снова начинали сначала необыкновенно сильными скачками свою неугомонную беготню, которая, наконец, получала уже особенную цель — доставление пищи проголодавшемуся желудку.
…
Играл ветер-поземок, вздымая сухой серый
снег, по двору метались клочья сена, ленты мочала, среди двора стоял круглый, пухлый человек в длинной — до пят — холщовой татарской рубахе и в глубоких резиновых галошах
на босую ногу. Сложив руки
на вздутом животе, он быстро вертел короткие большие пальцы, — один вокруг другого, — щупал меня маленькими разноцветными глазами, — правый — зеленый, а левый — серый, — и высоким голосом говорил...
17)
На стр. 89. Юродивый
играет на песчаной косе с ребятишками; это невозможно: тогда все было еще покрыто льдом,
снегом и прибывшею, полою водою.
Осенью над городом неделями стоят серые тучи, поливая крыши домов обильным дождем, бурные ручьи размывают дороги, вода реки становится рыжей и сердитой; городок замирает, люди выходят
на улицы только по крайней нужде и, сидя дома, покорно ждут первого
снега,
играют в козла, дурачки, в свои козыри, слушают чтение пролога, минеи, а кое-где — и гражданских книг.
Старуха думала, что он спит. Но он не спал. Из головы у него не шла лисица. Он успел вполне убедиться, что она попала в ловушку; он даже знал, в которую именно. Он ее видел, — видел, как она, прищемленная тяжелой плахой, роет
снег когтями и старается вырваться. Лучи луны, продираясь сквозь чащу,
играли на золотой шерсти. Глаза зверя сверкали ему навстречу.
Яркое солнце,
играя, блестело
на талом, прозрачной корой обледеневшем
снегу и приятно пригревало лицо и спину.
И никто ее так не полюбит, как я. И будем мы
на белом
снегу свою грустную жизнь доживать. Она — плясать, а я —
на шарманке
играть. И полетим. И под самый серебряный месяц залетим. И туда, черт возьми, скажу я вам, дурацким вашим грязным носам, милые други, не соваться. И все-таки я очень вас люблю и высоко ставлю. Кто из одной бутылки не пивал, тот и дружбы не видал.
С нетерпением ожидал он минуты, когда можно ему будет идти
играть на двор, но весь тот день, как нарочно, шел сильный
снег, и нельзя было и подумать, чтоб выйти из дому.
Приехали в Нижнее Городище. Около трактира,
на унавоженной земле, под которой был еще
снег, стояли подводы: везли большие бутыли с купоросным маслом. В трактире было много народа, всё извозчики, и пахло тут водкой, табаком и овчиной. Шел громкий разговор, хлопали дверью
на блоке. За стеной в лавочке, не умолкая ни
на минуту,
играли на гармонике. Марья Васильевна сидела и пила чай, а за соседним столом мужики, распаренные чаем и трактирной духотой, пили водку и пиво.